Рыжий Ангел - Анастасия-Агата Синкевич

– Но ведь потом будет плохо.

– Будет. Но потом и будет осознание «зачем».

– А нельзя подумать сразу и принять решение?

– В принципе, можно. Можно не принимать наркотики, видя, как твои школьные друзья умирают. Можно не убивать, видя, как оплакивают. Можно… если это внешнее. Но если это внутри, то только пройдя через это, можно ответить на вопрос «зачем».

– А если это приведет к разрушению тебя?

– Значит, в другой жизни будет опять что-то, что даст ту же ситуацию и… все равно надо будет пройти.

– Грехи прошлого?

– Называй как хочешь. Не знаю. Просто не отталкивай меня на пути к познанию.

– А если мое «надо» – это дать тебе понять, что, не вступая на тропу, можно дойти до конца и вернуться к свету?

– Тогда просто будь рядом и дай руку, чтобы можно было вернуться. Ок?

– Ок. Я люблю тебя.

– Даже сейчас?

– Да. Я люблю тебя. Дай руку.

Можно идти к свету, не став тьмой. Иногда познание совсем не то, что кажется нам. Главное, чтобы был кто-то, кто протянет руку.

И не понять вам всего того удовольствия, которое можно получить от шоколада с солеными огурцами. Это только вам, людям, доступно есть сначала одно, а потом другое. Нам, ангелам, лишь раз в сто лет и только за какие-то благие дела разрешается вкусить человеческих яств. Вот и выбираем все возможные вариации, чтобы зараз и по максимуму.

Мда, вкусно-то как! Федюшка-то, ангел небесный и друг мой ясный, позавидует. Ангелы, они тоже завидовать умеют. Но все по-доброму, по-белому. Федюшка хотел картошки с ананасом. Да только не доделал до конца все дела в первую сотню. На рыженьком своем споткнулся. Теперь вот заново готовит душу на новое воплощение. С подготовкой душ все не так-то и просто. Сначала надо душе разъяснить все ее грехи и ошибки. Пожурить. Потом уж похвалить за хорошее, что на Земле было, а уж затем очищать память, наполненную знанием, чтобы в новом воплощении она сама до истины дошла. Вот он сейчас и очищает. Сначала долго так «разбор полетов» устраивал. А теперь охает, ахает, но чистит. Через неделю душу опять на Землю отправит и присматривать будет.

А я вот еще немного шоколада и тоненькую дольку соленого огурца. Я так огурец тоненько-тоненько, почти прозрачными овальчиками нарезал. Шоколад ломаешь на кубики и на каждый по овальчику выкладываешь. Сидишь на облаке, свесив ноги, и кайфуешь. Вкусно!

Мне можно отдохнуть. У меня все души под присмотром. Первые – очищены и теперь ждут истину, чтобы потом в жизни ее искать. Вторые – уже ищут. Вот из вторых есть у меня одна особа. Все ее непонятно куда тянет. Вроде и маячишь ей, что «будь как все: люби – рожай». Нет же. И все стремится истину найти в себе. Все-то не заморачиваются. Быстро ставят себе внешнюю идею, и все путем. А эта нет. Все ищет что-то. Беспокойная моя. А мне думай, как теперь ее на путь истинный поставить. Если еще и учесть, что путей много, то совсем сложно. Вот с остальными – показал путь и живут себе люди. А эта все на многовариантность съезжает. Эх, чувствую, пропущу я в следующую сотню призовое гурманство с такой-то душой на Земле. Всю статистику мне испортит. Ее бы Федюшке передать. Если не пробовал 100 лет, то и 200 не страшно.

Вот и последние кусочки. Ага, все видят – колокольчик зазвенел. Это меня зовут. Сейчас опять наденут, околоколят и все – новая вахта. Новое столетие. Счастливые души – могут шоколад с солеными огурцами кушать.

P. S. А вообще-то, ангелы не едят. Нечем. Не могут. Не дано. Но можно же представить, что… и пусть себе думает, что… Ведь у каждого свое счастье. И вообще, думайте что хотите, а Федюшке все-таки перепадет картошки с ананасами… Ведь если нельзя, но очень хочется, то…

Рождество

Вот так вот сидишь, свесив ноги, и смотришь вниз. Падает снег. И люди думают, что пришла зима. А на самом деле ангелы меняют крылья. Так часто бывает, что на Новый год ангелы меняют крылья. Старые уже не те. И не думайте, что мы просто их снимаем и оставляем где-то в кладовке или на свалке крыльев. Совсем нет. Это довольно-таки мучительный процесс. Под лопатками все чешется. Старые перья выпадают в тот момент, когда новые уже почти пробились сквозь тело. Ощущение в миг, когда прорывается перо, словно нарыв ломается: и больно, и легко, и… как же все чешется. А потом уже, когда старые перья осыпаются, их сметают с неба вам на плечи. А вы думаете – снег. И никто ни разу не спросил, почему снег и перья – белые? Мда… У нас смена крыльев раз в год – зимой. Редко у кого меняются в другое время года. Слишком нерационально такую красоту по перышку показывать. Вот, в принципе, так и можно проверить, много ли над вами, вашим городом или страной, ангелов. Чем больше снега, тем больше нас. А в Рождество у нас столько работы и столько хлопот, что даже не думаешь о том, что крылья обновляются. Рождество как эстафетная палочка, когда «старые перья, которые еще остались, учат молодые летать». Даже крылья учатся летать. А мы учимся жить с крыльями. Каждый год заново. Каждый год перерождения. Наше маленькое Рождество. Наша маленькая тайна. Наше счастье. Сидишь вот так вот, свесив ноги, и смотришь вниз… А у ангела новые крылья.

