Большая девочка - Даниэла Стил

В январе она посвятила несколько дней сестре, повозив ее по колледжам. Они посмотрели три на Восточном побережье, но в конце концов Грейси, как истинная калифорнийка, решила остаться на Западном. Что не помешало сестрам получить удовольствие от общения, им было хорошо вместе. И ужиная в ресторане, Грейси не попрекала Викторию большим бифштексом с печеной картошкой в сметане и карамельным мороженым. Она видела, как переживает сестра из‑за разрыва с Джеком. А Виктория видела, что уже не влезает даже в самые большие брюки из своего гардероба. С этим надо было срочно что‑то делать, но она была не готова отказаться от того, что доктор Уотсон называла «бутылкой под кроватью» — в ее случае это была высококалорийная пища. От поедания запретных продуктов ей не становилось лучше, но сиюминутное облегчение они приносили.

В этот свой приезд в Нью‑Йорк Грейси провела в школе Мэдисон целый день. Она наконец увидела, где и как работает Виктория. Она сидела на ее уроках, а на перемене с удовольствием болтала с ребятами, которые благодаря этому лучше узнали свою учительницу. Грейси была в своем классе звездой, легко вступала в контакт, и к ней было приковано внимание всех мальчиков, которые наперебой выпрашивали у нее адрес электронной почты и приставали с вопросом, участвует ли она в социальной сети Фейсбук. Она с легкостью раздавала свой адрес направо и налево, на радость восторженным парням. Когда Грейси улетела, Виктория вздохнула с облегчением: еще немного — и ее двенадцатые стали бы совсем неуправляемыми. В свои без малого восемнадцать лет сестра еще больше похорошела, и от этого Виктория вдруг почувствовала себя старой коровой. При мысли о том, что ей вот‑вот стукнет двадцать пять, она впадала в уныние. Четверть века, а чем похвастаться? Виктория с грустью думала о том, что у нее как не было, так и нет любимого человека и что она по‑прежнему безуспешно борется с лишним весом. У нее есть только любимая работа и любимая сестра. Как и раньше, она ни с кем не встречается, а круг ее общения — Харлан и Джон. В ее‑то возрасте! Когда на следующем сеансе психотерапии Виктория рассказала, как возила Грейси по колледжам и какое получила от этого удовольствие сама, доктор Уотсон взялась за нее всерьез.

— Хочу дать тебе тему для размышлений, — негромко сказала она. За последние полтора года Виктория привыкла целиком полагаться на своего психоаналитика и ценить каждое ее слово. — Ты не думала о таком варианте: ты остаешься в своем весе и перестаешь конкурировать со своей красавицей‑сестрой? Ты ведь все время прячешься за своим телом, оно для тебя — предлог, чтобы сойти с дистанции. Может, ты боишься, что, даже похудев, не сможешь составить ей конкуренцию? Или в принципе не ставишь перед собой такой задачи?

Виктория была категорически не согласна.

— Мне и в голову не приходило соревноваться с семнадцатилетней девочкой, да и с чего бы? Она ребенок, а я — взрослый человек.

— Вы обе — женщины, причем из семьи, где отец с матерью постоянно противопоставляли вас друг другу. Тебе постоянно твердили, что ты недостаточно хороша, а ею с самого рождения восхищались. Для вас обеих это тяжкая ноша, и в первую очередь — для тебя. Вот почему ты и устранилась от этого соревнования, — говорила доктор Уотсон.

Но Виктория была с ней не согласна.

— Когда родилась Грейси, я уже была большая девочка, — возразила она.

— Большая — по сравнению с твоей сестрой. Не путай разные вещи. Лишний вес — совсем иное дело. — Доктор имела в виду, что для Виктории ее крупные формы служили защитной оболочкой, своего рода камуфляжным костюмом, который она носила, чтобы другие не могли разглядеть в ней женщину, на самом деле вполне миловидную. Но… не такую хорошенькую, как Грейси. Поэтому Виктория сошла с дистанции и спряталась за телесной оболочкой, делавшей ее невидимой для большинства молодых мужчин, за исключением самых «настоящих». Но доктор Уотсон надеялась, что прежде чем встретить такого, Виктория сбросит вес, который мешает ей быть счастливой.

— Вы что, хотите сказать, я не люблю свою сестру? — обиженно проговорила Виктория.

— Нет, — невозмутимо отвечала психолог, — я хочу сказать, что ты не любишь себя.

Виктория молчала, а по щекам ее полились слезы. Она уже хорошо знала, для чего в этом кабинете бумажные платки и почему люди так часто ими пользуются.

Весной, на второй год работы Виктории в школе Мэдисон, ей предложили постоянную ставку на английской кафедре. Тогда же она с облегчением узнала, что Джеку Бейли контракт не продлевают. По слухам, ему было сказано, что он «не вписался в коллектив». Как бы то ни было, а его пылкий роман с француженкой обернулся скандальными выяснениями отношений прямо в коридорах школы, вплоть до рукоприкладства, причем пылкая парижанка отхлестала его по щекам на глазах учеников. После этого он завел шашни с мамой одного ученика, а большего проступка нельзя было и представить, в школе это считалось совершенно недопустимым. Каждая невольная встреча с Джеком причиняла ей боль и служила напоминанием, что она недостаточно хороша и не достойна любви. И еще ее мучило сознание того, что человек, которому она доверилась, оказался бесчестным мерзавцем.

Но, конечно, несмотря на свои переживания, она была счастлива, что ей дали постоянную ставку и искать работу снова больше не придется. Школа Мэдисон стала для нее родным домом, у нее появилось ощущение стабильности, которое помогало успешной работе. Узнав от Виктории эту новость, Карла с Хелен так обрадовались, что тут же пригласили ее в ресторан. А вечером она отметила событие в компании Харлана и Джона. Билл к тому времени уже перебрался к Джули, и Джон устроил в его комнате кабинет. Джон стал членом их дружной компании, тем более что Банни тоже ему симпатизировала. Она все больше времени проводила в Бостоне, и Виктория подозревала, что скоро Банни выйдет замуж и тоже переедет. Как в любой холостяцкой коммуне, кто‑то выпадал из компании, но ни Виктория, ни Джон с Харланом никуда уезжать не собирались. Родителям она ничего не сказала, а с сестренкой поделилась своими новостями. Той оставалось два месяца до получения аттестата, и она была на седьмом небе, что ее приняли в Южнокалифорнийский университет. Жить Грейси собиралась в общежитии. Вот и младшая дочь покидала родительский дом. Мать с отцом, конечно, были не в восторге, но Грейси проявила твердость, а ей родители всегда уступали. Виктория отметила про себя, что их больше расстроила перспектива переселения Грейси в общежитие, чем переезд старшей дочери за тридевять земель. Что бы ни происходило, Грейси всегда оставалась для отца светом в окошке и его любимой девочкой, а Виктория — первым, неудавшимся «блином». Правда, ее не выбросили на помойку, и на том спасибо. Но не меньшая травма была нанесена ей отношением родителей, лишившим ее своей любви и поддержки. Такими были у Виктории отношения с самыми близкими ей людьми.