Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Иггульден Конн

– Господин мой, в ста милях к северо-западу от Самарканда есть деревушка Харезм, – проговорил слуга. – Она у границы с ханством Хулагу. Когда-то я там жил. Никто, кроме тебя, не узнает, где твои дети, а я буду защищать их до последнего вдоха.

– Отлично. – Алгу вздохнул с облегчением. – Уезжай немедленно, через другие ворота. Если смогу, я пошлю за детьми.

Ворота отворились еще шире, и Алгу увидел целую толпу мужчин и женщин с вытянутыми от страха руками. Стражники потеснили их обратно, чтобы не мешали господину. Крестьяне просачивались меж солдатами, но Алгу их не замечал. В городе стало так же опасно, как за воротами.

Правитель уставился на темные ряды неприятелей, ожидающих его. От страха засосало под ложечкой, но он пришпорил коня и поскакал вперед. Когда проехали под аркой, знаменосцы стали разворачивать его личные туги.

– Белые знамена! – рявкнул Алгу, пытаясь скрыть панику. – Поедем под знаменами перемирия.

Знаменосцы явно почувствовали его страх. Белых знамен у них не было, зато один из крестьян оказался в белых одеждах. Беднягу повалили наземь, раздели, а его наряд насадили на пику. Алгу поскакал навстречу туменам.

*

– Хочешь со мной? – спросил Хубилай сына.

Чинким улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами, пришпорил коня и рванул вперед. Хубилай кивнул Урянхатаю, а тот свистнул находящемуся неподалеку джагуну. Сотня отделилась от туменов, а ее воины выстроились по разные стороны от своих начальников. К ним примкнули знаменосцы Хубилая. Они несли желтые знамена с вышитыми драконами, которые блестели на солнце.

– Молчи и слушай, – шепнул Хубилай Чинкиму, когда они приблизились к делегации из Самарканда.

– Мы их убьем? – спросил сын так невозмутимо, что Хубилай улыбнулся. Он уже видел белый флаг над приближающейся группой.

– Только в крайнем случае. Мне нужны союзники.

Воины Хубилая остановились синхронно, показывая дисциплину наблюдающим со стен. Люди Алгу остановились менее слаженно, хотя хан и не ждал особой организованности от городского гарнизона.

Алгу выехал вперед с главным из своих вельмож. По возрасту Хубилай сопоставил его с Урянхатаем. Среди яркого солнца две группы смотрели друг на друга, отбрасывая длинные тени на песчаную почву. Хубилай молчал, в кои веки не желая поступиться достоинством: пусть хозяева заговорят первыми.

Долго тишина не продлилась: Алгу прочистил горло.

– Кто ты и почему поставил белый шатер у моего города?

– Я Хубилай из рода Кият-Борджигинов, внук Чингисхана, великий хан возрожденного народа. Назови свое имя, признай меня владыкой, и мы не поссоримся.

Алгу впился в него взглядом, ссутулившись в седле. Хубилая он видел и запомнил мальчишкой, но годы изменили его до неузнаваемости. В седле сидел мужчина в шелковом танчжуане с драконами, надетом поверх рубахи. Но на поясе у него висел меч, и казался он сильным и опасным. Алгу прищурился и на ярком свету увидел золотистые глаза, которые выдают потомков Чингисхана.

– Я Алгу из рода Кият-Борджигинов, – пролепетал он, нервно сглотнув, – властитель Чагатайского улуса. Если ты… – Алгу запнулся, едва не сказав, что сомневается в притязаниях Хубилая. Оскорбить того, кто привел двенадцать туменов, он не мог. – Я сын Байдура, внук Чагатая, правнук Чингисхана.

– Мы ведь встречались, когда я был совсем мальчишкой? До того, как Гуюка посадили на ханский престол в Каракоруме?

Алгу кивнул, сопоставляя худенького мальчика из своих воспоминаний с мужчиной, на которого смотрел.

– Я тебя помню. Ты вернулся из сунских земель?

– С учетом того, что я перед тобой, проницательность невероятная, – усмехнулся Хубилай. – Сдавайся, Алгу, прямо сейчас, пока предлагаю по-хорошему.

Тот беззвучно открыл рот и покачал головой, не в силах осмыслить услышанное.

– Наш хан – Арик-бокэ, – наконец пролепетал он.

К его ужасу, лицо у Хубилая помрачнело, желтые глаза полыхнули гневом.

