Рокировка Сталина. С.С.С.Р .- 41 в XXI веке - Анатолий Логинов

Селим рассказывал много, слишком много, чтобы можно было всё запомнить. Но я писала

его речь на телефон. Пригодится. Все пригодится. Я не жадная, я - предусмотрительная.

Жаль, что не всегда.

Когда всё было готово, старик замолчал. Я отвела байдарку от берега, забралась на

место капитана и, натягивая "юбку" на рант "очка", услышала последнюю фразу:

- Ты задумала очень смелое дело, девочка. И очень опасное. Однако это твой

единственный шанс. Кое-кто уже положил на тебя глаз, но его ждет большой сюрприз.

Старый Селим верит в тебя. У вас, русских, всегда получается то, о чем другие боятся

даже думать.

- До свидания, - просто ответила я. - Спасибо Вам.

- Прощай! Пусть Аллах будет к тебе милосердным.

Синие лопасти весел взметнулись в воздух, и байдарка стремглав понеслась вперед,

под углом удаляясь от пляжа...

Смоленская область, лагерь ОН-1

Поручик Збигнев Жепа

Третий день в лагере творилось нечто непонятное. На работу младших офицеров

выводить перестали, свежие газеты не выдавали, даже радио было отключено. Попытки

узнать, в чем дело, у охраны, натыкались на стену молчания. Пошли слухи, что началась

война с Германией, а кое-кто уверял, что не только с Германией, но и с перешедшей на ее

сторону Польшей, а также Англией и Францией. Збигнев впитывал их как губка. Ему,

искренне верящему во все, что им рассказывали о "пшеклентных болшевиках", после

содержания в лагере и принудительных работ на строительстве дорог, казалось, что все

ранее прочитанное и услышанное было преуменьшением.

- Это москальское быдло на самом деле гораздо хуже того, что мы о нем думаем, - не

раз говорил он своему другу и собеседнику, такому же поручику запаса, Мареку

Кшипшицюльскому. - Я еще перед войной говорил нашему директору, что только мы,

поляки - единственные цивилизованные люди на Востоке Европы. Теперь все могут

видеть, как я был прав! Заставить потомственных шляхтичей, офицеров, работать на

строительстве дорог - на это способны только варвары. Кого мы и видим, стоит только

посмотреть на лагерную охрану. Настоящие монголоиды! Да и начальник лагеря точно

такой же варвар, неспособный выйти за пределы инструкций и приказов. Видите - война

только началась, а у москалей уже все посыпалось

- Вы уверены, пан поручик, что война началась? - Марек был настроен скептически, к

тому же непонятно с чего, был уверен, что едва начнется война, русские всех расстреляют.

- При той неорганизованности русских, которую вы описываете, мы уже несколько дней

должны были бы наблюдать немецкие бомбардировщики. Вспомните, как германские

"авионы" висели над нами с самого начала войны. Сейчас же ни одного налета, вы

замечаете?

- Думаю, что все гораздо проще, пан Марек. Бомбардировщики Германии сейчас

смешивают с землей передовые части большевиков, помогая наступлению армии. Как бы

я хотел сейчас оказаться в рядах наступающих. Я бы отомстил пшеклентному быдлу за

все...

- Не знаю, пан Збигнев, не знаю. Не уверен я, что война началась. Да и не станут

немцы вступать с нами в союз. Они нас разбили, разделили нашу землю с русскими и

воюют с англичанами. Зачем им восстанавливать нашу страну?

- Эх, пан Марек, какой же вы пессимист. Я уверен... - договорить Збигнев не успел, от

помещения канцелярии раздались удары в било, сзывающие всех на построение.

- Что это придумали, проклятые? - удивился Марек. - Не к добру это, пан Збигнев,

спаси нас Матка Бозка Ченстоховска.

- Не бойтесь вы так, - перекрестившись, ответил Жепа. - Ничего нам большевики не

сделают, англичан и американцев побоятся.

- Ну да, в тридцать девятом не побоялись, а сейчас испугаются, - ворча на ходу, Марек

поспешил вслед за торопящимся к плацу у здания канцелярии Збигневым. Они оказались

на месте одними из первых и сейчас с удивлением рассматривали стоящих у крыльца

незнакомых высокопоставленных энкэведешников. Один из них развернулся и что-то

сказал стоящему на крыльце сержанту. Тот, козырнув, скрылся за дверью. Пока сержант

отсутствовал, на плацу собрались все польские обитатели лагеря. Последними, не

торопясь, подошли полковник Саский и майоры Блянк и Сокул-Шохин, старшие из

офицеров лагеря.

