Горький мед - Мария Лебедева

Положив трубку, Ольга обнаружила, что от напряжения все тело покрылось испариной. Она сняла халат, пошла в ванную и, стоя под душем, с удивлением подумала о нелегком разговоре с тетей Тамарой. А ведь именно у тети Тамары надеялась она найти понимание и поддержку и, честно говоря, не ожидала такого отпора. А что особенного, собственно, произошло? Ольга взрослая женщина, ей почти тридцать, а тетя Тамара человек здравомыслящий да к тому же медик, уж ей ли не знать про женские беды и непредвиденные случайности любви? Она же сама всегда твердила Ольге: не заводи ребенка без мужа, пусть и в тридцать пять родишь, но чтоб отец у ребенка был.

Да Ольга и не торопилась, ее пугало сочетание «мать-одиночка», вызывая ассоциации с чем-то убогим и неполноценным. Дядя Паша не разделял ее предубеждений, считая, что роль матери для любой женщины почетна, а если она к тому же решается воспитывать ребенка самостоятельно, то она не одиночка, а героиня.

Светка не была сторонницей дяди Пашиного пафоса, но и с мнением Ольги на сей счет не соглашалась. Она утверждала, что убога и неполноценна не «мать-одиночка», а та женщина, которая не родила или хотя бы не воспитала ни одного ребенка. «Ты как хочешь, подруга, — смеялась она, — а я твердо решила: до тридцати двух терплю, а потом уж точно рожу, и не важно, с мужем или без». При этом смех ее был такой странный, неестественный, что Ольга так до сих пор и не поняла, всерьез ли говорила Светка или, как всегда, шутила.

Залпом выпив большую чашку остывшего чая, она включила в комнате телевизор и села в кресле с вязаньем в руках. Не в силах сосредоточиться, Ольга никак не могла уловить смысл происходящего на экране, это раздражало ее, к тому же петли путались и рисунок постоянно сбивался. Ее мучила жажда, и в то же время все неудержимей становилось желание съесть еще одну селедку, а лучше — две. «Ну вот, начинается…» — с досадой подумала она.

По всяким фантастическим слухам, доходившим до нее, и из рассказов рожавших знакомых у Ольги сложилось определенное представление о беременной женщине. Ей казалось, что в этот период разумное начало в женщине как бы отступает и она становится неким неуправляемым существом, слепо подчиняющимся неожиданным капризам и прихотям своего организма. И теперь Ольга с паническим ужасом наблюдала все эти признаки в себе.

Раздался заливистый звонок в дверь. Ольга вздрогнула от неожиданности. «Кто бы это?» — со страхом подумала она. Каждый раз, когда неожиданно звонили в дверь — соседка ли, слесарь ли из жэка, — у Ольги обрывалось сердце, и в первое мгновение ей казалось, что за дверью стоят бандиты. Но тут же она вспомнила, что погоня за Светкой закончена, облегченно вздыхала и шла открывать.

Вот и сейчас она подошла к двери, посмотрела в глазок и открыла. На пороге стояла тетя Тамара.

— Ты? — удивилась Ольга, отступая в сторону и пропуская ее в квартиру. — Что-то случилось? Ирина?

— Да успокойся, Иришка с Игорем в театре, — снимая пальто, сказала тетя Тамара. — А я вот взяла такси и… Нам надо поговорить, Оля, — решительно добавила она, — и не по телефону, а с глазу на глаз.

— Агитировать будешь? — ехидно спросила Ольга. — Живая, так сказать, агитация? Ну давай-давай, только предупреждаю: это бесполезно…

— Да не ершись ты, — примирительно проговорила та и улыбнулась, — а предложи-ка лучше чаю своей любимой тетке.

Они прошли на кухню, Ольга поставила чайник и выпила стакан воды прямо из-под крана.

— Кипяченую пить надо, а не из крана хлестать, — наставительно сказала тетя Тамара.

— Кипятить не успеваю, — усмехнулась Ольга. — Я недавно целую селедку съела, прямо нечищенную. И еще хочется.

— Что ж, это нормально в твоем положении.

Ольга вспыхнула, но заставила себя сдержаться и холодно ответила:

— Конечно, если учесть, что само положение ненормально.

— Ты не права, — спокойно возразила тетя Тамара. — Для любой женщины это положение самое естественное, а для многих — очень желанное, но — увы! — недостижимое… Ты вот с Капитолиной поговори, она уже тридцать лет при этих делах, она расскажет, сколько женщин маются бесплодием, сколько из-за этого разбитых семей и судеб…

— Ах, оставь, пожалуйста, — отмахнулась Ольга. — Все это известно. Лучше вот что скажи: неужели ты хочешь, чтобы я стала матерью-одиночкой? Ты же всегда была категорически против, всегда считала, что ребенку необходим отец…

— А я и сейчас так считаю, — уверенно проговорила та. — Мне непонятно только, почему ты думаешь, что будешь одиночкой? Если не ошибаюсь, это ведь Кирилл отец ребенка?

