Рыжий Ангел - Анастасия-Агата Синкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждый выбирает сам
– Ты возьмешь ровно столько, сколько сможешь унести.
– Но это же не так много, как у других!
– Однако каждый поступал именно так.
– И я смогу чувствовать?
– Да.
– И я смогу любить?
– Именно.
– Как?
– Я не знаю. Все зависит от того, что именно ты возьмешь.
– А если я возьму и это окажется болью?
– Тогда ты будешь любить, но любовь принесет тебе боль.
– А если, ну предположим, большинство из взятого будет дорогой?
– Значит, тебе придется все время быть в движении, и только тогда ты сможешь найти и полюбить.
– А если я возьму ничто?
– Это бывает не так уж и редко. Посмотри внимательно, сколько живут, и ничего. Им просто не надо. Физиология заменяет чувство.
– Но тогда что, если я унесу все?
– Это самое страшное. Ты никогда не сможешь найти того, кто бы это все смог принять, и станешь одинок, при этом чувствуя все.
– И нет золотой середины? Может, подскажешь хотя бы количество того, чего брать?
– Прости. Каждый выбирает сам.
– Лотерея.
– Удачи!
– Пока…
Так же, как…
Если идти между этими двумя ручьями, то попадаешь в теплый коридор. Шаг влево – и холод сведет скулы. Шаг вправо – и жара опалит кожу. Но тут, между, все имеет свои законы и свой смысл. И главное, не оборачиваться.
Рыжий Ангел смотрел прямо перед собой и отсчитывал ритм шагов.
– Раз. Два. Три. Человек внизу замри.
Легко перепрыгнул через невидимое человеческому глазу препятствие и, не теряя равновесия, пошел дальше.
– Четыре, пять, шесть. Злу Добро сейчас не съесть.
Улыбнулся.
– Семь, восемь… снова мой! К девяти приди домой. Ух!
Взмахнул крыльями и камнем сорвался с райских склонов вниз, к Земле, к человеку.
Зеленоглазый, черноволосый, гибкий, как ивовый прутик, Алька бежал домой, едва касаясь пятками успевшего остыть к ночи асфальта. Асфальт положили недавно, и было удивительно приятно вот так вот лететь над ним. Ни чертополох, ни колючки, ни разбитое стекло не мешали полету. На настоящем асфальте этого не бывает. На настоящем асфальте исчезает сила притяжения и есть ощущение полета. Алька ле-тел.
Так же, как навстречу ему, но невидимый из-за поворота, летел автомобиль.
Так же, как сверху к нему летел Рыжий Ангел.
Так же, как…
Часы пробили десять. Стрелки замерли.
Так же, как…
Они тебя любят…
У Рыжего Ангела было время подумать. Уж что-что, а времени у ангелов много.
– Почему мне приходится упрашивать тебя о подопечных?
– Просто ты не такой, как другие. Тебе и душу подбирать надо особую.
– Ага. Пока все остальные ангелы получают новые крылья и бывают на Земле, я должен ждать.
– Терпение, мой друг.
– В вечности самое трудное – терпение.
– Конечно. А кто сказал, что вечность легкая штука?
– Ну, не знаю… Когда провожаешь душу от рождения до смерти, это такое необъяснимое состояние радости. Даже трудности в радость!
– И это ты говоришь мне?
– Мда. Прости. Твой сын…
– Самая моя большая радость. А я ведь вел только его душу от начала до конца. Все остальные были с ангелами. Я только так, изредка корректировал, и все.
– Ты тоже ждешь?
– Знаешь, мне нравится ждать. Пока я не вмешиваюсь, значит, все идет так, как надо.
– Знаю.
– Хотя постой, там, на Земле, должна появиться душа. Очень сильная душа. Необычайная душа. В слабом теле.
– Все тела слабые.
– Но это о-ч-е-н-ь слабое тело. Возьмешься?
– Конечно!
– Тогда готовься.
Рыжий Ангел только сейчас понял, о чем ему говорили. Ярким лучом на Землю спускалась душа. Все ангелы неба следили за ее спуском, настолько ярко и чисто освещала она небосвод. Самые опытные белые ангелы завидовали ему, Рыжему. Завидовали, потому что не знали…
Ребенок родился необычным. Ребенок без света. Без внешнего света. Врачи поставили диагноз сразу: видеть не будет. Что-то не сработало в хромосоме. Никогда не будет видеть. Родители были в шоке, но это был долгожданный ребенок, и ему были рады. Дни шли за днями, и казалось, что потрясения позади. Пока однажды, когда ребенку было 4 месяца, врачи на очередном обследовании не сказали второй страшный диагноз: ребенок не будет слышать. Маленький человек скорее реагировал на движение воздуха, на запахи, на нечто невидимое, но он не слышал. Отец поседел за одну ночь. Мама, всегда такая вкусная и нежная, резко пахла чем-то отвратительно едким. Впервые женщина напилась так, что ее отхаживали двое суток, и все двое суток ребенка впервые кормили чем-то искусственным и неприятным. Ребенок плакал. Горько плакал.
