Блудный сын - Колин Маккалоу

«Вторая взрывная новость!» — с восторгом подумала Делия, радуясь, что сегодня облачилась в это удивительное новое пальто из искусственного меха с вплетенными в ткань сверкающими золотыми нитями, которые прекрасно сочетались с оранжево — горчичным костюмом. Она выехала из Басквоша и была на месте около десяти утра.

К своему удивлению, Делия обнаружила входную дверь слегка приоткрытой; она постучала по косяку и закричала:

— Привет? Эди? Это Делия.

Когда никто не ответил после нескольких довольно громких приветствий, Делия толкнула дверь и вошла. Свет выключен, в коридоре темно и холодно. Значит, когда температура на улице резко понизилась, отопление так и не включили. Экономия по — тинкермановски?

Эди не было ни на кухне, ни в гостиной, ни в спальне; оставалось проверить кабинет, который ассоциировался у Делии с Эди меньше всего.

Вдова сидела на кресле Тинкермана за столом, голова опущена и лежит на руках, сложенных поверх стопки промокательной бумаги.

В комнате царила смерть. Делия почувствовала, как голые кожистые крылья мазнули позади нее, унося свою добычу.

Страх проник даже в зубные впадинки; Делия обошла стол и посмотрела вниз. Так как Эдит не старалась скрыть свою седину, сейчас кровь четко виднелась в завитых перманентом волосах. Кто — то выстрелил в стиле КГБ — прямо в затылок, — смерть наступила мгновенно. Кровь перестала сочиться, но еще не засохла: женщину убили не более получаса назад. Ясным утром на улице Басквош, полной машин, везущих людей на работу.

Сержант не может позволить слезам пролиться здесь. Делия быстро выскользнула наружу и на ощупь, проигнорировав девятимиллиметровый «парабеллум» и крошечный револьвер «выходного дня», нашла носовой платок, чтобы зарыдать в голос. О, это нечестно! Она уже второй раз оплакивает убитую женщину. Как он посмел! Лишить эту бедную миниатюрную вдову заслуженного отдыха в Аризоне — даже помыслить трудно!

— В конце концов, он проявил милосердие, — говорила Делия Кармайну несколькими минутами позже, когда Гус и Пол приступили к работе. — Ей даже повезло: она не поняла, когда пришла смерть. Свет был и вдруг — пуф! Хотя то, как она лежит, позволяет мне предположить, что убийца в своем милосердии пошел дальше и чем — то опоил жертву.

— Что привело тебя сюда, Диле?

— Она сказала, ей есть что обсудить.

— Что — то обсудить было не только с тобой. Если бы она доверилась тебе, то была бы жива.

— Кто бы он ни был, Эдит ему доверяла. Посмотри, никаких следов паники.

— Что бы она ни хотела сказать, это не казалось ей достаточно значимым, — добавил Кармайн. — Господи Иисусе, четыре смерти! Преступник сделал это сам: не мог смириться с мыслью, что она будет мучиться. В любом случае он обманул ее. Уверен, она не знала об угрозе. Интересно, каким оружием?

— Судя по входному пулевому отверстию, чем — то мелкокалиберным, двадцать две десятых дюйма, — ответила все еще разбитая Делия. — Маленькой изящной вещицей. Никто не слышал выстрела. — Она огляделась вокруг. — Почему Эдит оказалась в кресле Тинкермана? Кармайн, Эйб ведь должен был проверить кабинет. Мы что — то упустили.

— И оно наверняка за иконой. Та такая ценная; я думал, Тинкерман никогда бы не стал ее дергать, и исключил это место из поисков. Глупец! Он не уважал искусство, даже стоящее сумасшедших денег.

Взгляд Кармайна остановился на пальто Делии.

— Ты выглядишь совершенно восхитительно. Обещай, что не взъешься теперь на это пальто — оно фантастическое.

Делия немного повеселела.

— Обещаю.

— Давайте выйдем отсюда и позволим экспертам делать их работу.

Она пошатнулась.

— Хорошая идея. Мой сахар в крови сильно упал.

Эйб, естественно, нашел потайной ящик за бесценной иконой, но содержимого в нем не оказалось.

— Никаких отпечатков и прочих улик, — сказал Кармайн Делии, снова опускаясь на диванчик за столиком в «Мальволио», предварительно сделав несколько звонков по телефону Луиджи. — Я попросил Эйба проинформировать адвокатов дочерей Тинкермана, что в его наследство должна быть включена очень ценная икона. На ней нет ярлыка «одолжено у Парсонсов», так почему бы этим двум бедолагам не насладиться выручкой от ее продажи? Собственность — это девять десятых закона.

Делия теперь выглядела гораздо лучше.

— Как думаешь, что было в тайнике? — спросила она.

— Серьезная улика, уверен. Получается, Тинкермана убили не только за назначение его главой Издательства Чабба. Он знал что — то об убийце, и это спровоцировало его смерть, оно же заставило незамедлительно убить его жену.

— У меня нет идей, — отчаялась Делия.

— И у меня. Что — то взрывоопасное, точно, — добавил Кармайн.

