Пламя над Англией - Альфред Мейсон

— Почему же?

— Потому что Уолсингем на рассвете отправляется в Плимут, а Синтия Норрис — здесь, в Хилбери-Мелкум.

Когда он говорил, старший Бэннет поднял руку, призывая к молчанию. Все прислушались, застыв, как зачарованные. Внезапно сэр Роберт с проклятием вскочил и распахнул окно. Ночь была очень тихой. Не слышалось шороха листвы, звезды сияли на бархатном безоблачном небосводе, и можно было подумать, что весь мир погружен в сон за исключением этих трех встревоженных людей.

— Я только что слышал… — испуганно прошептал старик.

— Что, сэр? — также шепотом спросил Хамфри.

— Ничего не слышно, — заявил Стаффорд.

Однако, секундой позже раздался ясный и резкий, словно колокольный звон, стук копыт скачущей галопом лошади. Эти звуки были подобны роковому стуку судьбы. Никто не шевелился, пока они не замерли вдали. Затем Роберт Бэннет в бешенстве захлопнул окно.

— Она ускакала по газону вдоль аллеи, как Воуд! — воскликнул он с жутким смехом. Хамфри и Стаффорд в ужасе смотрели на него. Всегда хладнокровный и сдержанный сэр Роберт словно потерял рассудок!

— Одних учит предательство, других — любовь!

Склонившись над столом, старик судорожно схватил лежащие на нем списки гостей и планы увеселений.

— Ну что ж, по крайней мере мы избавлены от хлопот! — воскликнул он, разрывая их в клочки. — Мы не станем принимать гостей, чтобы отпраздновать тридцатилетие царствования нашей милостивой государыни! И знаете, почему? Потому что не будет дома, где мы сможем их принять!

Глава 23. Тщетное преследование

В этот кризисный момент казалось, что сэр Роберт и его сын поменялись местами. Старик упал в кресло с изможденным лицом и остановившимся взглядом. Даже гнев на секретаря оставил его. Еще недавно так ловко управлявший кораблем, что его не могла застигнуть врасплох никакая перемена ветра, он думал теперь лишь о гибели своего дома. Поэтому инициативу пришлось брать на себя Хамфри, что он и сделал в меру своих возможностей.

— Надо убедиться, что это ускакала она, — сказал он и открыл дверь в большой зал. Свечи в настенных канделябрах были потушены, и повсюду царил полумрак. Хамфри вернулся в библиотеку и зажег свечу.

— Ступайте потише, — властно прошептал он. Держа свечу над головой, юноша вышел в зал и прислушался. Следом сквозь дверной проем скользнул Стаффорд, а за ним появился держащийся рукой за стену сэр Роберт Бэннет. Хамфри поднял руку, призывая к молчанию, и на цыпочках направился к двери музыкальной комнаты. Без единого щелчка повернув ручку, он медленно приоткрыл дверь дюйма на два, затем внезапно толкнул ее, и она, скрипя петлями, распахнулась настежь. В комнате было темно, но огонь еще потрескивал в камине.

— Они ушли спать, — прошептал за плечом Хамфри мистер Стаффорд.

— Полковник и миссис Норрис — несомненно, — откликнулся юноша.

— Все трое, — упорствовал Стаффорд.

— Тогда кто скакал прочь от дома? И притом по газону, словно стараясь сохранить отъезд в тайне?

— Один из конюхов отправился на свидание. Наши девушки не так робки, чтобы деревню можно было принять за женский монастырь.

Хамфри при пламени свечи устремил взгляд на бледное лицо секретаря, пытавшегося изобразить улыбку.

— Надо убедиться, — снова сказал он.

Массивный серебряный канделябр поблескивал на круглом столе в центре зала. Хамфри бесшумно, словно тень, приблизился к нему и зажег своей свечой еще две. Загасив свою свечу, он бросил ее на полированную крышку стола, поднял канделябр и, подойдя к большим дверям, отодвинул засовы и повернул ключ в замке. Открыв двери, юноша выскользнул на гравиевую площадку перед домом. Секретарь на цыпочках последовал за ним, туда же нетвердой походкой двинулся сэр Роберт, издав хнычущий звук, словно ребенок, боящийся остаться в одиночестве.

— Вам, сэр, не обязательно идти с нами, — с неожиданной мягкостью обратился к нему Хамфри.

— Я не останусь один, — ответил старик дрожащим голосом.

— Хорошо, пусть будет по-вашему.

Хамфри взял отца под руку. У всех троих на ногах были легкие туфли, и хотя сэр Роберт шаркал при ходьбе, эти звуки не могли разбудить даже спящего наиболее чутко.

Конюшни располагались вдоль правого крыла здания. Хамфри указал на открытые ворота.

— Их закрывают с наступлением темноты.

Собака громко залаяла, гремя цепью в конуре.

— Тихо, Морган! — шепотом скомандовал Хамфри. Он пересек двор и постучал в окно, чтобы разбудить конюха.

— Покажи мне конюшню, где стоит лошадь мисс Синтии, — приказал юноша.

Конюх подвел их к третьей двери в ряду конюшен. Но лошади в помещении не оказалось.

— Где спит ее грум?

— Наверху, сэр. — Конюх указал на маленькое окошко над их головами. Он приложил руки рупором ко рту, но не успел крикнуть, потому что Хамфри поспешно схватил его за плечо.

— Не нужно! — сказал он. — Закрой дверь потише! Вот так!

Юноша отвел от окна всю маленькую группу и продолжал шепотом:

— Оседлай моего чалого коня Виктора и Белую Стрелу для себя. — Это были самые быстроходные лошади в конюшнях. — Ты мне понадобишься. Только никакого шума — я не хочу никого беспокоить!

Он обернулся к отцу и Стаффорду.

— По-моему, Синтию поместили в Голубую комнату?

— Да, — ответил сэр Роберт.

— Она могла оставить там записку.

— Своему отцу?

— Ну разумеется. Нужно раздобыть ее.

Все оставшиеся у сэра Роберта понятия о гостеприимстве развеялись под натиском жестокой необходимости. Хамфри двинулся назад к дому. Один раз он остановился и прислушался, пламя его свечей устремилось вверх, подобно копьям. Было так тихо, что до них донесся бы звук даже из-за холмов и вересковых пустошей Дорсета.

— Если она оставила записку, мы должны раздобыть ее, — повторил Хамфри.

Дверь в дом оставалась открытой. Юноша поставил канделябр на стол в холле, зажег свою свечу и бесшумно направился вверх по лестнице. Вскоре он спустился, неся в руках сапоги для верховой езды.

— В комнате Синтии нет ни ее, ни записки родителям или вам, сэр, — сообщил Хамфри. — Несомненно, девушка убежала в ужасе от причиненного ею вреда.

Он посмотрел на мистера Стаффорда, но без всякой угрозы. Катастрофа была слишком близка, чтобы тратить время на бессмысленный гнев.

— Она ведь предала своего возлюбленного. — Хамфри сел и, сбросив туфли, стал натягивать сапоги. — Как она могла допустить, чтобы мы узнали о том, что имя Карло Мануччи носит Робин Обри? Сколько людей знали об этом? Она, Робин, Уолсингем, а теперь еще мы трое. Но мы, получив эти сведения, знаем больше, чем следует честным англичанам!