Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Иггульден Конн

*

Арик-бокэ подвел тетиву лука к щеке – оперение стрелы скользнуло по лицу – и выстрелил. Стрела взмыла в воздух и поразила цель – вонзилась рыжеватому оленю в шею; тот упал, дико лягая воздух копытами. Ловчие с восторженными воплями пришпорили коней, поскакали к животному и перерезали ему горло. Один из них поднял оленя за рога и показал Арик-бокэ. Самец попался красивый, с длинной шеей, но хан скакал дальше. Облава, которую устроил Алгу, была в самом разгаре. Кольцо диаметром в десятки миль постепенно сжималось вокруг попавших в него зверей. Охота началась затемно – полуденный зной в местности вокруг Самарканда и Бухары располагал к отдыху. Солнце стояло высоко, Арик-бокэ обливался потом. Неподалеку хрюкали кабаны, зайцы разбегались из-под конских копыт, но хан забыл о них, услышав хриплый рык леопарда. Он развернулся в седле и сдавленно выругался: Айгирн, дочь Алгу, уже приготовилась к атаке и подняла копье. Айгирн означает «прекрасная луна», но Арик-бокэ она больше напоминала крепкого хайнага

[27]

с клочковатой шерстью и необузданным нравом. Не женщина, а непонятно что – плечи широкие, спина крепкая, а грудь едва заметна.

В толчее животных мелькнул гибкий темно-желтый силуэт, и Арик-бокэ крикнул девице, чтобы убиралась с дороги. Так быстро способен двигаться лишь персидский леопард – у хана аж сердце екнуло. Он рванул вперед и едва не столкнулся с Айгирн; ее конь танцевал перед ним, не давая прицелиться. Вопли охотников смешались со звериным воем, и девушка либо не услышала Арик-бокэ, либо не отреагировала. Он крикнул снова, но Айгирн уже ударила копьем золотисто-черного зверя, который чуть не проскочил меж копытами ее коня. Леопард оскалился, завыл и словно обвил березовое копье, которое вонзилось ему в грудь. Радостный вопль Айгирн показался Арик-бокэ таким же безобразным, как она сама. Он снова выругался, а девица соскочила с коня и вытащила короткий меч, очень напоминавший мясницкий нож. Леопард опасен даже с копьем в груди, и Арик-бокэ снова крикнул Айгирн, чтобы посторонилась. В очередной раз она не то не услышала его, не то не захотела услышать, и хан опустил лук, осыпая девицу проклятьями. Так и подмывало наказать ее за строптивость – швырнуть в нее копье, но Арик-бокэ сдержался. С отвращением он посмотрел, как девица перерезает леопарду горло, и развернул коня в другую сторону.

Солнце нещадно палило, облава почти закончилась, среди загнанных зверей никого ценного не осталось. Метким броском Арик-бокэ попал в бородавочника. Копье пробило ему легкие, и теперь при каждом входе бородавочник поливал землю кровавым дождем. Хан уложил еще двух оленей, но особей с ветвистыми рогами не попалось. Настроение испортилось, а тут еще к охотникам выбежали дети. Они закалывали пиками зайцев, добивали раненых зверей. Детский смех разозлил Арик-бокэ пуще прежнего, он отдал лук слугам и повел коня прочь от кровавого кольца.

Лучших зверей Алгу не тронул. Его слуги уже разделывали оленей для вечернего пира, но самцов с красивыми рогами среди них снова не оказалось. Леопарда убила только Айгирн. От помощи слуг девица отказалась, устроилась на куче седел и теперь собственноручно разделывала свою добычу.

– Леопард был моим, – сказал Арик-бокэ; он шел мимо и остановился. – Я несколько раз тебе кричал.

– Что, господин мой? – спросила Айгирн. Руки она испачкала кровью до самых локтей. Арик-бокэ в очередной раз изумился ее размерам. Сложением девица напоминала ему покойного брата Мункэ. – Я не слышала вас, ваше ханское величество, – продолжала она. – Шкура леопарда досталась мне впервые.

– Знаешь…

Арик-бокэ осекся. По окровавленной траве к ним спешил отец девицы. Лицо его выражало тревогу.

– Вам понравилась охота, господин мой? – спросил он, явно опасаясь, что дочь обидела высокого гостя.

Хан фыркнул.

– Понравилась, господин мой Алгу. Я просто говорил твоей дочери, что она не дала мне убить леопарда. Я как раз прицеливался.

Алгу побледнел, но от страха или от гнева, Арик-бокэ определить не мог.

