Седьмая вода - Галина Валентиновна Чередий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не надо! — прошипела я, оказавшись лицом к лицу с ним и вперив взгляд в его седые, как верно подметил кто-то, от злости глаза.
— Веселишься? — ответил он, и я узнала ту самую хрипотцу в голосе, что пробивалась всегда, когда он выходил из себя.
Арсений остановился, потому что я преградила ему дорогу, но при этом продолжал убивать бедного Гешу взглядом.
— А тебя это, как всегда, бесит? Тебе нужно видеть меня вечно несчастной и в одиночестве? — Я, сама не осознавая, уперлась ему рукой в грудь, требуя всего его внимание себе. И, естественно, я его получила. Арсений медленно, явно борясь со своей психованной натурой, опустил глаза на мои руки, а потом посмотрел в мои. И я ощутила себя пойманной в тот водоворот дикой стихии, что сейчас бесновался в его взгляде. Меня аж до печенок пробрало, до такой степени, что зубы лязгнули, как от озноба.
— Меня бесит, что кое-кто не знает, когда руки нужно при себе держать, а не тянуть их ко всему, что движется! — прорычал Арсений, не позволяя мне теперь вырваться из западни, в которой я оказалась, решившись глянуть ему прямо в лицо. И это выводило меня из себя, но не умаляло мою решимость противостоять ему.
— Ну да, конечно, ты ведь у нас живой пример подобного поведения! Можешь прямо инструктаж проводить!
— Никогда в жизни я не прикасался к женщине, которая этого не хочет!
— Во-первых, ты нагло врешь! А во-вторых, кто сказал, что я этого не хотела?
— Седой, ты чего? — опамятовал наконец Геша. Напрасно он напомнил Арсению о своем существовании. Глаза напротив опять словно подернулись дымкой бешенства, фокусируясь на нем!
— Не смей! — снова зашипела я разъяренной змеей. — И ты еще имеешь наглость говорить мне о том, что сожалеешь? Да ты ни на грамм не изменился! Как был мерзавцем, ради собственного удовольствия отравляющим мне жизнь, так и остался! Отвали от меня раз и навсегда!
Последние слова я почти прокричала.
— Ребята, да вы чего? — я обернулась на встревоженный голос Геши, намереваясь попросить уйти его от греха подальше.
Если уж никуда не деться от выяснения отношений, и эта гадкая сцена уже начата, то я выскажу Арсению все, что думаю. Один раз, но полностью. Но вот ни лишних свидетелей, ни случайных пострадавших при этом не хочу.
Взглянув через плечо, я обмерла от прилива стыда и досады. Рядом с Гешей стояли Рыж и Шон, и я не знала, как давно они там и что успели четко расслышать.
— Седой, мужик, мне тут позвонили. Прям срочно нужно в город. Подкинешь, а? — тон Шона совершенно непринужденный, хотя взгляд колкий и настороженный.
Арсений уже открыл рот, явно собираясь отказаться, но мужчина не дал ему такой возможности.
— В моей вся гоп компания последние сорок серий Маши «досматривает». Их сейчас вытащить из машины не вариант. Выручай!
Арсений молча кивнул и, резко развернувшись, пошел переодеваться.
— Да что это тут было вообще? — почти возмущенно воскликнул Геша.
— Ой, Геш, я че тут приперлась-то, там же у тебя телефон прямо весь из себя разрывается — затараторила Рыж, неловко пытаясь поймать улетающий с ее плеч яркий платок практически перед лицом обалдевшего парня. Платок не ловился, так и норовя обмотать голову Геши, Леся кружила вокруг него хроменькой подбитой утей, чертыхаясь и смешно всплескивая свободной рукой. — Ой, Русалыч, а это не твои шлепочки такие желтенькие сейчас прям вот уплывут, а? Небось, потеряла, когда тебя на руках-то таскали. Геш, так это, телефон, вон, аж сюда слышу звон. Ой, пятку наколола, Геш, руку дай, а? — и, продолжая что-то бухтеть и причитать, наступая на раненую ногу, деловито утащила на буксире вконец загипнотизированного ее постоянным мельтешением и тарахтением молодого человека.
Поймав действительно качавшиеся на воде сланцы, я постояла, глядя на море и подставляя свое пылающее от стыда и злости лицо ветру. Да сколько же это будет продолжаться? Неужели нормально жить и общаться я смогу только вдали от дома, а стоит вернуться, и Арсений постоянно будет появляться адским видением, портить любой хороший момент и распугивать всех вокруг? Что мне с этим делать?
Ты и так уже сделала — не расхлебаешь, отозвалось у меня внутри. И так-то было хреново, так еще и усугубила тогда все той ночью. И самое ужасное, что я могла сколько угодно сожалеть, что она — эта самая ночь — была, но вот о том, что во время нее произошло, сожалеть при всем желании не выходило. Могла злиться, ненавидеть, что забыть ни одной секунды не могу, но только не жалеть.
ГЛАВА 14
Арсений.
С самого момента, как Шон с чрезмерно озабоченным видом уселся рядом со мной и мы стартанули со спота, он не замолкал ни на минуту. Такое чувство, что он целенаправленно втягивал меня в совершенно бессмысленный сейчас разговор, пытаясь довести меня до окончательного бешенства. Хотя, о чем это я. Естественно, целенаправленно. Во-первых, Шон никогда не страдал ранее привычкой чесать языком не по делу просто для заполнения эфира, а во-вторых, его цепкий пристальный взгляд (после того как они с Рыж застали нас с Василисой в момент обострения на пляже) никак не вязался с показной общей расслабленностью. Я терпел сколько мог, коротко угукая и кивая, почти молясь, чтобы друг унялся и прекратил эту долбаную психоатаку. Но Шон проявил свойственную его характеру настойчивость и целеустремленность, теперь задавая такие вопросы, на которые требовались более развернутые ответы, нежели невнятное мычание. Рассуждал с заумным видом о зрелищности и безопасности олдскульных труков по сравнению с молодыми адреналинщиками, так и норовящими бахнуть сложный трук в анхукте. Да еще и настойчиво спрашивал моего мнения о каждом, как будто не говорили об этом уже раз сто раньше! И тут меня прорвало. Резко уйдя в обочину, я нажал на тормоз.
— Да какого же хрена! — рявкнул, разворачиваясь к Шону, невозмутимо смотрящему на меня. — Это ты ведь нарочно, да?
В ответ тот лишь поднял одну бровь, глядя прямо в глаза.
— Если хочешь спросить — прямо спрашивай!
— И о чем я должен спросить, по-твоему? Почему с того момента, как вы встретились с этой загадочной Русалкой, ты как не в себе? Или почему она
