Вторая реальность - Алла Сергеевна Демидова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какой актер для вас современный?
– Раньше я очень легко отвечала на этот вопрос. Теперь чем больше думаю, тем ответ для меня все труднее. Потому что во все времена талантливые актеры были современны. Талант не может быть несовременным, если он честен и не лжет.
Сегодня мне нравятся актеры, в которых сочетаются интеллект и одухотворенность, обаяние и аскетизм, чувство собственного достоинства и сдержанность, простота и одиночество.
А впрочем… тут я как-то по телевизору увидела снятый на пленку спектакль с участием Варвары Николаевны Рыжовой. Как она прекрасно играла! По всем законам современной актерской манеры. Или Бабочкин в «Чапаеве» – он убедителен и сегодня. Бесспорно убедителен. Или «Петр Первый» с Симоновым в главной роли.
– Может, все дело в том, что это характерные герои?
– Пожалуй. Но, видимо, так и нужно играть «героев», потому что в любой роли важен и запоминается именно характер.
– Как вы выбираете роли?
– В театре играю то, что дают. Иногда, правда, если роль мне уж очень не нравится, стараюсь убедить Любимова, что мне играть ее не надо. Но если Юрий Петрович не соглашается, я эту роль играю.
Сыгранная роль оказывает на молодого актера какое-то влияние, внутренне меняет его на время. Я это по себе замечала. Помню, когда я играла Спиридонову в «Шестом июля», знакомые жаловались на мою категоричность, безапелляционность, неуживчивость. А потом вдруг я переменилась, стала тихой, молчаливой, как говорится, себе на уме. Это я уже принималась за Лизу Протасову в «Живом трупе». Но все эти следы роли относятся только к периоду работы над ней.
Хотя иногда от влияния какой-нибудь роли нельзя отделаться довольно долго. И тогда последующие работы будут неизменно окрашены этой довлеющей ролью. Но потом это влияние все равно растворяется в эпигонстве, убывает, как шагреневая кожа. Поясню.
После работы с Эфросом над «Вишневым садом» я не могла года два избавиться от Раневской. Что бы я потом ни играла, на всех ролях был отпечаток рисунка этого образа. И в фильме Зархи «Повесть о неизвестном актере», и в телеспектакле «Любовь Яровая» в роли Пановой проглядывала моя Раневская.
Я об этом знала, шла на это, иначе отойти от Раневской было бы труднее и мне пришлось бы в жизни ее еще долго играть. А этими, для меня не столь определяющими, ролями я как бы сбрасывала «старую кожу».
Вот почему между большими ролями нужен перерыв для того, чтобы освободиться от старого. Обычно о «проходных ролях» говорят как о неудачах актера, но эти «неудачи» неизбежны.
Неудача для кого? Для меня или для зрителя? Неудачи для меня – это те роли, которые не хочется играть уже после десятого спектакля… А неудачи для зрителя?.. Но ведь сколько зрителей – столько и мнений… Хотя от неудач никто не застрахован…
Чтобы подняться на другую вершину, нужно сначала спуститься с той, на которой стоишь. А этот спуск актерам не прощают. Единственное, что можно сделать, – это постараться, чтобы «спуск» не затягивался.
Почему же все-таки, когда роль сыграна убедительно, зрители получают повод смешивать человеческую сущность актера и результат роли? Дело в том, что актер, кого бы он ни играл, действительно идет прежде всего от себя, ищет в себе самом черты своего героя, а если не находит – придумывает, развивает воображением, приспосабливает к своей, часто совсем противоположной, человеческой сущности.
В детстве, когда характер не определен, можно с полной верой в предлагаемые обстоятельства играть в различные игры, очень быстро и легко переключаясь с одной игры на другую. С возрастом эта способность утрачивается. Приблизительно к тринадцати годам определяется человеческий характер. У Карамзина я как-то прочитала, что мы рождаемся с темпераментом, но без характера. От нашего темперамента зависит способность принимать впечатления, а от впечатлений постепенно формируется характер. Но в своей профессии актер вынужден сохранять это свойство ребенка. Он должен, как в детстве, быть готовым к переходу от одной игры к другой.
У Дидро в «Парадоксе об актере»: «Верное средство играть мелко и незначительно – это изображать свой собственный характер. Вы тартюф, скупой, мизантроп, и вы хорошо будете играть их на сцене, но вы не сделаете того, что создал поэт, потому что он создал Тартюфа, Скупого, Мизантропа».
Первые годы все свои роли я играла по принципу «я в предлагаемых обстоятельствах». Особенно это касалось кино, когда не было длинного подготовительного периода. Договаривались о правилах игры, об отправной точке, о месте каждой роли в предлагаемом фильме или спектакле, о той нагрузке, какую эта роль несет в фильме режиссера, о взаимоотношениях действующих лиц между собой и т. д. И чем точнее распределение ролей по типажности соответствовало конкретному замыслу режиссера, тем было больше гарантий на успех.
И в современных ролях это в основном проходило.
Но как же играть классические роли? Тоже отталкиваться от своего «я»?
Или актер является только пустой оболочкой, в которую входят и с такой же легкостью выходят чувства других людей, не оставляя после себя ничего?
Я не думаю, что актер – это лишь оболочка. Мне кажется, что только тогда можно изобразить поступки людей, когда все психологические предпосылки, вызвавшие тот или иной образ действий, известны нам из собственных переживаний, литературных впечатлений, своей фантазии. Это, по Станиславскому, начало работы молодого актера – «я в предлагаемых обстоятельствах».
Знаменитая актерская фраза: «Чтобы сыграть бифштекс – не обязательно быть зажаренным» – это всего лишь фраза. Понять человека и изобразить его – значит носить его в себе. Надо уподобиться тому духовному миру, который хочешь постигнуть. Понять и изобразить человека – значит быть этим человеком и вместе с тем оставаться самим собой. Ограниченный человек поймет только ограниченного человека. У ограниченного человека шкала понимания занижена. Конечно, талант раздвигает наши границы понимания. Талант мудрее нас, и если он есть, он ведет за
