Звонок в прошлое - Рейнбоу Рауэлл

Мать попыталась поцеловать Джорджи. Сколько ни давай себе обещаний, а привычные реакции тела сильнее. Джорджи снова отвернулась. Мать вздохнула и встала.

– Мы оставили тебе французские тосты. Да и недоеденной пиццы хватает… – (Джорджи кивнула.) – Думаешь, если я скажу Хизер: «Если это так, значит так лучше», она признается, что у нее есть подружка, которая больше чем подружка? – спросила мать, берясь за дверную ручку.

– Она думает, что ты не знаешь, – усмехнулась Джорджи.

– Я и не знала. Кендрик догадался. Он мне об этом твердит с тех пор, как Хизер сходила на школьный вечер. Его насторожил ее костюм. Я ему сказала, что молодые девчонки часто стесняются большой груди и стараются одеться так, чтобы не слишком выпячивать свои округлости. Ты же у меня не выросла лесби…

– Да. Не сподобилась.

– Но когда Хизер сидит на диване и ведет себя так, словно рядом с ней парень… я же не слепая.

– Алисон – симпатичная девочка. Мне понравилась.

– Я не собираюсь устраивать из этого трагедию, – сказала мать. – Тем более что женщинам в нашей семье крупно не везет с мужчинами.

– Тебе ли это говорить? У тебя есть Кендрик.

– Но вспомни, когда он мне встретился!

Джорджи сошла вниз, чтобы проститься с Хизер, затем приняла душ. Ей снова пришлось надевать материнское белье. И как вчера, покупая эти злосчастные лифчики, она забыла купить остальное белье?

Надо сходить в прачечную, вытащить из мусорной корзины футболку Нила и, если Петуния не порвала ее зубами и когтями, выстирать.

Эту футболку Джорджи присвоила, еще когда впервые осталась у Нила на выходные. Она два дня не меняла одежду, в которой приехала, и та пропахла потом и мексиканским соусом сальса. О том, чтобы съездить домой и переодеться, не было и речи. Им обоим хотелось подольше растянуть тот уик-энд. Джорджи помылась в душе и надела то, что предложил ей Нил: спортивные штаны, слишком узкие для ее бедер, эту футболку с «Металликой» и полосатые боксеры.

– Ты хочешь, чтобы я ходила в твоем белье? – спросила она.

– Не знаю, – ответил Нил и покраснел. – Я как-то об этом не думал.

Был воскресный день. Соседние комнаты пустовали. Сокурсники Нила подрабатывали кто где. Джорджи вышла из душа, облаченная в футболку и боксеры, которые тоже были ей тесны. Нил сделал вид, что не заметил.

Потом он со смехом повалил ее на кровать.

Редкий случай, когда Нил смеялся. Очень редкий.

Джорджи любила поддразнивать его по поводу ямочек на щеках, пропадающих впустую.

– Твое лицо так и просится в рассказ О’Генри, – говорила она. – А назывался бы рассказ так: «Самые потрясающие ямочки на щеках и парень, который никогда не смеется».

– Я смеюсь.

– Когда? Когда остаешься один?

– Да. Каждую ночь я жду, когда все заснут, и тогда сажусь на кровати и хохочу как сумасшедший.

– Ты никогда не смеешься над моими шутками.

– А ты хочешь, чтобы я смеялся над твоими шутками?

– Да. Я же все-таки сочинительница комедийных сценариев. Я хочу, чтобы все смеялись над моими шутками.

– У меня туговато с чувством юмора, – признался Нил.

– Уж лучше скажи, что не считаешь меня остроумной.

– Джорджи, ты очень остроумна. Спроси кого хочешь.

Она ущипнула его за бок:

– Наверное, не настолько остроумна, если тебя мне не рассмешить.

– Знаешь, я никогда не смеюсь над остроумными вещами. Просто мысленно отмечаю: «Надо же, какая забавная шутка».

– Тогда и про мою жизнь О’Генри мог бы написать рассказ: «Самая остроумная девушка в мире и парень, который никогда не смеется».

– «Самая остроумная девушка в мире»? Мне смешно уже от одного названия.

Стоило Нилу слегка улыбнуться, как на щеках сразу появлялись его чудесные ямочки. А его синие глаза сверкали.

Этот разговор повторялся у них год за годом, становясь все менее живым и игривым.

– Я же знаю, что ты не смотришь наше шоу, – упрекала она Нила.

– И ты бы его не смотрела, если бы оно не было твоим, – привычно отвечал Нил, складывая выстиранное белье или нарезая авокадо.

– Но это мое шоу. А ты мой муж.

– Когда в последний раз я его смотрел, ты обвинила меня в предвзятости и самодовольстве.

– Скажешь, не так? Ты смотрел мое шоу с такой физиономией, будто оно ниже твоего достоинства.

– Сущая правда. Оно ниже моего достоинства. И твоего тоже.

