Властелины удачи - Гарольд Роббинс

В Чикаго в сорок пятом году она отказалась от короткой черной жилетки, заменив его удлиненным, в мелкую полоску, пиджаком. Теперь зрители могли видеть ее грудь, лишь когда она расстегивала пуговицы пиджака, если не надевала бюстгальтера. Обозреватель одной из чикагских газет написал: «Очаровательная, интересная молодая артистка, которой совсем не обязательно раздеваться, чтобы завоевать любовь зрителей. Возвращайся к нам, Гленда Грейсон».

С тех пор она больше не выставляла грудь напоказ. Более того, решила, что костюм, состоящий из пояса, чулочков и шляпы безнадежно устарел и вел в тупик.

— Своей грудью ты заработала много денег, крошка, — спорил с ней Джиб. — Может, напрасно ты решила ее спрятать? Как бы тебе не пришлось вновь возвращаться в Катскилл, днем обслуживать клиентов за столиками, а вечером получать пять процентов от заработанного. Этому парню из «Casa Pantera» не зря нравился черный пояс. В сочетании с твоей кожей — это фантастика.

Двадцатого сентября сорок шестого года в ее гримерную постучались. Она впустила незнакомого мужчину, который не замедлил представиться:

— Меня зовут Сэм Стайн. Вот моя визитная карточка.

Она прочитала:

СЭМЮЭЛЬ Л. СТАЙН

Агенство талантов.

Лос-Анджелес. Нью-Йорк. Лондон.

На следующий день они встретились за ленчем. Пошел с ней и Джиб Дуган.

Лысый толстячок с крохотным личиком сразу взял быка за рога.

— Я могу организовать вам выступления в Далласе. С руководством клуба все обговорено. Три недели. По тысяче долларов. Потом Хьюстон. Далее Новый Орлеан. К концу турне можно будет говорить о Лос-Анджелесе. А если подработать вашу программу, я смогу открыть перед вами двери любого клуба.

— Да что там подрабатывать? — возмутился Джиб.

— Прежде всего, мы должны ее одеть, — ответил Сэм Стайн. — С таким талантом девушке не обязательно бегать по сцене полуголой. Это во-первых.

— Что еще? — спросила Гленда.

— Очень уж беззубые у вас шуточки. Нет в них изюминки. Да, зрителям они нравятся, но, я думаю, вы способны на большее. Больно уж все на поверхности, как в голливудских фильмах. В вашей биографический справке написано, что вы работали в клубах Нью-Йорка. С таким багажом вас бы там не пустили на порог.

— У меня есть и другие миниатюры, — ответила Гленда.

— Давайте послушаем. Мы можем подняться в мой «люкс»?

— С таким «товаром» у нее возникнут сложности с контрактами, — пробурчал Джиб.

— Вы ее агент?

— Официально, нет. Но я помогаю ей в переговорах с владельцами клубов.

— Тогда предоставьте мне заботу о контрактах.

Двумя месяцами позже, в Далласе, Гленда вышла на сцену в обтягивающем белом платье с блестками. Она произнесла несколько новых острот. Спела песни из мюзиклов «Сумасшедшая девчонка», «Порги и Бесс», «Крошки в объятиях», «Веселый корабль». И наконец, из «Все проходит».

Потом, бросив микрофон пианисту, который ловко поймал его, рывком скинула белое платье и швырнула его на рояль, оставшись в переливающемся ярко-алом трико, в котором и станцевала под музыку из фильма «На цыпочках». После чего, вскочив на стул, произнесла длинный монолог, использовав фразу: «Голда, ради благополучия семьи, измени имя! Пожалуйста!» Закончила она песней из «Все проходит».

Сэм Стайн приобрел для нее все необходимые разрешения. Купил ей пластинки, чтобы она послушала, как исполняют эти песни звезды. Зрителям она понравилась. Администрация в нее просто влюбилась. Но на следующее утро Сэм пригласил ее к себе в номер, и они принялись за работу. Он убрал одну песню и заменил ее другой. Он вычеркивал репризы и предлагал более интересные.

Он изменил ее костюм. Теперь под белое платье она надевала простое черное трико и черные прозрачные чулки на кроваво-красных подвязках. Верхняя часть ног при этом оставалась голой. И контраст между белоснежной кожей и черным материалом костюма создавал потрясающий эффект. Вернул Сэм и черную шляпу. Гленда брала ее с рояля и надевала на белокурые локоны.

Владельцы клуба с радостью продлили бы ее контракт еще на три недели, но ее уже ждали в Хьюстоне. Три недели спустя, как и обещал Сэм, они перебрались в Новый Орлеан.

— Осталась еще одна проблема, Гленда. — Они сидели за ленчем в лучшем ресторане Нового Орлеана. Сэм показывал на бутылку.

— Я же нервничаю, Сэм.

