Эпоха стального креста - Роман Глушков

– Дело в другом, брат Эрик. Пожелавший покаяться отступник Лаврентий сообщил нам сегодня, что вы общались с Иудой более, чем от вас требовалось, и даже без моей санкции приводили к нему детей. Лаврентий заверил письменное покаяние и в нем поклялся именем Пророка и Господа Бога, что все так и было. И теперь мы просто вынуждены провести расследование. Что вы можете сказать в свое оправдание?

И магистр, склонив голову набок, весь обратился в слух.

– Я не вижу, в чем должен оправдываться, ваша честь, – стараясь не допускать в голосе виноватых интонаций, пожал плечами я. – Что здесь предосудительного? Пленник попросил свидания с семьей, и я удовлетворил его просьбу, устроив им непродолжительную встречу. Вы отсутствовали в лагере, проконсультироваться было не у кого и чтобы после не отвлекать никого из вас по столь пустяковому вопросу...

– Непродолжительная встреча?! Пустяковый вопрос?! Вы называете непродолжительным и пустяковым двухчасовое свидание Иуды с детьми и любовницей да еще и без вашего наблюдения?! – Аврелий знал и такую деталь.

– Ну, у него большая семья, – я попытался изобразить улыбку. Получилось довольно убого.

– Ничего смешного тут нет, брат Эрик! – Голос магистра набирал угрожающую суровость. – А есть преступная халатность при несении службы! Не кажется ли вам, что из-за длительного общения с Проклятым вы чересчур размякли, командир взвода? А что за беседы вели вы с ним по ночам? Мы, конечно, не особенно доверяем этой собаке Лаврентию даже несмотря на его клятвенное признание, однако еретик утверждает, что темы ваших бесед охватывали далеко не Святое Писание, а даже наоборот – носили протестантский характер!

Вот влип так влип! Нет, имей я такой же подвешенный язык, как у Михаила, им бы всем давным-давно стало совестно за то, что они незаслуженно унижают здесь боевого командира Охотников. Но мой речевой орган не имел подобной защитной реакции, и к тому же меня сковывала колоссальная нервозность, явно не способствующая красноречию.

– Уверяю вас, ваша честь, ничего богохульного Иуда не говорил («Ой, ведь вру – говорил, да еще как говорил, паразит!»), – я, в отличие от Михаила, очень фальшиво изображал оскорбленную невинность. – Он от скуки поведал мне о своей жизни; я задал ему пару-тройку вопросов, и все! Да, признаю: из любопытства – и только из-за него! – я нарушил несколько инструкций, а посему прошу наказать меня в соответствии с буквой Устава!

– Погодите, брат Эрик, не спешите, – осадил Аврелий мое показное самобичевание. – Лаврентий также утверждает, что вы приняли у Проклятого исповедь...

Вот где Эрик Хенриксон едва не наделал в штаны, да простите меня за столь неромантическую откровенность! Банальный треп без задней мысли с одурманенным морфием Жаном-Пьером вылился теперь мне в обвинение в одном из тягчайших грехов – самовольного проведения церковного ритуала лицом, не имеющим на это никакого права. По степени тяжести данное преступление стояло рядом с колдовством и крайним богохульством. Личная трагедия Проклятого Иуды жила и после его смерти, продолжая уничтожать всех соприкасавшихся с ней...

Получив такой удар, я с шумом втянул воздух, после чего медленно его выдохнул, при этом сразу стушевавшись и потупившись. Левая нога моя как-то сама собой начала нервно притопывать по полу, чем обратила на себя внимание всех присутствующих. В общем, я сдал себя со всеми потрохами, можно было ничего и не отвечать этим дознавателям.

Лютая ухмылка исказила рот Мясника, а Матадор задумчиво потер ладонью свою классическую испанскую бородку. Наступила длительная и зловещая пауза.

– На самом деле это не являлось исповедью как таковой, – наконец проговорил я, хотя и понимал, что никакое оправдание уже не спасет мою виноватую голову. – Все это носило скорее некий шутливый оттенок...

– Но слово «исповедь» прозвучало, ведь так? – Аврелий воспринял такую отговорку довольно агрессивно и невзначай пошевелил больной рукой. – А, черт, как болит-то! ... Да и с кем вы шутили? С самим Проклятым Иудой! Не думаю, что вы ответили верно, брат Эрик! Да и брат ли вы нам после всего этого?

Я закивал головой и совсем сник. Хотелось разревется, как в детстве от безысходности, но детство давно ушло, а вместе с ним высохли и слезы.

– Ваша честь, – вставая с нар, обратился к инквизитору Бернард, – прикажете сорвать с него кресты и забрать оружие?