– Нет, господин мой Алгу, Арик-бокэ не хан. Я правитель ханства и всех его жителей. Мой брат либо падет предо мной на колени, либо просто падет. Жду ответа, Алгу, не то возьму Самарканд штурмом и назначу нового правителя. – Хубилай повернулся к Урянхатаю и с усмешкой спросил: – Орлок, ты хотел бы править Самаркандом?

– Если вам так угодно, ваше ханское величество, – ответил Урянхатай. – Но я лучше пошел бы с вами на лжехана.

– Ладно, другого подберу. – Хубилай снова повернулся к Алгу, который так и стоял разинув рот. – Что скажешь?

– Я… я дал клятву Арик-бокэ. Вашему брату, господин мой. Я не могу взять свои слова обратно.

– Освобождаю тебя от клятвы, – тотчас нашелся Хубилай. – А теперь…

– Все не так просто! – рявкнул Алгу, гнев которого наконец вырвался на свободу.

– Неужели? Кто, как не хан, вправе освободить тебя от клятвы?

– Господин мой, просто… Я хотел бы подумать. Почему бы вам не войти в город с миром? Только на одну ночь… Объявляю вас и ваших людей гостями.

На миг Хубилай пожалел человека, которого ставил в невыносимое положение. Двенадцать туменов стояли у ворот его города, суля смерть. Алгу не мог нарушить слова, данного Арик-бокэ, но Хубилай не оставлял ему выбора. Миг – и жалости как не бывало.

– Нет, господин мой Алгу, решение ты примешь здесь и сейчас. Ты принес клятву лжехану, но я не виню тебя в его преступлениях. Я – полновластный хан монгольского народа. Я гурхан.

[28]

Мое слово незыблемо, мое слово закон. Повторяю: ты свободен от своего обещания, от своей клятвы. Отныне для тебя нет господина. Понимаешь ли ты, что я тебе сказал?

Алгу кивнул. Лицо у него стало белее полотна.

– Следовательно, как свободный человек – ты должен принять решение. Мое место не здесь. Забот у меня хватает и без Чагатайского улуса, но я не могу преследовать своего непутевого брата, если за спиной у меня враг. Я намерен осадить Каракорум, поэтому не могу не перекрыть линии снабжения. Понимаешь ли ты это?

Алгу снова кивнул, будто проглотив язык. Хубилай заговорил мягко, как с близким другом:

– Тогда выбирай. Пока ты можешь это сделать, хотя зачастую жизнь не оставляет нам выбора. Если этим утром ты примешь неверное решение, у меня не будет другого выхода, кроме как разрушить Самарканд. Но я тебе не угрожаю. Народ наш пошел не тем путем, и я должен вернуть его на путь истины.

Алгу подумал о детях, уже направляющихся в безопасную деревню. Слова Хубилая иллюзий не оставляли. У Арик-бокэ огромное войско, и старшему брату он не сдастся – только не сейчас, когда сел на ханский престол. Но монголы никогда не сражались друг с другом. Если до такого дойдет… Алгу не мог даже представить, какими будут разрушения.

Медленно, осторожно, под пристальным взглядом Хубилаева орлока он спешился и встал рядом со своим конем, глядя на человека, назвавшегося правителем мира. «Чагатайский улус – лишь малая часть того мира», – сказал себе Алгу. На новую клятву Арик-бокэ непременно ответит – бросит на владыку-клятвопреступника карательные тумены, и тогда не жди ни жалости, ни снисхождения. Алгу прикрыл глаза, не зная, на что решиться.

– Господин мой, – наконец заговорил он, – города мои недалеко от Каракорума. Клятва моя станет объявлением войны против великого ханства…

Алгу захлопал глазами, потрясенный собственным заявлением, а Хубилай лишь расхохотался.

– Безопасность я обещать тебе не могу. В этом мире нет безопасности. Могу лишь сказать, что этим летом брат мой сосредоточит внимание на мне. После этого ханство возродится, и города твои насладятся моей милостью.

– Если ты потерпишь поражение, господин мой…

– Я потерплю поражение? Я не боюсь слабака-братишки, которому вздумалось занять мое место. Солнце высоко, господин мой Алгу. Я был с тобой терпелив, я понимаю, чего ты боишься, но на твоем месте не мешкал бы.

Алгу отошел от коня и опустился на колени, словно не замечая грязи.