ГИТЛЕР, Inc. - Гвидо Препарата

Эту точку зрения оспаривали (172), но нет никаких причин сомневаться в том, что Гитлер оттачивал свои геополитические взгляды под влиянием таинственного Хаусхофера, который, между прочим, преподавал геополитику Рудольфу Гессу в бытность того в Мюнхенском университете. Помимо этого, Хаусхофер был посвящён во многие тайны Востока. Хотя верно то, что Хаусхофер в своих объёмистых научных сочинениях не высказывался за радикальное противостояние с Советской Россией, он тем не менее оставлял открытой альтернативу между «паназиатским движением Советов» и «пантикоокеанским альянсом англоамериканцев», с одной стороны (173), и одобрением активного геополитического партнёрства с Британией — с другой (174). Такая позиция в действительности не оставляла выбора; она слишком хорошо совпадала с действиями более поздней нацистской дипломатии, собиравшейся подписать перемирие с Россией только затем, чтобы позднее уничтожить её с помощью (как надеялись нацисты) Британии*.

* См. главу 5.

В заключительной части книги геополитические цели Третьего рейха раскрываются со всей возможной полнотой. «Цель немецкой внешней политики, — вещал Гитлер, — заключается в подготовке повторного завоевания свободы на будущее» (175). Британия действительно претендует на роль мирового гегемона, но у неё нет никакого интереса в том, добавлял Гитлер, чтобы «полностью стереть Германию с лица земли», что привело к «господству Франции на континенте». Следовательно, делает вывод Гитлер, поскольку (1) «стремлением Британии было и остаётся недопущение усиления могущества континентальной державы», (2) «французская дипломатия всегда будет противодействовать искусству британского правящего класса» и (3) «неумолимым смертельным врагом германского народа была и остаётся Франция», постольку верно самое первое утверждение: приоритетом Германии является союз с Британией (176). Первое из этих утверждений не учитывает, что оно в пёрвую очередь может быть приложено к самой Германии и является повторением ложной надежды на то, что Британию удастся привлечь такой дешёвой приманкой, как гипотетическая враждебность Франции, тогда как на деле Британской империи самой судьбой было предписано всеми силами противиться евразийскому объятию. Никакие задабривания не смогли бы заставить Британию изменить такое понимание условия сохранения своего господства.

Во время Первой мировой войны, признавал Гитлер, «нам следовало опереться на Россию и обратиться против Британии». Но «сегодня условия изменились» (172). Сегодня «сама судьба, — настаивал фюрер, — подаёт нам желанный сигнал». Судьба отдала Россию во власть большевиков. Германия начнет наступление на Восток, так как именно с Востока нависает истинный, исконный враг. Для того чтобы рассеять возможные сомнения своих британских читателей, Гитлер на минуту допускает последствия германского альянса с Россией: если бы такой альянс состоялся, утверждал Гитлер, «Франция и Британия обрушились бы на Германию со скоростью света». Война на германской территории привела бы к опустошительным последствиям, ликвидировать которые, опираясь на ничтожную промышленную базу России, было бы абсолютно немыслимо. Представленная Гитлером имитация союза с Россией была чистой абстракцией, так как никакое объединение не было возможно с большевиками, «этими отбросами человечества», для которых Германия являлась «следующей крупной мишенью» (178). Таким образом, вероятное евразийское объятие было представлено, проанализировано и безусловно отвергнуто.

Последнее предостережение из «Политического кредо немецкой нации» вошло и в манифест нацистов:

Ни в коем случае не допускать возникновения двух мощных континентальных держав в Европе. Никогда не забывать о том, что самое священное право на Земле — это право человека возделывать её собственными руками, а самая свящённая жертва — это кровь, которую человек проливает за эту землю (179).

Итак, на горизонте появился немецкий «барабанщик», ненавистник Веймарской республики, провозвестник кровавого похода на Восток, влюблённый в Британию и преследуемый кошмаром размножения расово неполноценных племён свыше «естественных пределов»; ветеран Великой войны, ставший во главе культа, замаскированного под политическую партию; человек, очаровавший и околдовавший немецкую патриотическую элиту, готовый к тому же сокрушить Францию.

Надо сказать, что Британия была той самой тёмной лошадкой, которая действительно стоила того, чтобы её использовать.

Часть 4

«Надоедливый план платежей». Каким образом управляющий Норман обрёк Европу на проклятие; 1924-1933 годы

Выходит, что я никогда прежде не понимал людей. Никогда больше не буду я верить в то, что они говорят, в то, что они думают. Именно людей, и только их одних следует бояться, бояться всегда.

Сколько потребуется времени на то, чтобы закончился их бред, когда, истощившись, они, наконец остановятся, эти чудовища?

Луи-Фердинанд Селин. «Путешествие на исходе ночи» (1)

Они жиреют и за счёт Бога, и за счёт мира. Они не сеют, они лишь срывают плоды. Они колдуны во плоти, делающие золото по телефону…

Эрих Кестнер. «Гимн банкиру» (2)

«Я сидел в большом зале ожидания, и зал этот назывался Европа. Мой поезд должен был отправиться через неделю. Я знал это. Но никто не мог сказать, куда он отправиться, и что будет со мной. Теперь мы снова сидим в том же зале ожидания, и он снова называется Европа! И опять мы не знаем, что с нами произойдёт! Наша жизнь временна, а кризис нескончаем!»