Пять мгновений жизни

– Замерзла?

– Не очень. Похолодало.

– Держи пиджак. Я и без него горячий.

– Я тебе сколько раз говорила, не бросай обертки!

– Ма-а-а-а-а-а-ма, она сама улетела-а-а-а.

– Я тебе покажу «сама»!

– Что сама покажешь?

– То, что улетело! Шутник. Мда.

– Мамочка-а-а…

Улыбки.

Щелк.

Щелк.

Ветер мешает.

Щелк.

– Зараза, опять не зажигается… Девушка, у вас огонька не будет?

– Не курю.

– Жаль.

– И вам не советую.

– А посоветуйте что-нибудь, а?

– Например?

– Ну, например…

– Молоко купила. Хлеб купила. Еще неделя – и пенсия. Господи, как холодно! – старушка поежилась и передернула плечами.

– Бабушка, это ваш кошелек?

– Кошелек? Мой… – Роется в сумке. – Нет, деточка. Слава Богу, мой при мне.

– Ну и не мой. Тут всего рублей триста.

– Боже, Боже. Потерял кто-то.

– А вы берите себе. Мне это не деньги, а вам сгодится.

– Сыночек, да как же так. Сыночек!.. Убежал…

– Фирмы под ключ. Готовые фирмы под ключ, – мужчина лет пятидесяти ходил по улице с транспарантом на шее. – Фирмы под ключ. Готовые… Зараза. Опять похолодало.

Он остановился и с тоской посмотрел на бурлящий поток улицы.

Лица.

Лица.

Лица.

– Да гори все синим пламенем. Мерзнуть тут!

Он сбросил транспарант, застегнул ветровку поплотнее и, махнув рукой, спустился в переход.

– Наигрался? – Рыжий Ангел подмигнул Белому.

– Ага. Так приятно порой без дела пролететь низко-низко и изменить мир. Одним взмахом крыла.

– Игрун. Давай-ка назад. Ждут нас.

– А тут?

– Да тут все ок. Сейчас немного добавим солнца, и жизнь продолжается.

Когда ангел грустит

Вы когда-нибудь видели, как грустит ангел? Вы когда-нибудь видели, как исчезает улыбка? Вы вообще когда-нибудь видели ангела? Не думаю. Когда все хорошо и улыбка на вашем лице, то до ангелов ли вам? Придет ли вам в голову идея, когда все хорошо, замереть на мгновение и, затаив дыхание, ждать, когда то самое угловое зрение позволит вам увидеть ангела?

А когда плохо? Но тогда ангелам нельзя ни грустить, ни печалиться. Надо быть в форме и решать проблему. Вытаскивать вас в новую полосу жизненного оптимизма. До себя ли ангелу тогда? То-то. И вы опять не видите его.

А ведь, как и людям, ангелам иногда неимоверно грустно. Знавала я тут одного ангела. Молодого совсем еще. Рыжего. Представляете себе рыжего ангела? Вот и я не представляла. Говорят, что до того как получить крылья, он писал сказки. Во времена детективов и ужастиков – сказки. Конечно, его не издавали. Но это как-то мало тогда его волновало. Он писал сказки и раздавал их детям. Сначала детям. А потом некоторые сказки даже и взрослым.

В общем, лучшего претендента на роль ангела и не найти было бы, если бы не плотские утехи. Не могу сказать, что тогда наш Рыжий был развратником. С точки зрения окружающих, скорее, даже наоборот – затворником. Но если уж гулял, так гулял. Хотя и тут будет неправильно употребить глагол «гулял». Скорее, влюблялся. Но… не любил. Обжегся впервые на любви, закрылся в себе и позволял эмоциям брать верх настолько, насколько не было больно. И было не больно. Было никак. Пока…

– Послушайте! Ну послушайте же! Я к вам обращаюсь! – молодая женщина, запыхавшись, ухватила Рыжего за руку. – Господи, за вами не угнаться! По-моему, это вы потеряли рукопись.

Белые листки с ровными рядами черных буковок. Его имя внизу каждого. Выпали. Улетели. Исчезли. Чтобы появиться и привести сюда ее – незнакомку. Милую незнакомку с русыми волосами и глазами-хамелеонами: то ли серыми, то ли голубыми. Он тогда и не понял.