- Господа, - неожиданное обращение заставило всех насторожиться. Что еще

придумали эти русские? - Некоторые из вас со мной знакомы, остальным представляюсь:

лейтенант госбезопасности Хохлов, заместитель начальника управления по делам

военнопленных НКВД СССР. Советское правительство уполномочило меня довести до

вас, что территория современного СССР по неизвестным пока причинам перенеслась в

будущее на семьдесят лет вперед. Сейчас за пределами советских границ две тысячи

десятый год. Война с фашистами давно закончена, Польская республика восстановлена и

получила часть земель разбитой в сорок пятом году Германии. СССР и Польская

республика не находятся ныне в состоянии войны. Поэтому Советское правительство

готово, руководствуясь принципами добрососедства и гуманизма, вернуть вас на родину.

Но, вы должны осознать, что за границами СССР прошло более полувека и вы попадете в

совершенно другую страну, к своим потомкам, которые могут быть и не готовы вас

видеть. Поэтому наше правительство предлагает всем, кто желает, остаться в Советском

Союзе и продолжить службу в рядах Вооруженных Сил СССР или работу по

специальности на предприятиях промышленности. Желающие могут ознакомиться с

условиями принятия гражданства СССР, в канцелярии лагеря.

Поляки молча выслушали речь лейтенанта, не прерывая ее даже шепотом. Только она

закончилась, как вышедшие из-за спины Хохлова сержант и несколько солдат подошли к

полякам и стали раздавать отпечатанные на великолепной мелованной бумаге, с цветными

фотографиями, журналы на польском языке. Потрясенные поляки разглядывали

полуобнаженную красавицу на обложке и так же молча расходились, унося с собой

журналы...

Знал бы Томек, закупавший по просьбе своего приятеля Василия целый грузовик

развлекательных журналов, для чего они понадобились, наверное, отказался бы эту

просьбу выполнять.

Федеративная Республика Германия, г. Вюрцбург.

Степан Андреевич Брусникин, пенсионер.

Семья в полном составе собиралась редко. Изредка заскакивали дети. Их появление

больше смахивало на визиты вежливости, чем на искренне желание проведать родителей.

Еще реже видели в доме внуков. Как ни странно, самым частым гостем был правнук

Федька, шестнадцатилетний оболтус, недавно обзаведшийся мотоциклом. Приезжал,

скорее всего, не столько ради общения с "Ургросфатером", сколько ради хвастовства. В

этом возрасте доставляет удовольствие хвастаться свободой. Но ведь не мотался же по

сборищам мотоциклистов. Как их там, байкеры? Или моторадфареры? Не гонял по

автобанам, пристроив сзади белокурую соплюшку. А наведывался к старикам.

Хотя и мотался, и гонял, и соплюшки присутствовали. Но ведь и наведывался. Одно

другому не мешает. Мы же знаем...

Правнук вел себя совершенно по-русски. Врывался в дом без предварительного, за

неделю, созвона с договоренностями, влетал без звонка и стука, бросал: "Здорово,

дедуля!" и проводил час, два или три, налегая на бабушкины оладьи с магазинной

сметаной. И сколько гостил, по-немецки ни слова. Знал, что прадед этого не любит.

Сегодня собрались все. Приехал сын с женой, ставшей солидной матроной, дочь, обе

внучки, Ирина Сергеевна с мужем, а Оленька без своего хахаля, зато с маленьким Геной.

И Федька, конечно, как без этого оболтуса-то!

Отсутствию внучатого зятя Степан Андреевич не расстроился. С самого первого

знакомства, чванливый немец стоял поперек горла. А когда всплыло, что дед Генриха

служил в СС и погиб на "Восточном фронте", отношения испортились окончательно. Муж

Ольги к русским относился нормально, но дедом искренне гордился. А Степан Андреевич

эсэсовцев ненавидел. Кто-то из таких убил Андрея Брусникина. Мог бы стрелять и в

Степана, но того по малолетству на войну не взяли. А потому старик Генриха терпеть не

мог. Да тот и сам не стремился к налаживанию мостов к угрюмому старику. Даже сегодня,

на восьмидесятилетие, не приехал. И слава богу!

Стол накрыли по-русски, с винегретом и оливье, с отдельной подачей горячего. И

пили сегодня только водку, из уважения к юбиляру, хотя Сергей и морщился украдкой.

Разговор, как обычно, шел обо всем и ни о чем, без особых ухабов перетекая с темы на

тему. Говорили по-русски. Не из-за того, что кто-то не знал немецкого, просто такой