Мельница на Флоссе - Джордж Элиот

— Ну что вы, я буду осторожен, я не пораню себя — правда, не пораню. Да я и не буду вынимать ее из ножен, я просто стал бы салютовать ею и все такое.

— Нет, ничего не выйдет, говорю тебе, ничего не выйдет, — ответил мистер Поултер, готовясь к отбытию. — Что бы на это сказал мистер Стеллинг?

— О, послушайте, мистер Поултер, я отдам вам свои пять шиллингов, если вы одолжите мне саблю на недельку. Вот, — сказал Том, протягивая соблазнительный кружочек серебра. Хитрец! Он рассчитал эффект не хуже зрелого философа.

— Хорошо, — еще более серьезно сказал мистер Поултер, — только ее никто не должен видеть.

— О, конечно, я положу ее под кровать, — нетерпеливо пообещал Том, — или даже на дно своего сундучка.

— Ну-ка, давай посмотрим, можешь ли ты вытаскивать ее из ножен, не поранившись.

После того как эта операция была проделана несколько раз, мистер Поултер почувствовал, что совесть у него чиста, и сказал:

— Ну хорошо, мастер Том, я возьму крону, чтобы быть умеренным, что ты себе не повредишь.

— О, конечно, нет, мистер Поултер, — воскликнул Том, с восторгом протягивая ему монету и сжимая в руке саблю, которая, кстати, могла бы быть и полегче.

— А если мистер Стеллинг увидит, как ты несешь ее в дом? — выдвинул мистер Поултер новый довод, предварительно спрятав деньги в карман.

— О, по субботам он всегда сидит наверху, в своем кабинете, — сказал Том.

Он не любил действовать исподтишка, но был не против небольшой военной хитрости, когда дело того стоило. Поэтому с триумфом, смешанным со страхом — страхом, что ему могут повстречаться мистер или миссис Стеллинг, — он унес саблю в свою комнату и, по некотором размышлении, спрятал ее в чуланчике, за висящим там платьем. В этот вечер он уснул, предвкушая, как поразит Мэгги, когда она приедет: подвяжет ножны к поясу красным шарфом и объявит ей, что сабля его собственная и что он собирается идти в солдаты. Никто, кроме Мэгги, не будет так глуп, чтобы поверить ему, и никому, кроме Мэгги, он не отважится показать саблю; а Мэгги, и правда, должна была приехать к нему на следующий неделе, перед тем как отправиться вместе с Люси в пансион.

Если вы думаете, что мальчику в тринадцать лет не пристало быть таким ребячливым, вы, должно быть, исключительно благоразумный человек, и — пусть даже посвятили себя гражданской профессии, требующей скорее мирного, чем грозного вида, — никогда, с тех пор как у вас появились усы, не принимали воинственной позы перед зеркалом и не хмурили брови, глядя на свое отражение. Я не уверен, что мы могли бы пополнять нашу армию, если бы дома не было штатских людей, которые любят воображать себя солдатами. Войнам, как и другим драматическим зрелищам, вероятно, пришел бы конец, не будь на свете „публики“.

Глава V ВТОРОЕ ПОСЕЩЕНИЕ МЭГГИ

Трещину в отношениях двух мальчиков было не так просто заделать, и они довольно долго разговаривали друг с другом, только когда их к тому вынуждала необходимость. При различии их темпераментов обида легко могла перейти в ненависть, и у Филипа этот процесс, по-видимому, уже начался. По натуре он не был злым, но обидчивость часто толкала его к недобрым чувствам.

Быку — мы можем позволить себе утверждать это, ссылаясь на авторитет одного из великих классиков, — не свойственно пускать в ход зубы как средство нападения. Том был милый тринадцатилетний бычок и бросался на подозрительные предметы со всей присущей быкам ловкостью, но он случайно попал в самое уязвимое место и причинил Филипу такую острую боль, будто, преисполненный ядовитой злобы, долго и тщательно целился, чтобы поразить его посильней.

Том не понимал, почему бы им не покончить с этой ссорой, так же как они кончали со многими другими, просто делая вид, что ровно ничего не случилось. Хотя он никогда раньше не говорил Филипу, что его отец — мошенник, мысль Эта всегда в какой-то степени определяла его отношение к товарищу, который не вызывал у него доверия и которого он не мог ни любить, ни ненавидеть; поэтому выражение Этой мысли вслух не явилось для него таким событием, как для Филипа. Он имел полное право сказать так, раз Филип первый на него набросился и обозвал худыми словами. Но заметил, что все попытки пойти на мировую не встречают со стороны Филипа никакого отклика, Том снова надулся и решил никогда больше не обращаться к нему за помощью — ни с рисунками, ни с латынью. Они держались друг с другом настолько корректно, насколько это было необходимо, чтобы мистер Стеллинг не заметил, что они в ссоре, — он сразу бы положил конец таким глупостям.

