Женское оружие - Евгений Красницкий

У отроков, правда, получалось похуже, чем у девиц. Ну да оно и понятно – возраст такой, голоса ломаются.

«А девицы-то в крепости – певуньи. Ой, да где они не певуньи? Только ТАКОГО пения не то что в Турове, но и в самом Киеве, наверное, никто не слыхивал! В Турове… Боярыня же говорила, что нечем девчонкам стольный город поразить. Так вот же чем – песнями! Народ толпами валить будет, чтобы хоть краем уха эдакое услышать! Про птицу Сирин только в сказках рассказывают, а тут живые красавицы поют! Вон как у них глаза-то блестят! Лица-то какие выразительные! Они же не просто так слова выговаривают – они эти песни ПРОЖИВАЮТ! Да наверняка найдется не один муж, который от такого пения голову потеряет. Значит, есть чем девчонкам зацепить Туров, интерес к себе привлечь. Конечно, на одном пении в палаты боярские да хоромы купеческие не въедешь, женихи-то не столько дев сладкоголосых ищут, сколько выгодный брак, и боярыня этого не понимать не может, да знает, на что рассчитывает. Ну тут уж не наша забота – мужи на то есть, чтобы такое решать, а вот стать первыми среди равных – среди таких же невест, но из других боярских родов, знатнее и богаче лисовиновского – это можно. Конечно, постараться придется потом, чтоб сохранить этот интерес, показать, что не только пением мы богаты, а это уже посложнее будет. Не только Анютку – всех девок еще учить и учить придется. Ой, «мы богаты» – это я уже как о своем думаю. Да так оно и есть теперь, чего себя-то обманывать? Мое тут теперь все! И сама не заметила, как оно так получилось. Значит, и это дело тоже мое будет. Вот только как бы боярыня не сочла, что я ей в помощницы набиваюсь, потому что в ее силах сомневаюсь? Невместно мне пока вперед самой вылезать, сегодня утром уже вылезла – спасибо, сошло на первый раз. Поосторожней надо бы. И Андрея подвести не хочется… Ой, мамочки! Андрей!»

Занятая этими раздумьями, Аринка и не видела, как он подошел. Не было его на посиделках, вот только что в ту сторону глядела – один Алексей скучал у стены, а теперь рядом с ним Андрей стоит. И смотрит на нее, и словно спрашивает о чем-то. Нет, не спрашивает, просто смотрит, как тогда на крыльце. А девки тем временем выводили чудные и складные слова очередной песни:

Женская доля такая:Воле судьбы не противиться,Чьей-то любви уступая,Гордо назваться счастливицей.

А ведь словно про нее поют! Не так ли и было у них с Фомой? Ведь и верно: его любви уступала и отвечала на его любовь. И в голову тогда не приходило, что иначе быть может. А вот Андрея… его не в ответ, не за что-то полюбила, просто потому, что есть он на свете. Пересеклись в единый миг нити их судеб, связались в узелки, словно плетение в руках мастерицы, и стали единым узором. И не распутаешь уже их, не расплетешь.

И жизнь считать волшебным сном,Судьбу благодарить.И день за днем, и день за днемСлова любви твердить.

Судьбу? Судьбу благодарила – самой себе врать смысла нет, а волшебный сон… Только сейчас и поняла, что это такое!

Другому я бы солгала,Тебе ж душой не покривлю:Я лишь тебя всегда ждалаИ лишь тебя люблю!

Аринка даже вздрогнула, так созвучно было то, что выводили сейчас сладкоголосые певуньи, ее думкам. И сама не поняла, в ответ на что – на эти слова или на Андреев взгляд – чуть ли не вслух произнесла:

«Тебе-то, мой милый, я уж точно душой не покривлю, и пустых слов твердить не придется… нет, не придется!»

Часть вторая

Глава 1

Июль 1125 года. База Младшей стражи

Вот так и началась для Аринки жизнь в крепости. Всего несколько дней прошло, но вместилось в них столько, что иной раз и за год не случается и не узнается. Самый первый, тот, когда нежданно-негаданно ей в обучение попала Анютка, Аринке и вовсе показался нескончаемым. Оно и неудивительно, на новом месте часто так бывает, но ведь и дальше дни короче не стали. Вечером перед сном даже поражалась иной раз – сколько, оказывается, всего может произойти за столь малое время – от рассвета до заката. Возможно, оттого так получалось, что все ей тут было внове: и суровые законы воинского поселения со строгим, общим для всех распорядком дня и столь непривычными и нигде ранее не виданными ею обычаями – построениями, занятиями, обучением девок, ежедневными рапортами отроков на плацу и утренней зарядкой, когда полуголые мальчишки в любую погоду выбегали на рассвете из казармы к берегу реки и там словно играли в какую-то забавную игру: наклонялись, приседали, размахивали руками и ногами.

Но не только это. Аринку не покидало ощущение, что и сама жизнь была здесь совсем новая не только для нее, а вообще – новая. И все вокруг словно впервые тут делалось – самое начало, как при сотворении мира. Иначе и не скажешь. Жаль только, поговорить про это было не с кем. Братья-то и не понимали даже, о чем она толкует, – какое сотворение? Пыталась она им про это сказать, мальчишки только недоуменно плечами пожимали: ну дело тут новое затеяно, но мало ли, кто чего замыслит? У кого получится, тот и на коне будет, потом другие переймут, и станет оно обычным и привычным; ну а кто не сумеет, так и пропадет. Но на то он и риск. Это как в купеческом деле – кто смел, тот и с прибылью, но уж если не повезет – все потеряет. Только рисковать тоже с умом надо, а то вон один купец в Турове года три назад затеялся в дальний северный край идти, основывать там поселение, чтобы самому пушного зверя бить, а не у перекупщиков новгородских покупать. Да еще про злато в речном песке ему какой-то заезжий краснобай сказок наговорил – посулил место показать. Погнался купец за невиданной прибылью, да так и сгинул без вести где-то вместе со всеми своими людьми. А Михайла что? Он все осмысленно делает, и советчики у него дельные. И полагается на себя прежде всего и на свой род, а не на пустые посулы и несбыточные мечты. Но при чем тут сотворение какое-то?

Аринка им про сотворение хотела было объяснить, да братья уже о своем заспорили – врал или не врал тот приблуда сгинувшему купцу про золото в северной реке. Ясное дело – мальчишки, у них свое на уме.

С Анной про такое говорить было и невместно, и некогда – у боярыни и так дел невпроворот, вздохнуть не успевала, ей еще только задушевные беседы вести! И так она к Аринке с добром и доверием отнеслась. Про наставничество и помощь в обучении девиц им даже говорить не пришлось – само собой вышло. На следующее утро, второе в крепости, Анна, встретив Аринку, как и накануне, в светлице еще до сигнала рожка, только кивнула одобрительно:

– Поднялась? Ну пошли.

А к вечеру девчонки к Арине уже иначе как «наставница» и не обращались, а все с Анюткиной легкой руки. Она первая ее так назвала, остальные глазами похлопали и тоже подхватили. Анна, когда это услышала, только хмыкнула, но ничего не сказала и вроде как одобрила.

А больше и не с кем тут было беседы вести, разве только с Андреем. Вот он-то про сотворение сразу понял, и объяснять ничего не пришлось – в первый же день, после ужина. Он стоял возле дверей в трапезную, сестренки выбежали следом за Аринкой из кухни, тут же подлетели к нему, повисли, по своему обычаю, с двух сторон, стали, перебивая друг друга, взахлеб что-то рассказывать. Андрей, как всегда в таких случаях, замер на месте, стоял, не шевелясь, но уже как-то привычно расслабленно. Видно было, что доволен. И ей, кажется, тоже обрадовался. Ну хоть чуть-чуть. Она шагнула ему навстречу, слегка поклонилась, улыбнулась:

– Здрав будь, Андрей… Кириллович.

Он кивнул, усмехнулся глазами, когда она его по отчеству назвала, и посмотрел вопросительно. Ей одного взгляда хватило, чтобы понять – рад он ее видеть… вернее, их – с девчонками. Но и ее тоже! А вот о чем спрашивает, сразу не уразумела.

– Ты что-то узнать хочешь?

Андрей увидел, что она силится его понять, коротко обвел вокруг себя глазами и снова на нее поглядел.

– Спрашиваешь, как мне здесь, в крепости, показалось? – догадалась Аринка. Он кивнул. – Дух захватывает! – честно призналась она. – Необычно. Интересно очень, незнакомо и… будто начало это, понимаешь? Как… – Она замялась, подбирая сравнение, и вот тогда-то и вырвалось у нее это: – Как… сотворение.

Само выговорилось. Она даже усомнилась, поймет ли он, что она пытается объяснить? И увидела – понял, кивнул ей с одобрением. Вот только поговорить подольше у них никак не получалось. Днем Аринка и сама старалась ему на глаза не лезть, и сестренкам строго наказала не приставать – при деле он тут, а вечером… вечером разве что вот так – мимоходом возле трапезной или на посиделках. Но разве же поговоришь обстоятельно на ходу да на виду у всех? Кабы Андрей ее позвал куда… просто пройтись. Но он ни разу даже единым движением глаз на это не намекнул, а сама она не решалась! И вроде ничего особенного в этом и не было – свои теперь они, а… не могла! Как же все просто казалось тогда, в Дубравном, когда она ему с опекунством-то поклонилась! А сейчас…