Волшебник Земноморья - Урсула К. Ле Гуин

Темный страх старика не проходил. Если ему казалось, что Гед подошел к нему так близко, что может дотронуться, он торопливо отскакивал и все время смотрел исподлобья, точнее — из-под свалявшейся копны грязных седых волос. Занимаясь своим делом, старик все время оглядывался, оскалив зубы в гримасе то ли угрозы, то ли ужаса. Старуха поначалу тоже, стоило Геду шевельнуться, принималась скулить и прятаться в куче рваных шкур, но пока он лежал в лихорадочном забытьи в их темной хижине, она немного к нему привыкла. Иногда он видел ее рядом с собой. Сев на корточки, старуха подолгу смотрела на него со странным выражением, какое бывает у слабоумных, но в то же время жадно и тоскливо. Спустя некоторое время она сама принесла питьевой воды. Когда он сел, чтобы взять раковину из ее рук, она задрожала от испуга и пролила воду. Вся вода вылилась, и старуха заплакала, вытирая глаза длинными космами серовато-седых волос.

Когда он начал работать на берегу, она наблюдала за Гедом, за тем, как он, используя грубое каменное тесло старика и связующие чары, превращает выброшенный на берег плавник и переломанные доски старой лодки в новое судно. Но досок не хватало, и приходилось заменять древесину чистейшим волшебством. Старуха следила за чудесной работой волшебника, не спуская с него тоскливого, молящего взора старых глаз. Постояв так какое-то время, она ушла, но вскоре вернулась с подарком — горстью мидий, собранных среди скал. Она протянула их Геду, и он съел мидии сырыми, поблагодарив старуху. Старая женщина направилась к хижине и вернулась с каким-то узлом, обернутым тряпьем. Робко, ни на миг не спуская глаз с его лица, она развернула узел и достала свое сокровище.

Это было маленькое детское платьице из шелковой парчи, расшитое жемчугом, но запачканное пятнами морской соли и пожелтевшее от старости. На крохотном лифе платьица жемчужинами был вышит узор, и Гед сразу же узнал сдвоенные стрелы Богов — Братьев Каргадской Империи, увенчанные королевской короной.

А старуха, вся сморщенная, грязная, одетая в ужасный мешок из тюленьих шкур, показала на крохотное парчовое платьице, потом на себя и улыбнулась — бессмысленной блаженной улыбкой грудного младенца. Потом, пошарив по подолу платьица и нащупав там тайничок, она вынула какую-то вещицу и протянула ее Геду. Он увидел кусочек потемневшего металла, возможно, обломок драгоценного украшения, судя по виду — половинку разломанного обруча, но слишком маленького, чтобы надеть даже на детскую головку. Когда Гед смотрел на обломок, старуха жестом дала понять, что он должен его взять. Она успокоилась только после того, как он взял вещицу, и снова блаженно заулыбалась и закивала, пытаясь объяснить, что это подарок. Но платьице старуха бережно завернула в жалкие лохмотья и потащилась, шаркая ногами, к хижине, чтобы опять спрятать в заветном углу дорогую для нее вещь.

Почти так же бережно, как ему вручили, Гед положил обломок в карман своей туники. Сердце его переполняла жалость. Он догадался, что произошло с этими странными людьми. Это были дети одного из королевских семейств Каргадской Империи. Тиран или узурпатор, свергший короля, их отца, но не желавший навлечь на себя гнев богов пролитием детской крови, приказал высадить их вдали от берегов Карего-Ата на далекий островок, не обозначенный ни на одной карте, и оставить там на произвол судьбы. Мальчику тогда, наверное, исполнилось восемь или десять лет, а девочка была крепенькой малышкой, одетой, как и подобает принцессе, в парчовое платье с жемчугами. С тех пор они и жили здесь, совсем одни, лет сорок, а может, и все пятьдесят, на скале посреди океана — принц и принцесса соленой пустыни.

Но его догадка подтвердилась только много лет спустя, когда поиски кольца Эррет-Акбе привели его в Каргадскую землю, к Могилам Атуана.

И вот его третья ночь на острове сменилась тихим, бледным рассветом. Это был как раз день Солнцеворота, самый короткий день в году. На берегу лежала слепленная из дерева и магии, обломков и наговоров новая лодочка Геда. Волшебник пытался объяснить старикам, что может забрать их с собой и увезти в любую населенную землю, куда они пожелают — на Гонт, Спеви или Ториклы, а если они захотят, то он высадит их в каком-нибудь уединенном месте на побережье Карего-Ата, хотя морякам с Архипелага небезопасно было заплывать в каргадские воды. Но они не захотели покинуть свой голый остров. Старуха так и не поняла, что он пытался втолковать им жестами и спокойными, ласковыми словами. Но старик все понял — и отказался. О других краях и других людях в его памяти сохранились детские кошмарные сны с потоками крови, с беспощадными великанами, сеющими смерть, и с воплями людей, чьи лица искажены предсмертными муками. Пока старик глядел на юношу и качал головой, Гед ясно прочитал все это в его глазах.

Поэтому Геду в то утро больше ничего не оставалось, как наполнить бурдюк из тюленьей шкуры родниковой водой и отправиться в путь. Он думал, чем отблагодарить стариков за тепло и пищу, которыми они поделились. Не было у него подарка для старой женщины, такого, чтобы понравился ей или на что-то сгодился, и он сделал для них то единственное, что мог: Гед наложил добрые чары на их солоноватый, скудный и ненадежный родник. Сквозь песок пробилась вода, такая свежая, чистая и обильная, какая бывает лишь в горных источниках Гонта. Теперь у них, по крайней мере, всегда будет вдоволь самой лучшей родниковой воды, думал он. Благодаря источнику клочок песчаных дюн среди скал много лет спустя нанесли на карты и назвали Родниковым Островом. Но хижина давно исчезла, а штормовые зимы не оставили и следа от двоих людей, проживших на нем всю жизнь и умерших в одиночестве.

Когда Гед начал стаскивать лодку с песчаной южной оконечности острова, старики спрятались в хижине, словно боялись смотреть на его отплытие. Он дал обыкновенному ветру, несильно дующему с юга, наполнить сотканный из чар парус, и быстро заскользил по волнам прочь от острова.

Покинув остров, Гед продолжил странную охоту. Охотник не знал, как выглядит та Тварь, которую он ищет, и в какой именно части Земноморья следует ее искать. Он искал добычу наугад, рассчитывая лишь на предчувствия, подозрения, а еще больше на то, что она тоже его ищет. Каждый из них не способен был видеть вещество, из которого состоял другой; Геда ставила в тупик бестелесность и неосязаемость Тени, а Тень слепла от дневного