Но Мэгги, приехав к Тому, не могла удержаться, чтобы не смотреть со все растущим интересом на его нового товарища, хотя оп и был сыном этого гадкого Уэйкема, на которого так сердился ее отец. Она прибыла в разгар занятий и сидела в сторонке, пока Филип отвечал уроки мистеру Стеллингу. Том за несколько недель до ее приезда писал ей, что Филип знает бесчисленное множество разных историй, не таких глупых, как у нее, и теперь, слушая его, Мэгги решила, что он, должно быть, очень умный. Она надеялась, что Филип найдет умной и ее, Мэгги, когда они поговорят друг с другом. К тому же Мэгги с нежностью относилась ко всем калекам; она предпочитала хромых ягнят, потому что ей казалось, что сильные и здоровые не так рады будут ее ласкам, а ей больше всего на свете нравилось ласкать тех, кому это доставляет радость. Она очень любила Тома, но ей хотелось, чтобы его больше беспокоило, любит она его или нет.

— А Филип Уэйкем, кажется, славный мальчик — а, Том? — сказала она, когда они вышли вместе в сад перед обедом. — Он же не мог сам выбрать себе отца, правда? И я читала об очень плохих людях, у которых были хорошие сыновья, и о хороших родителях и плохих детях. А если Филип хороший, мы должны только жалеть его, раз у него отец плохой человек. Ведь он тебе тоже нравится, да?

— Странный он какой-то, — отрывисто бросил Том, — и злится на меня за то, что я назвал его отца мошенником. А я имел полное право это сказать, ведь так оно и есть, и он первый начал браниться. Побудь тут минутку одна, Мэгги, ладно? Мне надо сбегать в мою комнату. У меня там что-то есть.

— А мне можно с тобой? — спросила Мэгги, которой в первый день после разлуки была мила даже тень Тома.

— Нет, я тебе потом расскажу, что это, сейчас еще рано, — сказал Том и вприпрыжку побежал от нее прочь.

После обеда мальчики снова пошли в кабинет готовить уроки на завтра, чтобы в честь приезда Мэгги быть вечером свободными. Том сгорбился над латинской грамматикой, бесшумно шевеля губами, как ревностный католик, стремящийся поскорее повторить „Отче наш“ положенное число раз, а Филип в другом конце комнаты прилежно читал что-то, заглядывая то в одну, то в другую большую книгу, с таким довольным видом, что возбудил любопытство у Мэгги, — совсем непохоже было, что он учит уроки. Она сидела у камина на низенькой скамеечке недалеко от обоих мальчиков, попеременно наблюдая то за тем, то за другим; и как-то, оторвавшись от книги, Филин встретился взглядом с внимательными черными глазами, глядевшими на него с немым вопросом. Он подумал, что эта сестренка Талливера — премилое создание и совершенно непохожа на своего Грата; он бы хотел, чтобы у него, Филипа, была младшая сестренка. Есть у нее что-то такое в глазах, отчего на ум приходит принцесса из сказки, превращенная в бессловесную лягушку или лебедя… Я думаю, он увидел в них неудовлетворенную мысль и неудовлетворенную жажду любви.

— Послушай, Мэгзи, — сказал наконец Том, закрывая книги и откладывая их в сторону с энергией и решительностью истинного мастера в искусстве ничегонеделанья. — С уроками покончено. Пойдем со мной наверх.

— А зачем? — спросила Мэгги, когда они вышли из комнаты; она вспомнила его предварительный визит в спальню и возымела кое-какие подозрения. — Ты, может, хочешь сыграть со мной какую-нибудь штуку?

— Да нет, Мэгги, нет, — уговаривал ее Том, — тебе это очень-очень понравится.

Он обнял ее за шею, она обвила рукой его талию, и таи, обнявшись, они пошли наверх.

— Послушай, Мэгги, только ты никому не говори, знаешь, — сказал Том, — а то я получу пятьдесят строчек.

— А оно живое? — спросила Мэгги, которой вдруг пришло в голову, что он тайком держит в своей комнате хорька.

— Сейчас увидишь, — ответил Том. — Иди теперь в тот угол и закрой пока глаза, — добавил он, запирая дверь спальни. — Я скажу тебе, когда можно будет повернуться. Только не визжи.

— Если ты меня напугаешь — буду, — сказала Мэгги, становясь серьезной.

— Да нечего тут пугаться, глупая, — сказал Том. — Ну, закрывай глаза, да смотри не подглядывай.

— Очень мне нужно, — презрительно сказала Мэгги и уткнулась лицом в подушку, показывая, что честь для нее превыше всего.

Том, опасливо оглядываясь, пошел к чулану, затем забрался в него и притворил за собой дверь. Мэгги ничего не стоило сдержать свое слово, даже не опираясь на твердые принципы: лежа с закрытыми глазами, она скоро забыла, где находится, и задумалась о бедном горбатом мальчике — таком умном! — но тут Том позвал ее: