В просторном мире - Михаил Никулин

— Зачем нам ходить по всему участку? Тут вот, с краю, видишь, сколько высоких и тонких сибирьков? Тут вот и свежие колеи проложены… Не будем напрасно рисковать.

— Не будем, — сказала Наташа и чуть заметно улыбнулась.

— Значит, начнем рубить! — уже громко, чтобы слышал весь отряд, сказал Гаврик.

— Начнем, — согласилась Наташа.

…Рубили топорами попеременно то Гаврик, то те из ребят, у кого обувь была погрубей и попрочней. Уже во время работы выяснилось, что отряд в поход за сибирьками в спешке не совсем хорошо подготовился: колючие, уже срубленные сибирьки удобней было бы сгребать, чем собирать руками, но граблей не догадались взять.

— Уй ты!

— У-ю-юй! — то и дело слышались вскрики тех, кто наколол или занозил руки.

Мешков на весь отряд оказалось только четыре. Не догадались захватить и телефонного провода, чтобы связывать сибирьки в снопики. По совету Наташи решили провод заменить гибкими прутиками молодых сибирьков.

— Наташа, ты уж за этим следи сама! — крикнул Гаврик с сибирькового участка.

Наташа, находившаяся около дороги, неожиданно стала той точкой, вокруг которой закипела и заволновалась жизнь маленького отряда. Около нее по низкому подорожнику и повители ползали маленькие дети. К ней подносили нарубленные сибирьки и, кладя их, спрашивали, как скручивать прутья, как вязать сноп… Занозивших пальцы и ладони становилось все больше, и Наташа, сердясь, успевала все же и отвечать на вопросы и вытаскивать занозы.

— Что вам тут амбулатория, что ли? Один уйдет, а двое приходят!

Она давно уже сняла с головы шаль, и ее две коротенькие непослушные косички при проворном движении рук то вздымались, как рожки, то разлетались, падая на разгоряченный лоб и на затылок.

Замечая, что около Наташи все время беспорядочная толчея, Гаврик предупреждал:

— Что-то порядку не вижу! Не скопляйтесь, а то так до вечера провозимся!

Гаврик преувеличивал трудности: рубка сибирьков уже была закончена. С участка на проселочную, затвердевшую во время войны дорогу снесли последние сибирьки… Гаврик видел, что Наташа сейчас помогала Саше Котикову и Васе Жилкину увязывать последний сноп. Сноп этот почему-то был очень большой и трудно увязывался: с одной стороны кованым каблуком сапога на него нажимала Наташа, а с другой — давили ботинками раскрасневшиеся Саша и Вася.

— Зачем такой большой вяжете? — подходя к ним, спросил Гаврик. — Будете с ним возиться не меньше часа. А по подсчету нам еще один надо связать.

— Нет, это последний, — поправляя косички, возразила Наташа.

— Этот сноп, какой вяжете, не в счет. Кто его, такой большой, понесет?

— Мы с Сашкой вдвоем потянем, — вытирая лоб, сказал Вася.

— На профиль выйдем, пылить будет, — заметил Гаврик.

— А полуденка пыль будет назад… — заговорил Саша, но, побоявшись своего красноречия, просвистал, показывая игривым взмахом ладони, как полуденка будет относить пыль.

— Нарочно сзади у нас будет батарея, — с засиявшим лукавством в черненьких глазах подсказал Вася.

Саша поспешил, как в серьезные моменты жизни, засунуть себе руки в карманы.

— Увидим, как оно получится, — ответил Гаврик и распорядился, чтобы все, у кого есть мешки и тряпки, обернули ими свои снопы и приготовились поднять их на плечи.

Алексей Иванович зашел в школу с черного хода. Он заглянул сюда проверить, хорошую ли кровать поставили директору в ее комнату.

— Анна Прокофьевна, а где же сама Зинаида Васильевна? — спросил он уборщицу.

Анна Прокофьевна развязывала скатанную постель Зинаиды Васильевны, перенесенную сюда из землянки.

— Вон она, — указала Анна Прокофьевна на окно. — На ступеньках с Михаилом Самохиным сидят и тихо спорят. Вижу, Михаиле справиться с ней трудно… Треушок то на затылок сдвинет, то посунет на глаза. Случается проходить мимо них: слышу, все время говорят про пионерский отряд… Она ему ладошкой так и этак…

Алексей Иванович подошел к окну и, убедившись, что Анна Прокофьевна рассказала именно то, что сейчас происходило на школьных ступенях, сказал:

— На-днях на блок-посту встретились с секретарем райкома Василием Александровичем, ехал он поездом в Ростов… Так насчет директора школы наказывал мне: «Береги ее. Она много хорошего сделает и для школы и для колхоза. Дайте ей только поправиться после ранения. Зинаида Васильевна, — сказал он, — была в нашем отряде лучшей партизанкой…» Так что ты, Прокофьевна, перебивай и перестилай все получше, — указал Алексей Иванович на полосатый матрац, на раскрытый чемодан с постельным бельем.

