Провинциал, о котором заговорил Париж - Александр Бушков

— Понимаете ли, д'Артаньян… — доверительно сообщила г-жа де Кавуа. — В последнее время Луи угодил в немилость к господину кардиналу. Не стоит вдаваться в детали, упомяну лишь, что Луи не справился с неким поручением… Видит бог, в том не было ни капельки его вины, но ставки были чересчур уж высоки, а господин кардинал при всем его уме и самообладании порой позволяет ярости взять в нем верх над рассудком. Короче говоря, Луи угодил в немилость. Если я, подобно обычному просителю, начну допекать кардинала своими слезами и мольбами вернуть расположение, это может и не выправить ситуацию. Так вот, я придумала великолепный план, который, несомненно, развеселит его высокопреосвященство, а значит, и смягчит… Вы готовы мне помочь?

— Безусловно, — браво ответил д'Артаньян.

— Господин кардинал не прощает обмана в серьезных вещах — но, как всякий великий человек, снисходителен к тем, кто устроит безобидную шутку, касающуюся сущих мелочей. Слушайте внимательно, д'Артаньян…

Глава семнадцатая, заставляющая вновь вспомнить старую детскую загадку

Благодаря неукротимой энергии и решимости г-жи де Кавуа план кампании был подготовлен в кратчайшие сроки и незамедлительно начал претворяться в жизнь…

Едва войдя в дом капитана мушкетеров кардинала, первый медик его величества Бувар увидел там удрученных слуг, передвигавшихся на цыпочках со столь скорбными лицами, словно в доме уже лежал покойник. Вышедшая навстречу г-жа де Кавуа была непричесанной, и платье ее находилось в совершеннейшем беспорядке, не говоря уж о заплаканных глазах.

В комнате больного, у его изголовья, сидел д'Артаньян, сгорбившись, обхватив руками голову и вздыхал так удрученно, что мог, право же, разжалобить лютого зверя крокодила.

— Все бесполезно! — воскликнул он, притворяясь, что не замечает вошедшего медика, человека самой величественной осанки, но, по достоверным слухам, абсолютно безграмотного в своем почтенном ремесле. — Мой друг вот-вот умрет от разлития желчи в становом хребте!

— Милый юноша, — с важностью произнес Бувар, — должен вам сказать, что, с точки зрения практической медицины, упомянутый вами диагноз, уж не посетуйте, абсолютно нелеп и невежествен, ибо желчь никак не может разлиться в становом хребте…

Д'Артаньян и сам нисколечко не сомневался, что является совершеннейшим невеждой в практической медицине, исключая разве что помощь раненым дуэлянтам и перепившим вина гвардейцам. И потому он, нисколько не обидевшись, возопил горестно:

— Да какая разница, отчего умирает мой друг, если он вот-вот отойдет в мир иной!

Он хотел было еще и возрыдать, но побоялся, что не сумеет изобразить это столь же убедительно, как присутствующая здесь г-жа де Кавуа, а посему ограничился тем, что застонал еще горестнее и даже легонько ударился лбом о витой столбик балдахина, делая вид, что обезумел от отчаяния.

Капитан де Кавуа в этом представлении исполнял, пожалуй, самую легкую роль, не требовавшую ни потока слов, ни драматических жестов. Он попросту лежал в постели (где простыни были залиты кровью и прозрачной непонятной жидкостью), закатив глаза и старательно испуская время от времени жалобные стоны, а также притворяясь, что он уже не видит и не осознает ничего из происходящего вокруг.

Едва-едва приподняв голову, он остановил взор на д'Артаньяне и промолвил слабым голосом:

— Антуанетта, не плачьте обо мне… — вслед за тем, переведя взгляд на Бувара и супругу, добавил: — Ваше величество и ваше высокопреосвященство, как благородно с вашей стороны, что вы самолично навестили меня в этот скорбный час…

— Больной бредит, — деловито констатировал Бувар. — Медицине знакомы случаи столь полного отрешения от действительности.

— О сударь! — воскликнула г-жа де Кавуа, обливаясь слезами. — Осмотрите же его, умоляю вас, быть может, его еще можно спасти… Луи с самого утра рвало кровью, и он насквозь промок от пота…

С бесстрастием лекаря, повидавшего на своем веку немало неприглядного, Бувар наклонился к больному и, чуть ли не тыкаясь носом в простыни, осмотрел обильные кровяные пятна. После чего глубокомысленно заключил:

— Как ни странно для профана, вы совершенно правы, госпожа де Кавуа, — это легочная кровь, извергнутая вследствие рвоты, что недвусмысленно свидетельствует о плеврите…

Д'Артаньян, самолично посылавший слугу на бойню за склянкой коровьей крови, происходившей определенно не из легких, имел на сей счет свое особое мнение, но, конечно же, остерегся его высказывать в присутствии светила медицины и первого медика его христианнейшего величества. Наоборот, он горячо поддержал диагноз:

— Черт возьми, как вы угадали! Его рвало, словно фонтан бил…

— Юноша, не упоминайте о враге рода человеческого в столь трагические минуты, — попрекнул Бувар, по-прежнему елозя носом по мокрым простыням. — Однако! Как мерзко воняет сия прозрачная жидкость, происходящая, конечно же, от обильного потоотделения… Запах сей, или, говоря медицинскими терминами, мерзостное амбре, сразу выдает состояние больного…

Д'Артаньян мог бы уточнить, что запах свидетельствует лишь о том, что данная жидкость представляет собою разбавленное водой содержимое некоего горшка, взятого отнюдь не на кухне, а в том потаенном помещении, где даже король теряет толику достоинства. Но, как легко догадаться, такая откровенность была бы излишней.

Капитан де Кавуа, которому определенно наскучило лежать неподвижно, вновь пошел на импровизацию: он задергался всем телом и завопил:

— Вперед, мои молодцы! Заходите с левого фланга! Мушкеты на сошки, раздуй фитиль, приложись, целься!

С видом человека, чьи догадки подтвердились целиком и полностью, Бувар возвестил:

— Я вижу, состояние больного таково, что мы смело можем говорить в его присутствии, он все равно ничего не осознает вокруг… Не хочу вас удручать, госпожа де Кавуа, но качество крови и пота поистине отвратительно, и опасность поистине высока…

Мадам де Кавуа вновь ударилась в слезы — искусство, присущее всем без исключения женщинам, а д'Артаньян перед лицом столь печального диагноза счел нужным еще пару раз боднуть лбом столбик балдахина.

— Бедный юноша, он так переживает… — снисходительно молвил Бувар. — Он ваш родственник, госпожа де Кавуа?

— Любимый племянник, — всхлипывая, ответила та. — Луи обещал составить ему протежирование при дворе…

Со всей мягкостью, на какую был способен этот самовлюбленный педант, Бувар ответил:

— Как ни печально это говорить, госпожа де Кавуа, но вряд ли ваш муж сможет когда-либо осуществить свои намерения. Готовьтесь к худшему, говорю вам по секрету, готовьтесь к худшему. Жаль, ваш муж был так молод… Впрочем, вы еще так молоды и очаровательны, что, добавлю утешения ради: вряд ли вы долго пробудете вдовой…