Боги, пиво и дурак. Том 2 - Ник Гернар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Та’ки превратился в огромного бурого медведя.
Тут я почувствовал странное жжение на обнаженных руках. Я взглянул на себя...
И испуганно выругался.
— Твою мать!..
На руках и плечах у меня заколосилась неплотная бурая шерсть. Длинные темные волосины, как у какого-нибудь неандертальца с картинки.
— Что это? Что это такое?.. — проговорил я.
И ладно бы они просто выросли, так ведь они еще и чесались, будто в них скрывалось целое стадо вшей или блох!
В это время, оскалив клыки, наш медведь бросился на богиню, отбрасывая ее к центру нашей площади, где в окружении трех мраморных писающих мальчиков бил маленький фонтан.
Флора рухнула прямо на фонтан, с хрустом ломая статуи и саму мраморную чашу. Вода вместо плавного каскада забила острыми струями в стороны черт знает как. Та’ки, рыча и скалясь, потянулся к богине. Серпы звякнули о мостовую, и Флора освободившимися ручищами схватила медведя за шкуру возле морды, с жутким гортанным ревом удерживая над собой всю тушу.
— Убью тварь... — прохрипела богиня, и вокруг нее взвился целый смерч из розовых лепестков. От приторного запаха стало трудно дышать. Яркое золотисто-розовое свечение разлилось по всей площади.
Флора захохотала.
Схватив одной рукой медведя под горло, она подобрала с мостовой серп и полоснула им Та’ки по спине.
Тот дернулся, на мгновенье ослабив хватку.
Флора с ревом отшвырнула зверя от себя. Та’ки отлетел к нашей калитке, тормозя лапами. Плотная шерсть у него на спине сочилась кровью.
— Он не выстоит... — негромко проговорил Янус, и его лицо, как это всегда бывало от глубокого волнения, стало серым и каменным. — Он не настолько силен. Ему нужна помощь!..
И тут наш Та’ки задрал голову и выкрикнул в небо:
— Я призываю Арбитра!!!
У разъяренной богини внезапно опустились руки.
— Что?..
— Ибо эта богиня пришла с бездоказательным обвинением в мое священное место, и пролила мою кровь!.. — взревел Та’ки, опять превращаясь в человека.
Его глаза блестели ярко-зеленым, из раны по спине лилась кровь.
А у меня в то же мгновение пропала шерсть на руках, будто ее и не было.
— Ах ты ублюдок, — проговорила Флора. — Ты не посмеешь призвать Арбитра, потому что...
— Я призываю Арбитра!!! — во второй раз выкрикнул шаман, вскинув руки к небу.
И, опустив голову, в упор посмотрел на Флору.
— А когда он придет, ты заодно объяснишь, с какой целью удерживала в своем святилище ребенка. Как ты думаешь, Первородным понравится то, что ты, не будучи богиней смерти или войны, возжелала для себя человеческую жертву?
Флора начала медленно уменьшаться, превращаясь обратно в свою обычную пышную форму.
— Ты не посмеешь выкрикнуть призыв в третий раз. Для этого у вас у самих рыло в пуху!..
— Да нам насрать, разберемся как-нибудь, — пожал плечами Та’ки. И, высоко подняв голову, набрал в легкие побольше воздуха и приготовился в третий раз выкрикнуть призыв:
— Я!..
Янус рванулся со двора на площадь.
— Очумел, что ли!.. — выругался он, но тут на пути у магистра возникли хмурый Азра вместе с Тенью.
— Стой, стой!..
— ... Призываю!... — ужасающим голосом между тем продолжал Та’ки.
— Довольно! — воскликнула Флора. — Будь ты проклят, шаман. Проклинаю тебя, и твое проклятое место!..
Она в сердцах плюнула в сторону нашего кабака, и слюна, как кислота, зашипела на земле.
— Я вам этого не забуду. Придет время, и я за все расплачусь сполна! И с тобой, мальчик, тоже, — прищурилась она, взглянув на меня.
Развернувшись, Флора величавой походкой двинулась обратно, в сторону своего святилища.
Разорванное и перепачканное платье развевалось на ветру, но богиня несла его на себе с таким видом, точно королевскую мантию.
Чего у нее было не отнять, так это умения сохранять лицо даже в совершенно пропащей ситуации.
Из-за углов и из окон домов принялись выглядывать любопытные лица горожан. Нам-то казалось, что их всех будто ветром сдуло, а на самом деле люди просто наблюдали за происходящим с расстояния.
Шутка ли — боги выясняли между собой отношения!
— Ф-ффух, — выдохнул Янус, касаясь ладонью лица. — Очумелая баба...
Мы все радостно заулыбались друг другу. Кассандра поспешила к раненому Та’ки, но тот уже снова съежился и превратился в зеленую панду с огромным кровавым пятном на спине.
— Отстань от меня, женщина, — отмахнулся он от заботы нашей целительницы. — Ты что лечишь, что калечишь! Пусть лучше само заживет...
— Та’ки, я уже давно не выжигаю раны невидимым огнем! — обиделась девушка.
— Не знаю. Так что не буду... — бормотал себе под нос маленький пушистый Та’ки, проталкиваясь мимо радостных нас обратно, в кабак. — Спать хочу... Жрать хочу... Тухлым воняет...
Мы двинулись внутрь следом за ним.
— Еще бы не воняло — нас же прокляли, — сквозь зубы процедил Янус. — Так что дома жрать нечего, и выпивка вся скисла, можно даже не проверять.
— А ты молодец, Та’ки! — воскликнул Крис.
— Крут, — с довольной улыбкой проговорил Азра.
— Крут? Да он чуть Арбитра Перворожденных на нашу голову не призвал! — сердито взглянул в сторону панды Янус. — Засранец зеленый...
— Ну не вызвал же, — ответил Та’ки, обернувшись.
Я взглянул еще раз в раскрытую дверь, у которой сейчас о чем-то шептались Майя с Камиллой, и увидел, что Арахны и след простыл.
Зато бродяга в большой соломенной шляпе неторопливым шагом приближался к нашему заведению.
— Эй, Ян! — позвал я магистра.
Но тот меня не слышал, его уши были заняты восторгами Берна и Криса.
— Ян, смотри! — уже крикнул я, чтобы привлечь его внимания.
Янус обернулся.
И в этот самый момент бродяга остановился напротив наших распахнутых дверей и несколько раз театрально хлопнул в ладоши.
— Браво! — сказал он.
Ян нахмурился, отодвинул вглубь кабака застывших у порога девушек.
Судя по растерянному лицу Майи, она тоже узнала оборванца.
Бродяга поднял голову, показав из-под огромных полей шляпы свое лицо. На этот раз — смуглое и молодое, с крупными карими глазами, яркими бровями и греческим носом