Эрих Кестнер. «Фабиан» (3)

Банковская «сеть» и правила золотой игры

Германию следовало возродить из пепла — то есть перевооружить и обновить; всё это вполне соответствовало пророчествам Веблена. Как было показано в предыдущей главе, датой, отметившей начало военного пробуждения Германии, можно считать апрель 1922 года, когда Рапалльским договором был заключен по видимости весьма своеобразный союз между веймарскими генералами и генералами Красной Армии. Кроме того, надо было позаботиться и о восстановлении основы германской промышленности. Прежде чем реконструировать германскую экономику, авторы Версальского договора решили дождаться, когда гиперинфляция уничтожит старую марку. Этот крах был с лёгкостью устроен британскими экспертами: принуждение германского правительства, увязшего в (военном) долге, вдвое превышавшем доходы страны, платить репарации (в иностранной валюте и золотом) без конфискации этого долга, загнало рейх в угол. В тесноте этого угла — бегство капиталов, падение марки, уклонение от уплаты налогов — стандартные действия дуэта «государство — рейхсбанк» могли привести только к инфляционному распылению и краху; в этом нет никакой мистики, никакой роковой ошибки. Единственная неопределённость касалась того срока, который потребуется для полного завершения этого финансового всесожжения. Потребовалось три года на то, чтобы полностью очистить Веймар от старого долга, сделанного ради ведения Великой войны, то есть период с 1920 по 1923 год.

В это время Банк Англии подыскал подходящего управляющего, способного организовать спасение Германии из Лондона на американские деньги. Хранителем банка была выбрана странная и интригующая фигура Монтегю Нормана: Норман продержался на этом посту необычайно долго — двадцать четыре года — с 1920 по 1944 год; случай уникальный за всю историю банка. Когда инфляция в Германии перешла в свою последнюю стадию, Норман инициировал процесс, в ходе которого Британия и большинство промышленно развитых стран снова оказались привязанными к так называемому золотому обменному стандарту. Эта операция — смысл которой так и не дошёл до учёных того времени — ни в коем случае не была жалкой дилетантской попыткой горстки ностальгирующих джентльменов оживить древнюю денежную систему, существовавшую до Пёрвой мировой войны. Отнюдь — это было весьма своеобразное творение управляющего, выходе воплощения коего он, если можно так выразиться, на целых шесть лет (1925-1931 годы) окутал банковскую сеть Запада одной-единственной, легко управляемой и ощутимо нестабильной паутиной платежей — и паутина эта уже несла в себе зародыш саморазрушения. Это тоже была игра, в которой каждый участвующий в ней центральный банк получал свою долю в определённой квоте золота. Для того чтобы накопить и защитить золотой запас своего банка, Монтегю Норман в 1920 году испытал две фундаментальные методики, кои он использовал десять лет спустя ради достижения имперских целей: (1) пауперизация Индии путём ограничения денежной массы (то есть путём преднамеренной дефляции), с тем чтобы привлечь индийское золото в Лондон, и (2) поощрение увеличения денежной массы (то есть инфляции) в Америке, как средство увода золота из Нью-Йорка, и обеспечения устойчивого потока американских инвестиций в Европе. К середине двадцатых годов Австрия (1922 год) и Германия (1924 год) стали первыми странами, которым помогли таким способом, и инфраструктура Германии превратилась в сияющий технологический бриллиант. Модернизация Германии была доведена до совершенства за счёт необузданной спекулятивной лихорадки в Америке, где с 1924 по 1929 год публика массово бросилась подписываться на немецкие ценные бумаги. Норман остановил эту лихорадку великим крахом октября 1929 года, чтобы сохранить контроль над последней стадией взращивания Германии и над предполагавшейся агонией Веймарской республики. Когда в марте 1931 года Австрия и Германии объявили о намерении создать таможенный союз, то есть некое политическое объединение, каковым de facto попытались преодолеть состояние временной раздроблённости, навязанной Версальским договором, новый золотой стандарт Нормана внезапно лопнул. Подготовив в конце двадцатых годов создание так называемой фунтовой зоны, с помощью которой Лондон привязал к себе колонии, с которыми образовал плотное самодостаточное экономическое ядро, управляющий подготовил Британию и её доминионы к финансовому отделению от всего остального мира, каковое произошло летом 1931 года. Следуя монументальной шараде. Банк Англии представил себя жертвой всемирной финансовой неустойчивости, и Британия в сентябре 1931 года отказалась от золотого стандарта; таким образом, она сознательно разрушила международную систему платежей, полностью перекрыв финансовый кислород для Веймарской республики. После этого, пока республику рвали на части растущая безработица, уличные беспорядки и социальная деградация, британские клубы ждали бурного подъёма немецких реакционных и радикальных движений: таким движением оказался национал-социализм, лидеры которого, начиная с осени 1931 года осаждали президента Гинденбурга, домогаясь власти. Гражданские и гуманистические силы Германии, однако, оказали сопротивление, и Гитлер не смог получить электорального большинства ещё в течение двух лет за счёт невыносимых народных страданий. Так продолжалось до 4 января 1933 года, когда финансовая ось Лондон-Нью-Йорк, воспользовавшись (1) двуличной, хотя в основе пробританской позицией СССР, (2) постыдной паникой Ватикана и (3) слепотой и глухотой германской социал-демократии, перешла к решительным действиям, практически открыто оплатив назначения Гитлера рейхсканцлером.