– Тише, маленький! – что-то очень теплое было рядом. Голос звучал в голове в виде слов. Слов, которых никогда не было слышно раньше. – Тише. Я рядом. Все будет хорошо. Хочешь, я расскажу тебе о рае?
Малыш заулыбался. Рыжий Ангел сел на краешек колыбели и негромко сказал:
– Там, наверху, есть место, где все цвета радуги играют на солнце. Там, наверху, есть семь нот, которые есть музыка Вселенной. Если попытаться вспомнить, то вспомнишь, но потом, когда однажды забудешь. Но ты не бойся, я всегда рядом. Так вот…
Малыш сидел на ковре и улыбался. Улыбался им. Но они этого не видели. Они никогда это не видят. Хотя могут видеть, казалось бы, все.
– Как ты думаешь, он понимает, что мы рядом? – мужчина смотрел на малыша и плакал. Он давно перестал улыбаться.
– Я даже не сомневаюсь в этом. Если ты захочешь, то поймешь его, – женщина улыбнулась сыну. Никакой реакции.
– Если я захочу. Боже мой, если бы ты знала, как я хочу. Столько лет, а он как растение.
– Надо набраться терпения.
– Ты говоришь это изо дня в день. Посмотри на себя, ты выматываешься. Столько лет, как ты не живешь.
– Я живу. Я живу им. А вот ты живешь только болью. Когда ты в последний раз играл? – женщина посмотрела на футляр, хранящий в себе старую скрипку.
– Не помню.
– А я помню. Еще до его рождения.
– Какая к черту игра? Что бы я делал этой игрой? Надо столько денег, что не до игры!
– Да, но дома, для меня и для него.
– Я не могу. Ничего не могу, – он отвернулся и закурил.
Рыжий Ангел был рядом с малышом.
– Не переживай. Они тебя любят. Просто не знают, как тебя любить. Они не понимают и потому боятся.
– Но ведь ты не боишься!
– Конечно. Надо только придумать, как им дать знак, что ты их понимаешь.
– Я пробовал. Но они не поняли.
– Да, плакать было хорошей идеей для человеческого детеныша. Но не в твоем случае.
– А смеяться я тоже пробовал. Но их испугал мой смех. Слушай, я устал. Давай лучше послушаем ноты. Помнишь, ты играл?
– Да. Тебе понравилось.
Малыш улыбнулся. Больше всего он любил, когда Рыжий Ангел играл ему ноты. И пусть он не мог слышать, как все остальные, но он чувствовал их. Чувствовал всем телом. Часто по ночам родители будили его, когда он слушал ноты. Странные взрослые боялись того, как он ворочался и мычал что-то во сне. А он расстраивался. Его музыку прерывало непонимание взрослых.
– Знаешь, Рыжий, я хочу послушать ноты не во сне.
– Я тебе объяснял уже сто раз, что днем ты можешь слышать лишь отголосок нот. Но тебе этого мало. А я не могу изменить бытие.
– Да понял я. Понял. Они снова ругаются из-за меня.
– Да, – Рыжий Ангел стал грустным, и свет вокруг мальчика изменил свое тепло.
– Я чувствую…
– Я знаю… хотя… есть идея… – Рыжий улыбнулся и проворчал: – Идея…
Мужчина не играл долго. Очень долго. Сколько прошло лет? Двенадцать лет. Убираясь в кладовке, он дотронулся до футляра. Пальцы обожгло воспоминание музыки. Боль прошла сквозь сердце. Он обернулся. Сын, такой красивый, стройный, серьезный, сидел в кресле и чуть-чуть кивал головой. Растение. Наказание за… что? Мужчине стало неимоверно грустно. Пора избавляться от прошлого хлама. Пора выбросить скрипку.
Он достал ее из футляра и аккуратно стер пыль.
А ведь он мог бы быть если и не великим мира сего в музыке, то как минимум стоять на первой ступеньке с избранными.
А кем стал?
Лучше об этом не думать.
Собраться с силами и выбросить свое прошлое, чтобы не обжигало руки.
Но сначала…
Он положил скрипку на плечо. Аккуратно провел смычком. Удивительно, но время не расстроило инструмент и первый, робкий, словно луч света сквозь грозовые тучи, звук разрезал тишину. Пальцы сами вспоминали все. Сначала неловко, но с каждой нотой все более и более уверенно музыка заполняла комнату. Он закрыл глаза и стал музыкой. В последний раз стал тем, кем был когда-то до…
Женщина услышала скрипку и удивленно приподняла бровь. Показалось?
Нет. Звуки плавно плыли вокруг. Рождались заново. Она вышла из кухни и увидела…
Нет, не мужа. Первым она увидела сына. Мальчик улыбался так светло, словно сам был светом. Он больше не сидел, тупо кивая головой. Он прислушивался. Да-да, он прислушивался. Его руки словно два больших крыла рисовали музыку. Это было удивительное зрелище. Ребенок ожил. Он внимательно «слушал» и, казалось, «видел», откуда шли звуки.