– Возьмите шкуру, господин. Моя дочь на охоте становится слепой и глухой. Уверен, оскорбить вас она не хотела.

Арик-бокэ поднял голову, сообразив, что Алгу впрямь боится наказания. Уже не впервые от новой власти закружилась голова. Айгирн в смятении посмотрела на отца, открыла рот, чтобы возмутиться, но свирепый взгляд Алгу заставил ее потупиться.

– Ты очень добр, господин мой Алгу. Шкура прекрасна. Пусть ее принесут мне, когда твоя дочь освежует леопарда.

– Конечно, ваше ханское величество, я лично за этим прослежу.

Довольный Арик-бокэ пошел дальше. В свое время он тоже был одним из многих царевичей, властителем маленького ханства. Пожалуй, из общей массы он выделялся – как-никак брат хана, – но о беспрекословном подчинении речи не шло. Беспрекословное подчинение – это так здорово! Арик-бокэ обернулся и наткнулся на гневный взгляд дочери Алгу. Айгирн поняла, что ее взгляд перехвачен, и немедленно потупилась, а хан спрятал улыбку. Леопардову шкуру он велит выдубить и преподнесет девушке в качестве прощального подарка, который стократно окупится. Арик-бокэ нуждался в поддержке Алгу. Властитель Чагатайского улуса явно обожал свою буйволицу-дочь, а хан рассчитывал на продовольственную помощь с его стороны.

Арик-бокэ потер руками, стряхивая с ладоней высохшую кровь. День сложился удачно. Наконец закончилась многомесячная поездка по мелким ханствам. Везде его чествовали, вещевой обоз ломился от золотых и серебряных даров. Даже Хулагу на время оставил покорение новых земель, хотя пока он хоронил Мункэ, генерала Китбуку убили мусульмане. В собственном ханстве Хулагу справлялся не без труда, но ради младшего брата он устроил парад и в знак своей любви подарил ему нефритовую кольчугу.

В сопровождении придворных Алгу Арик-бокэ добрался до самаркандского дворца и прошел в тени широких ворот. Всюду стояли телеги, заваленные подстреленными накануне зверями. Из дворцовых кухонь навстречу им вышли женщины. Они шутили, смеялись, правя свои ножи.

Арик-бокэ кивал и улыбался в ответ, хотя мысли его витали далеко. Хубилай до сих пор ему не ответил. Отсутствие старшего брата действовало как репей под платьем – кололо при каждом движении. Почтение со стороны такого, как Алгу, – прекрасно, но, увы, недостаточно. Арик-бокэ знал, что затянувшееся отсутствие Хубилая широко обсуждают в малых ханствах. При старшем брате целая армия, и ни один из его воинов клятву Арик-бокэ не приносил. А раз так, полной уверенности в своем положении нет. Ямщики тоже молчат. Хан хотел отправить брату новое письмо с приказами, но покачал головой, решив, что эта затея отдает слабостью. Умолять Хубилая вернуться? Нет, ханы не умоляют. Они приказывают, и их приказы выполняются. А вдруг Хубилай заблудился где-то в цзиньских развалинах и начисто забыл о нуждах ханства? Арик-бокэ не удивился бы.

Глава 35

Хубилай ехал под проливным дождем. Конь фыркал, пробиваясь через густую грязь. На каждой остановке хан пересаживался на свежего коня. Выносливые лошади – залог силы его войска. Хубилай никогда не желал ни крупных арабских жеребцов, ни тем более гигантских урусских лошадей, на которых и не сядешь – такие высокие. Монгольские лошади способны скакать от рассвета до заката, и так несколько дней кряду. А вот о себе Хубилай такого сказать не мог. Онемевшие руки дрожали от холода, кашель не унимался, лишь архи из бурдюка смягчал горло и живительным теплом растекался по груди. Когда едешь верхом, абсолютная трезвость не нужна, и это немного утешало.

Хубилай вел двенадцать туменов, с восемью из которых некогда пробивался к Ханчжоу. Такому воинству любая дорога узка, вот тумены и топтали поля. За ними тянулся след шириной в добрую милю. Далеко впереди ехали дозорные без доспехов. Они нападали на ямы, а ямщиков держали в плену, пока не подоспеют тумены и не присоединят их к себе. Расстояние, покрытое за день, Хубилай мерил ямами, которые сам Чингисхан велел размещать через равные отрезки. Если проехали два яма, значит, за спиной пятьдесят миль, а в погожий день да по равнине порой удавалось проехать три.