Медленно поднявшись вслед за ним, я принял уставную стойку, задрав подбородок и уставившись на противоположную стену. Глаза мои застилала серая туманная пелена. «Все кончено... кончено... кончено...» – било по мозгам тяжелой искательской киркой.

– Какой вы, Охотники, однако скорый на расправу и поспешные выводы народ! «Снять кресты, сдать оружие», – передразнил Аврелий Мясника. – Да, человек ошибся! Но мы все ошибаемся, и, надо сказать, частенько (только трое в отсеке знали истинный смысл этой прозвучавшей из уст Аврелия фразы). Парень совершил страшный грех, за который при стандартных обстоятельствах сразу бы лишился своей патлатой головушки. Но обстоятельства у нас сегодня экстраординарные, а Орден, хоть он и суров с оступившимися, но все же проявляет больше милосердия к тем, кто служил ему верой и правдой столько лет... А ну-ка немедленно сядьте, вы, оба!

Мы повиновались.

– Так-то лучше! Я тоже уважаю вас обоих, потому скажу: Господь дает-таки брату Эрику шанс доказать свою верность! Магистр Конрад, будьте добры, откройте сейф и достаньте оттуда красный конверт!

Коротышка резво исполнил просьбу, выудив из глубин стального ящика большой бумажный пакет пурпурного цвета с личной печатью самого Пророка. Бернард, Карлос, а за ними и я обеспокоенно заерзали – персональный приказ Гласа Господнего заставит трепетать кого угодно.

– Вскройте его, пожалуйста, – вновь попросил Аврелий Конрада, а затем с улыбкой пронаблюдал, как тот, не осилив плотную бумагу своими ходящими ходуном пальцами (даже магистрам иметь дело с подобными документами приходится очень и очень редко, а я так и вообще видел подобный конверт первый раз в жизни), впился в край пакета зубами.

А пока Конрад занимался этим, Аврелий развернулся вполоборота к Бернарду и заговорил с ним:

– Я знаю, о чем там написано, брат Бернард. Весьма сожалею о том, что не довел до вас эту информацию раньше. Весьма сожалею, уж поверьте. Зная ее, вы были бы осмотрительнее в раздаче своих обещаний. Моя оплошность, потому простите, если сможете...

До Мясника никак не доходило, о чем идет разговор, и он попеременно переводил взгляд то на Аврелия, то на плюющегося клочками бумаги Конрада, уже выковыривающего наружу гербовый бланк, в углу которого отчетливо различался оттиск: «Категория-Б».

Секретность категории «Б» предписывала доступ к информации должностным лицам не ниже командира отряда. Предвидя мои сомнения по этому поводу, магистр Аврелий осведомил меня:

– Хоть сейчас вы и комвзвода, брат Эрик, но формально числитесь на своем прежнем посту, а потому все по закону... Читайте, ваша честь.

Конрад извлек из складок балахона круглые очки в тонкой медной оправе и, нацепив их на нос, сделался похож на большую навозную муху, которой малолетние сорванцы ради забавы оборвали крылья.

– Кхе-кхе, – прочистил горло коротышка. – Значит, э-э-э, на конверте: «Предписываю исполнить данный приказ лишь в случае непредвиденной гибели Проклятого Иуды»... Далее берем бланк...

– Благодарим вас, мы уже поняли. Пожалуйста, поактивнее, ваша честь! – поторопил его Аврелий.

– Да-да, конечно... Так, далее: «В связи с тем, что дети Проклятого Иуды перестали представлять собой идеальный фактор для воздействия на вышеупомянутого отступника, именем Господа Бога, Отца и Покровителя нашего, приказываю...»

Я, Бернард и Карлос, заслышав «приказываю», автоматически вскочили со своих мест.

– «...приказываю ликвидировать их ради предупреждения в будущем новой угрозы для Веры и спокойствия Святой Европы...»

Перед глазами у меня все поплыло. Выстрели в тот момент рядом со мной наша гаубица, я бы, наверное, даже не вздрогнул, а лишь продолжал бы стоять как вкопанный да тупо пялиться на читающего Конрада. Брат Гюнтер, мой рядовой боец, оказался куда дальновиднее своего командира, просчитав события лучше любого дьякона-аналитика...

– «...Ликвидацию провести по возможности тихо, усилиями только командиров и особо надежных бойцов. Официальная версия: дети были отправлены в один из отдаленных приютов – варшавский, киевский, таллинский и т.п. ...»

Бернард взорвался. Немыслимое дело: он прервал магистра при зачтении приказа и мало того – принялся орать на самого Аврелия!

– Вы просто обязаны были известить меня об этом, ваша честь! Я дал Слово Командира перед братьями трех отрядов, черт побери! Вы что, предлагаете мне покрыть себя под старость лет позором? Проклятье! Как вы только могли!..