Не важно, что он был прав…

Совсем не важно.

Когда она впервые позаимствовала его футболку, Нил смеялся, а потом опрокинул ее на кровать…

Нил смеялся не тогда, когда читал или слышал что-то остроумное. Он смеялся, когда был счастлив.

Глава 29

Дом опустел. Мать оставила телевизор включенным, чтобы мопсы наслаждались рождественскими песенками.

Джорджи сидела на кухне и смотрела на коричневый «Тримлайн». Этот аппарат был поновее, уже с кнопками вместо диска.

Нил больше не позвонит ей из прошлого. Да она и не хотела этого.

И еще она не хотела, чтобы все это закончилось.

Джорджи пока не была готова потерять Нила. Даже для себя в прошлом. Она не была готова его отпустить.

Кто-то подарил Джорджи волшебный телефон, и ей было достаточно часами говорить по нему с ее старым другом. Если бы ей подарили машину времени, она бы, скорее всего, перенеслась в прошлое и оказалась рядом с ним. Она бы не стала совершать подвигов вроде убийства Гитлера. Пусть этим занимаются другие.

Возможно, Нил, с которым она говорила всю неделю, сейчас ехал в Калифорнию. Или не ехал. Или он был плодом ее воображения. Но тот Нил по-прежнему казался ей в пределах досягаемости. Джорджи по-прежнему верила, что с ним она сможет все исправить.

А ее Нил…

Ее Нил не отвечал на звонки и больше не делал попыток позвонить ей сам.

Ее Нил словно забыл о ее существовании.

Возможно, все это означало, что он не был ее Нилом.

Джорджи подошла к висевшему на стене аппарату, провела рукой по изгибу трубки и лишь потом сняла ее. Кнопки осветились. Джорджи тщательно набрала номер мобильника Нила…

Ее тут же переключили на голосовую почту.

Джорджи была готова оставить голосовое сообщение, хотя и не знала, о чем говорить. Однако привычного «бипа» она не услышала. «К сожалению…» – раздался чужой голос. «Этот ящик… переполнен», – произнес другой. В трубке щелкнуло, и Джорджи снова услышала привычный гудок.

Она привалилась к стене, сжимая в руке гудящую трубку.

Так ли уж важно, ехал ли к ней Нил в далеком девяносто восьмом, если он не вернулся к ней в настоящем? Зачем ей было связывать с ним жизнь в прошлом, чтобы потерять его в будущем?

Через несколько дней Нил с девочками должны вернуться в Калифорнию. Джорджи будет встречать их в аэропорту. Что они с Нилом скажут друг другу после десяти дней молчания?

Они по-дурацки расстались. Теперь… по-дурацки встретятся?

Гудок в трубке изменил тональность. Предупреждение, что трубка снята и тот, кто ее снял, не производит никаких действий. Джорджи выпустила трубку из рук, глядя, как она раскачивается на эластичном кольчатом шнуре.

Наверное, те же чувства испытывал Нил минувшей ночью, когда она положила трубку на пол и он не мог дозвониться – из своего 1998 года. Он уже был встревожен и напуган ее словами. А короткие гудки просто свели его с ума. Сколько безуспешных попыток дозвониться до нее сделал он?

Джорджи всегда думала, что Нила заставила вернуться в Калифорнию романтическая любовь к ней. А если нет? Если он вскочил в машину и поехал только потому, что не смог до нее дозвониться? Может, ему просто нужно было увидеть ее и удостовериться, что с ней ничего не случилось?

Джорджи встала. Ее движения напоминали кадры замедленной съемки.

Нил. «Мастак на широкие жесты». Нил, ехавший к ней через заснеженные пустыни и горы, чтобы рождественским утром оказаться на крыльце ее дома.

Нил…

Ключи от ее машины по-прежнему лежали на разделочном столе, куда их вчера бросила Хизер. Джорджи потянулась к ключам.

Что еще ей понадобится? Водительское удостоверение, кредитная карточка и мобильник лежат в машине. Она выберется через гаражную дверь, не тронув замок входной.

Уходя, она посмотрела на щенят. Те спали под рождественскую музыку.

У нее это получится… хотя бы потому, что ничего другого ей не оставалось.

Глава 30

Джорджи пригнулась, вылезая из-под опускавшегося полотна гаражной двери.

– А вот так делать нельзя, – послышался знакомый голос. – Это опасно.

На ступеньках крыльца сидел Сет.

– Что ты тут делаешь? – спросила Джорджи.

– Да вот собирался постучаться в дверь и думал, какие слова тебе скажу. Я ожидал застать тебя не в своем уме. В чужой, нелепой одежде. Мне даже приходила такая мысль: не надо ничего говорить. Нужно войти в дом, стукнуть тебя чем-нибудь, чтобы ты потеряла сознание, и потом отвезти в студию. Кстати, твой старый желтый телефончик вполне подошел бы. Он тяжелый.