Депутатский запрос - Иван Афанасьевич Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это надо осмыслить. Надо мне, пишущему о деревне, надо секретарю райкома, ведущему деревню в будущее. Вот мы и размышляем. Мы сходимся на том, что память есть основа духа человека. Память рода и земли. (Вы знаете, как называется тот холм, из которого бьют ключи, рождающие Великую? Он называется Р о д и н о й - г о р о й. Вот так! Названо полтысячи, а может, и тысячу лет назад…) И эту память, которая ослабевает в молодом поколении, потому что в семье нет памятливой бабки (бабки уже не живут с внуками), а школьный учитель, как говорится, не тутошний, он приезжий и норовит поскорее уехать в город, ему недосуг поинтересоваться историей края, эту ускользающую память возвращает сельский музей. Мы сходимся далее на том, что первыми сию потребность улавливают интеллигенты с беспокойной душой, они «раскапывают» историю, извлекают из небытия имена людей и их деяния, предлагают показ, и их предложение встречает понимание и поддержку со стороны хозяйственника, в руках которого деньги, материал и рабсила. Наконец, мы сходимся на том, что началу этому надо дать ход, поддержать, посоветовать, придать местной инициативе совсем неместное значение, ибо в нас уже вызрело убеждение, что экономический подъем края немыслим без духовного обогащения всей сельской жизни.
Дорога в Вяз проходит через села и деревни колхозов «Красная поляна», «Красное знамя», «Большевик», на полях комбайны жнут хлеб. На коленях у секретаря райкома сводка урожайности, я вижу цифры, обведенные красным карандашом, те, что означают 20 и более центнеров с гектара, и вижу, что красных кружочков немало, но Александр Никанорович говорит почему-то не о хлебе, а о… домах культуры: вот, мол, посмотрите, в Бору заканчивают отделку красавца дворца, в Насве тоже заложили по новейшему проекту, а в «Большевике», обратите внимание, как разумно строят жилые дома… Я про себя отмечаю эту особенность в сельских руководителях не первый раз. Сегодня они говорят об экономике с «другого конца» — с человека, со всего того, что нужно и что делается в первую очередь для самого сельского жителя. Как говорится, слава богу, истину поняли: дело ставится человеком. Понять-то поняли, но — кто? Секретарь райкома, директор совхоза, председатель сельсовета, руководители области… А выше? Новосокольники на днях посетило высокое лицо из министерства, задало оно вопрос секретарю райкома, сколько в районе «городских» доярок. Секретарь сказал, что вопроса не понял. «Чего тут непонятного, сколько коров доят приезжие из города?» — «Ни одной. У нас доярки свои, постоянные». — «Так о каком же социально-культурном строительстве вы толкуете? Зачем оно вам, если кадры постоянные?» Секретарю райкома оставалось только развести руками… Не того ли покроя сие высокое лицо, что и мои оппоненты? О каких, дескать, потребностях селянина толковать, работает и пусть работает, нашли, видите ли, заботу: клубы, поликлиники, галереи… Хлеб да молоко — вот забота!.. Старая песня, но как живуча!
Нужны факты? Пожалуйста, Пять лет назад я был в Вязе, и директор совхоза Николай Васильевич Поляков с радостью сообщил, что проблема невест наконец-то будет решена: в селе открыли цех пошива, десять выпускниц средней школы сели за машинки. Сейчас директор с неменьшей радостью говорит, что цех закрыли, всех швей выдали замуж, уже детей имеют и работают на фермах, а нынешние выпускницы идут прямо в доярки, им уже никакая «приманка», вроде швейной машинки, не нужна. За три года в совхозе сыграли 21 свадьбу. За это же время построено три многоквартирных дома, детский сад, клуб, открыта столовая и… музей с картинной галереей. Село обновляется энергично, видна перспектива, соответственно, меняется и настроение людей. Вот вам и ответ на вопрос, нужен ли «соцкультбыт».
Музей и картинная галерея пока размещены в школе, но Поляков сказал, что в скором времени совхоз отремонтирует отдельное здание — такое есть — и тогда экспозиции можно развернуть широко, показать им есть что.
Меня огорчило одно весьма существенное обстоятельство. Александр Никанорович, вижу, тоже хмурится. Показываю на бурьян вокруг школы, на деревца-уродцы, спрашиваю: «Это?» Он говорит: «Не только. Посмотрите на село, лебедой заросли…» Школа типовая, просторная, место выбрано с умом — здание на холме, оно как бы парит над селом и окрестностями, одно это уже должно подсказать учителям, что к природной красоте надо добавить рукотворную: разбить сад, цветники, аллеи… За семь лет тут ничего не сделали, если не считать полузасохших обломанных деревцев, которые так и хочется выкорчевать, чтобы не мозолили глаза своим уродством. Неприглядно и вокруг клуба, столовой, жилых домов. Канавы и придворки заросли лопухами и лебедой, палисадники сгнили и повалились, водоразборные колонки торчат чугунными тумбами среди пыли и грязи… Вся эта неухоженность так резко бьет в глаза, едва только увидишь живописные полотна Большакова, что невольно возникает вопрос: неужто они не увидели этого несоответствия? Оказывается, увидели, но… после того, когда им указали пальцем. Тогда и директор школы, и