— По крайней мере, взрывоопасное в кругах ученых — Тинкерман общался только с такими людьми. Я обескуражена.

— Это английское или американское слово? — спросил Кармайн.

— Какое?

— Обескуражена.

— Не знаю, разве что мой помешанный папуля извлек его из английского диалекта.

— Северного, не южного.

— Честно, Кармайн! Какое это имеет значение? — воскликнула Делия.

— Никакого, разве только передает твой взгляд на вещи.

Делия попыталась найти подходящий ответ, и ей удалось:

— Я обескуражена.

— Точно.

На сей раз Гус Феннелл оказался более разговорчивым.

— Экспансивная пуля[39]. Она превратила мозг в месиво.

— Эдит была чем — то накачана?

— Очень большая, но не смертельная доза секонала[40]. Думаю, она проспала за столом несколько часов, прежде чем получить пулю в затылок.

— Лежа головой на столе, как мы ее и нашли?

— Да. Скорее всего, он оставался с ней, пока не убедился, что она окончательно отключилась.

— Можно найти какие — нибудь сведения, как ее накачали?

— Через питье, но мы не нашли ничего, содержащего секонал. Убийца наверняка забрал стакан. Полагаю, там был какой — то дамский напиток. Сам он, скорее, пил виски. Но бокалов нет.

— Безболезненно и мгновенно, да?

— Да, — согласился Гус.

— Убийца с моральными принципами, — задумчиво произнес Кармайн. — Спасибо, Гус. Ее дочери попросят тело, чтобы похоронить, и скорее всего, вместе с отцом. Не часто дети хоронят родителей одновременно.

Эйбу, занимавшемуся непосредственно местом убийства Эдит Тинкерман, нашлось что сказать.

— Что бы ни хранили в этом потайном ящичке, — он был полон, — поведал он Кармайну позже на общей встрече.

— Как ты можешь это знать? — с любопытством спросил Кармайн.

— Здесь нет отметки верхнего уровня, если ты меня понимаешь. Когда бумаги заполняют какое — то пространство, то оставляют частицы по незаполненным краям. Так и в этом ящичке. Я попросил Пола изучить внутренние стенки под микроскопом, и тот показал фрагменты волокон, обрывков и крошек. Ящик не был плотно забит, но все же полон. Количество листов может зависеть от веса и плотности бумаги. Сто листов плотной неиспользованной бумаги будут занимать порядка пятнадцати миллиметров. Если бумага тоньше — листов больше. Если листы помяты, загнуты или просто были использованы, их уместится меньше. Я не могу определить количество даже примерно, не зная, что было внутри, — говорил Эйб своим всегда спокойным голосом. — В любом случае бумага, судя по фрагментам, была обычной, не первого класса. Если все — таки тебе очень нужно мое мнение, Кармайн: там лежало примерно листов сто пятьдесят обычной не новой бумаги.

— Еще какие — нибудь соображения? Эти — просто замечательные.

— Одно от Пола. На промокательной бумаге сохранился отпечаток чего — то, похожего на письмо: несколько длинных листов, написанных темно — синей перьевой ручкой или пером. Пол с ними работает, но большой надежды не возлагает. Листы лежали один на другом, не в четкой последовательности. Доктор Тинкерман гордился своим почерком, но не сильно заботился о том, каким листом промокнуть, хоть и занимался этим регулярно. Поэтому у Пола есть четко читаемые фразы «может, и не подразумевал» и «не могу поверить, что он намеренно оставил это в качестве…», а далее следует несколько предложений друг поверх друга. — Эйб пожал плечами. — Не думаю, Кармайн, что нам удастся разрешить наше дело с помощью промокательной бумаги.

— Ценю твои усилия, Эйб, и передай мою благодарность Полу.

— У меня есть информация о брате Эмили Танбалл — Честере Малкужински, — сказал Тони Черутти, стараясь не выдать голосом волнение.

— А! Тот бизнесмен из Флориды! Давай, Тони, — разрешил Кармайн.

— Мне позвонил человек с явным техасским акцентом, — начал Тони. — С его слов, у братца Эмили Танбалл имеется криминальное прошлое в штате Нью — Йорк. Он тогда звался Честер Держински и в определенных кругах имел кличку Поляк. Тогда, между пятьдесят седьмым и шестьдесят четвертым, он постоянно мелькал на окраинах Нью — Йорка и проворачивал махинации, используя красивую девушку — иностранку как наживку. Не проститутка, объяснил мне тот техасец. Шантаж. Девушка, которая Чезу беспрекословно подчинялась, потому что он угрожал ее семье, привлекала внимание какого — нибудь богатого старичка, приехавшего в город — обычно делегата съезда, — и рассказывала тому, что ее собирается похитить банда немцев и сделать проституткой. Чез изображал того гангстера — немца, а богатенькому старичку приходилось выкладывать ему от пяти до десяти тысяч, чтобы выкупить свободу девушки. Никто из жертв не подал в суд, но техасец дал мне телефон детектива из полиции нравов Нью — Йорка, который может подтвердить рассказанное.