— Да уж как-нибудь сама сумею. Тут председатель я — суховато ответила Анна Прокофьевна. И Алексей Иванович увидел, как полосатый матрац запрыгал в ее больших руках, как, изгибаясь, взлетел на воздух и упал на сетку. Костистая, округлая спина Анны Прокофьевны проворно склонилась над кроватью, а распростертые руки отрывистыми и мягкими движениями обтягивали матрац белой простыней.

Алексей Иванович понял, что тут делать больше нечего, что у него есть здесь надежный помощник. С порога голосом человека, признавшего свои маленькие ошибки, он громче заговорил:

— Прокофьевна, через часок я пришлю маляра рамы, подоконники покрасить… Ты уж, пожалуйста, будь тут за хозяина!

— Побуду! Присылай!

Он хотел еще спросить, не очистит ли Анна Прокофьевна вместе с ребятами задний двор от камней. Правда, камней там было навалено много, так ведь они же маленькие. Подумав, Алексей Иванович сказал:

— Прокофьевна, а когда же мы с тобой будем двор очищать?

— Без таких помощников обойдемся. И ты, Алексей Иванович, не хитри! — и Прокофьевна, прищуривая глаза, глубоко сидевшие под ее большим лбом, посеченным густыми морщинами, погрозила председателю.

— Не хитрить мне никак нельзя: людей не хватает!

И они засмеялись. На их смех подошла Зинаида Васильевна. Сегодня она была бледной, на смуглых щеках лежали резко очерченные пятна румянца, а глаза из-под треуха суховато блестели.

— Зинаида Васильевна, вам надо…

— Лежать мне надо, Алексей Иванович. Но у нас сегодня начало огромного дела, и мы так волнуемся, так ждем отряда из похода… Вы понимаете, надо, чтобы они там справились, чтобы в село входили хорошо, по-боевому. И надо, чтобы те, кто не пошел, видели, что они сделали.

И она прошлась по комнате взад и вперед. Остановившись против председателя, снова заговорила:

— Будет так, как думаем. Уж тогда мы, Алексей Иванович, за помощью обращаться к вам будем редко. Не верите? — Было что-то юношеское, жадное в ее проницательных глазах, когда она задала этот вопрос.

— Посмотрим, — улыбнулся Алексей Иванович.

— Именно, посмотрим, — уже строго сказала она и добавила, как бы осуждая себя за неосторожно сказанные слова: — Заявка сделана, а самого дела пока еще нет. А тут вот и отдохнуть надо. Только отдыхать буду со своим «нечего-спать».

Так она называла маленький будильник, который достала из чемодана, завела и поставила на круглый столик.

— Разбудишь! — сказала она ему. — Не хочу, чтобы Миша Самохин так много работал за меня и за других, — обратилась она и к Алексею Ивановичу и к Анне Прокофьевне и сняла треушок.

В коридоре Алексей Иванович, как по секрету, сказал Анне Прокофьевне:

— Прокофьевна, а ты этого «нечего-спать» потом тихонечко вынеси в какой-нибудь класс подальше… подальше. Там он потрещит и замолчит.

Анна Прокофьевна была и уборщицей и старым школьным сторожем. Она любила школьную жизнь, похожую на кипящий поток, который трудно сдерживать в берегах и направлять, куда нужно. Она знала, что одни учителя делали это лучше, другие хуже. Опытным взором присмотревшись, как умело и терпеливо разговаривает с ребятами Зинаида Васильевна, как много она проявляет к ним озабоченной любви, Анна Прокофьевна поняла, что в школе будет настоящий порядок. При таком порядке в школе в ее пионерских отрядах и в комсомоле воспитывались и учились два сына Анны Прокофьевны, находившиеся сейчас на фронте… И никто в колхозе ей, матери, не сделал упрека, что ее дети не так живут, не то делают, что надо.

Забрав в кладовой ведра и подтянув пеструю косынку, она сказала поджидавшему ее председателю:

— Ты, Алексей Иванович, на МТФ? Ну и хорошо. Я тоже почти туда — к роднику.

А уже дорогой Анна Прокофьевна заговорила, оглядываясь на взгорье, по которому отряд должен был возвращаться от Песчаного кургана:

— Хоть бы у них все было благополучно. Беспокоится она сильно. Даже забыла попросить у тебя прочный столбик и маленький поперечник к нему. Вроем, укрепим и подвесим наш колокольчик. Мы уж советовались с Иваном Никитичем, как это лучше сделать.

Помолчав и улыбнувшись своими суховатыми губами, она добавила:

— Подумай, зарыла я библиотечку и колокольчик, еще как фашисты подступали, а вчера откопала, и все целенькое, невредимое. Зинаида Васильевна очень всем довольна…