— Естественно, нервничаешь. Как же ты можешь не нервничать. А когда ты перестанешь нервничать? Став звездой номер один? Нет. Могу тебе сказать, что нервничать ты будешь всегда. Такую уж ты выбрала профессию.

— В Хьюстоне в последнюю среду ты была не в форме, — добавил Джиб. — Мягко говоря, не в форме.

— Заткнись! — рявкнула она на Джиба. — Что мне, по-твоему, делать? Бросить пить?

Сэм покачал головой:

— Сначала уменьшить дозу. Чуть-чуть после выступления, чтобы сбросить напряжение, прийти в себя. Чуть-чуть за ленчем. Но уж никак…

— Ясно, — прервала его Гленда. — Будь умницей, Голда, чтобы мы могли заработать на тебе денежки.

5

— Сэм…

— Да, Гленда.

— Помоги мне, Сэм. Ты единственный оставшийся у меня друг. Джиб ушел. Мало того… Он украл мою шляпу, приносящую мне счастье.

Сэм отвез ее домой.

— Итак, рабби Грауштейн, — обратился он к ее отцу, — вы святой человек. Мудрее Бога. Г-м-м.

— Вы shegetz, — ответствовал рабби.

Сэм пожал плечами.

— Тогда вы klutz[39]. Все мы далеки от совершенства.

— Я чту Закон. — Рабби стоял как скала.

— Это Закон повелел вам выгнать дочь из дому? — полюбопытствовал Сэм. — Почему дочь должна чтить отца, если отец не уважает дочь? Голда — милая молодая женщина. Если вас знают только в Бруклине, то ее — во всей Америке. А скоро будут знать во всем мире.

— И что в этом хорошего? — спросил рабби Грауштейн. — К чему эта известность?

— Я бы хотел, чтобы у меня была такая дочь!

Гленда застенчиво улыбнулась:

— Ты для этого слишком молод, Сэм.

Рабби Мордекай Грауштейн сурово глянул на дочь. Своей улыбкой, своей шуткой она свела на нет значение этого разговора, унизила его самого.

Он встал.

— Уриеля Акосту[40] заставили лечь у порога амстердамской синагоги, — напомнила отцу Гленда, — и все прихожане переступали через него, входя в нее. Если ты думаешь, что сможешь сделать такое и со мной, ты и есть klutz, как назвал тебя Сэм.

Глава XIX

1

На какое-то время Бат отвлекся от съемок первого шоу Гленды Грейсон, чтобы слетать в Нортгемптон, штат Массачусетс, на выпускную церемонию Джо-Энн.

Там он впервые встретился с Моникой Корд. Она приехала в Нортгемптон в компании известного карикатуриста Билла Толлера. Его политические карикатуры публиковались более чем в сотне газет. Как и Норман Рокуэлл, он иногда рисовал себя, рекламируя собственный образ: широкоплечий, грузный мужчина в свитере курит трубку и с раздражением смотрит на пустой лист бумаги. В жизни он выглядел лучше, чем на картинке. Он действительно курил трубку, которую держал в кармане, сидя рядом с Моникой на торжественной церемонии в честь окончания колледжа.

Предчувствуя, что Моника привезет с собой Билла Толлера, и не желая в одиночку общаться с бывшей женой и ее спутником, Джонас захватил с собой Энджи. Как обычно, она собрала богатый урожай восхищенных взглядов.

Бат позвонил в Вашингтон Тони Максим и пригласил ее в Нортгемптон. Отцу Тони нравилась. Джо-Энн тоже, полагал он. Если бы он появился в Нортгемптоне с Глендой Грейсон, встреча с родственниками могла закончиться скандалом. Кроме того, он не хотел окончательно рвать с Тони и, приглашая ее на столь важное семейное событие, искупал вину за события прошлые, куда он тоже мог бы пригласить Тони, но не пригласил. Таким образом Бат полагал, что сделал правильный выбор.

Это, однако, не уберегло его от шпильки Джонаса:

— Ага. Возвращение в родную гавань. С чего бы это?

— Моногамия — не в традициях Кордов, — ответствовал Бат.

Уик-энд не улучшил их отношений. Монику сын Джонаса интересовал только с одной стороны: неужели он действительно готовит телешоу, звездой которого будет Гленда Грейсон? Как редактор журнала, она хотела знать его мотивы. Впрочем, как и причину смеха Джонаса. И не пыталась скрыть своего любопытства.

Билл Толлер чувствовал себя лишним и медленно наливался желчью. В поисках человека, который мог бы поговорить с ним, он остановил свой выбор на Тони. Она действительно поговорила с ним о политике и хоть как-то отвлекла его от грустных мыслей.

Присутствие Энджи злило Монику. Джонас радовался тому, что его экс-жена злится. Энджи все это забавляло.

2

Джонас пригласил Бата в свой «люкс» в половине седьмого утра. До торжественной церемонии. Одного.