Любовь и другие иностранные слова - Эрин Маккэн

– Почему ты так говоришь?

– А я тебе скажу почему. Потому что Джеффри Стивен Брилл ее меняет. Она делает все, что он скажет. Ужасно бесит. Знак остановки, – я делаю тот самый жест рукой. – Спагетти. Меры безопасности. И Кейт на все это соглашается.

– Как говорится во многих песнях, «любовь все меняет».

– По-твоему, это хорошее объяснение?

– Я вообще не совсем понимаю, о чем мы говорим.

– О Кейт.

– Не о Джоффе и мерах безопасности?

– О Кейт.

– Так, а что общего у нее со знаком остановки и спагетти?

– А что общего у нее с текстами песен?

– Джози, – Стью драматически пожимает плечами. – Мне нужны субтитры. Или примечания.

Я выдыхаю (понятия не имела, что задерживала дыхание!) и спрашиваю:

– Может, сигнальные флажки?

– Давай попробуем. Мне нужен флажок, который будет означать «Спасите меня от разговора с Джози. Вышлите дюжих парней в огромных шляпах».

– В огромных шляпах?

– По-моему, крутое послание для флажка.

– Итак, возвращаемся к Кейт.

– И проясняем ситуацию, – говорит он, и мы идем дальше.

– Я не знаю, что с ней делать. И с Джоффом. И со свадьбой. И со всем – ну, за исключением этих огромных синяков у меня под глазами.

– Да они почти незаметны.

– Ты вот заметил.

– Ну да, на самом деле громадные синячищи. – Он улыбается и смотрит на меня искоса, а потом пихает меня локтем. – Ты просто выглядишь немножко усталой. Но это ничего. Поспи днем, и, может, ситуация прояснится. Для всех нас.

– Спасибо, – отвечаю я, и оставшийся путь мы проходим пешком.

По дороге я размышляю о многочисленных романах Софи и об их неизбежных трагических финалах. Я размышляю о многочисленных романах Стью и о том, как они раз за разом выдыхаются. Я размышляю об идеальной гармонии, царящей между Россом и Мэгги. Я размышляю о том, как папа обнимал маму у раковины. Я вспоминаю о том, как Итан стоит у доски и объясняет что-то с видом эксперта. И я вспоминаю о том, как Кейт и Джофф готовили спагетти, и вот я уже думаю о том, что значит слово «любовь», и это чувство внезапно кажется мне громадным, неподъемным, пугающим.

Жаль, что я не взяла с собой дневник: этот проклятущий, требовательный, ужасный дневник. Я бы написала: Кейт все меняет. То есть любовь, Любовь все меняет. Да уж, оговорка по Фрейду. Хорошо, что я этого не написала.

На лекции по госуправлению я на пару секунд проваливаюсь в сон и просыпаюсь, когда голова у меня наклоняется вперед. На этих лекциях спят очень многие: некоторые бесстыдно кладут голову на сложенные руки и дрыхнут весь урок. Похоже, мистер Блум, наш старый профессор, не обращает на это особого внимания: он сам борется с сонливостью, пытаясь не заснуть от собственного монотонного голоса, который в тысячный раз объясняет связь между землей, трудом и капиталом.

– Что с тобой сегодня такое? – раздраженно спрашивает меня Эмми, подходя к моему шкафчику.

Я слишком утомлена, чтобы мысленно переводить и ее слова, и ее тон, поэтому отвечаю я тоже сердито:

– Устала. А что, нельзя?

– Ладно, прости.

Мы молчим всю дорогу до раздевалки.

Волейбол не придает мне сил, а, наоборот, отнимает последние. Дважды я получаю мячом в лицо (несильно, просто пропускаю свою очередь отбивать). После тренировки ко мне подскакивает Джен и переплетает свои пальцы с моими.

– Я тут подумала о том, что ты сказала, – говорит она с широкой радостной улыбкой.

– О чем?

– О Стью.

– А что он?

– Ну, про то, нравится он мне или нет.

– А-а-а, ага.

– А что бы ты сказала, если бы я ответила «да»?

– Мм… Ну, не знаю.

– Ой, Джози. А я думала, ты обрадуешься.

– Да, Джен, я рада. Просто очень устала.

– Да, понимаю. По тебе заметно. – Она сжимает мне руку. – Ну ладно, не говори ему ничего, но попробуй узнать, как я ему. Хорошо? Ну, вы же двоюродные, ты, наверное, сможешь спросить его так, чтобы он не понял.

– Конечно.

– Ты просто чудо! Обожаю тебя! – Джен меня обнимает, и у меня совсем не остается никаких сил.

Стью отвозит меня домой, я прошу прощения за то, что так устала, и молчу всю дорогу. Дома я валюсь на кровать, сплю почти до шести и просыпаюсь с опухшими глазами и легким отпечатком часов на левой щеке.

Я умываюсь холодной водой, поправляю прическу, но это мало помогает. Ну ладно, хотя бы синяки исчезли, да и чувствую я себя лучше, чем в школе, поэтому припухлости и помятости можно проигнорировать. Я спускаюсь вниз. Кто-то звонит в дверь.

Словно по волшебству – а скорее, дело тут в черной магии – я обращаюсь в статую. В дверях с улыбкой стоит он. Стоит и держит мой кошелек. Мне кажется, из его рта вылетают какие-то слова.

Я.

Не могу.

Двигаться.

Не знаю, сколько я там простояла, вмерзнув в пол, однако Кейт хватило времени дойти до прихожей и спросить:

– Джози, кто там? Джози?

Она бросает на меня недружелюбный взгляд (я уже привыкла) и распахивает дверь пошире.

Он представляется:

– Добрый день. Меня зовут Итан Глейзер, я преподаватель социологии из Кэпа.

Глава 31

Краем глаза я вижу, как по лицу Кейт расплывается улыбка: обычно за такой улыбкой следует злорадный смех, но на сей раз Кейт держит себя в руках и просто делает шаг назад, несказанно довольная.

– Преподаватель? Итан Глейзер? – спрашивает она, а потом бросает на меня беглый взгляд. Его хватает, чтобы меня расстроить.

– Итан, – подтверждает он, они обмениваются рукопожатием, и Кейт приглашает его войти.

Я все еще не двигаюсь. Похоже, у меня отнялось все, кроме головы. Я вижу, как Итан делает шаг вперед и протягивает мне кошелек.

– Джози, ты забыла его утром в классе. Прости, раньше добраться до твоего дома у меня не получилось.

– Э-э-э, ага, – выдавливаю из себя я и с трудом поднимаю руку, чтобы забрать кошелек.

– Джози только что проснулась, а так она бы обязательно вас поблагодарила, – говорит Кейт.

– Тяжелый день? – спрашивает меня Итан. – Утром ты показалась мне немного уставшей.

– Э-э-э, ага, – я прокашливаюсь. – Ну да.

– Я не буду вас задерживать. Наверное, помешал вам ужинать.

– Дамы, а что это тут у вас происходит? – С кухни входит папа. – Ох, простите. Не знал, что мы ждем гостей. Хью Шеридан, – он протягивает Итану руку.

– Итан Глейзер.

– Итан преподает у Джози социологию, – поясняет Кейт.

– А, Джози постоянно говорит о ваших занятиях, – говорит папа. – Ей очень нравится.