Ольга снова вспыхнула, краски стыда выступили на лице, будто ее, как школьницу, поймали за каким-то предосудительным занятием. Она отвернулась, отошла к окну и посмотрела на тусклые фонари у булочной напротив, которые, постепенно расплываясь, становились похожими на желтоватые туманные пятна. Тетя Тамара неслышно подошла и обняла ее сзади за плечи.

— Оленька, поверь, я тебе только добра желаю, — тихо проговорила она. — Павел… после больницы рассказывал мне о нем… и знаешь, с таким восторгом, уж очень он ему понравился. Он сказал даже: «Я был бы счастлив, будь у Олюшки такой муж, как Кирилл Андреевич».

— Ага, и все сватал мне его… — всхлипнула Ольга. — Вот и досватался… на мою голову… — Она повернулась к тете Тамаре и, уткнувшись ей в плечо, горько разрыдалась.

— Ну, ну, не надо… — желая успокоить племянницу, сдавленным голосом проговорила та, но глаза у самой тут же покраснели и налились слезами.

Они сели на топчан и, обнявшись, как две подружки, плакали на плече друг у друга, не стесняясь своей слабости.

Полчаса спустя они, обессилев от рыданий и немного успокоившись, сидели за столом и пили чай с любимым вареньем тети Тамары — из клубники. У Ольги не было любимого сорта, любое варенье казалось ей лучшим только потому, что оно сладкое. Дядя Паша порой посмеивался над этой ее всеядностью, когда дело доходило до сладкого, и шутил, что если бы она была так же неприхотлива в выборе спутника жизни, то давно уже была бы замужем.

— Ты говори, да не заговаривайся, — оса живала его тетя Тамара. — По-твоему, так замуж выйти все равно что чаю выпить?

— А что ж ты думаешь? — приосанивался дядя Паша и подмигивал Ольге. — Если этот процесс слишком уж усложнять, так недолго и того… в старых девах остаться…

Слушая подобные шутливые перепалки, Ольга прекрасно понимала, что дядю Пашу всерьез волнует неустроенность ее личной жизни. Казалось, его даже больше, чем саму Ольгу, пугала мысль о том, что она может остаться без собственной семьи и детей.

— Помнишь, как Павел-то переживал? — словно угадав, о чем она думает, заговорила тетя Тамара. — Говорил, Олюшка, мол, молода еще, не понимает, каково женщине без детей, а потом, дескать, спохватится, да поздно будет.

Отставив чашку, Ольга опустила глаза и стряхнула с халата какие-то невидимые крошки.

— Ну зачем ты опять, тетя Тамара? — тихо сказала она. — Я же все тебе рассказала… Кирилл до сих пор любит свою жену, понимаешь? — Комок застрял у нее в горле, она судорожно сглотнула и продолжала: — Может, он всю жизнь ее любить будет, ведь такое случается, сама знаешь… Ты представь только: он будет спать со мной, а думать… о той… Неужели тебе не ясно?

— Мне ясно только одно, — твердо проговорила тетя Тамара, — ты все преувеличиваешь… и сама же себя накручиваешь…

— Я… накручиваю?! — задохнулась Ольга. — И это после всего, что я тебе рассказала? — Злая улыбка зазмеилась у нее на губах. — Может, ты считаешь, мне следует научиться откликаться на имя «Полина»? Ты этого хочешь?! — распалялась она.

Ольга горько пожалела о том, что в порыве откровенности открыла тете Тамаре свою тайну, потому что та явно не могла или, скорее, не хотела почувствовать, ощутить всю боль унижения, испытанную племянницей. Ольга искала поддержки, сопереживания, а наткнулась на глухую стену непонимания, почти осуждения.

— Оля, прошу тебя, выслушай спокойно, без сердца, — тихо сказала тетя Тамара. — Вот ты думаешь сейчас, тетка старая, бесчувственная, понять тебя не хочет…

Ольга внутренне вздрогнула от того, как легко читала та ее мысли.

— Я вот наблюдаю за тобой после смерти Павла… — продолжала тетя Тамара. — Ты очень изменилась… И, прости мне мою откровенность, не в лучшую сторону…

У Ольги глаза полезли на лоб от такого заявления. Нечего сказать, хорошую же она себе нашла утешительницу!

— Погоди, погоди обижаться, — жестом остановила та Ольгин порыв сказать что-то резкое, — ты выслушай сначала…

Ольге и самой не терпелось узнать, что же имеет в виду тетя Тамара, обвиняя ее так прямо и безапелляционно. Любопытство взяло верх над возбуждением, она сдержалась и промолчала.

Тетя Тамара тоже помолчала немного, как бы собираясь с духом и с мыслями.