Академонгородок - Александр Бачило

Окользин ахнул. Как в четвертый квартал?! С каким таким грубельным производством?! Неужели…

Он помчался к директору.

— Нету, — отрубила Александра Петровна. — Нету и не будет. Уехал на учебу руководителей. Трехдневный курс. Раньше чем послезавтра и ждать нечего…

Сергей упал на стул возле нее.

— Но почему? — простонал он. — Какая может быть учеба, когда такой плакат?! И написано — четвертый квартал… Ведь мы с ним говорили про Неглинево! Там что, уже строительство идет?

— Идет, — сухо ответила секретарша. Что надо, то и идет.

Пишущая машинка ударила оглушительной очередью, и Сергей, пригибаясь, выскочил из приемной.

Тут вдруг его озарило.

"Стоп! — подумал он. — Чего я, собственно говоря, паникую? Раз строительство уже идет, тревоги никто не поднимает, значит все там в порядке и никаких вурдалаков нет. И слава богу. Значит обошлось. Бабушкины сказки оказались бабушкиными сказками. Наплевать и забыть. И спокойно жить дальше. Ура?

Нет. Рано. Нужна полная уверенность, иначе не выйдет никакого «Ура». Не прогремит…"

Сергей остановился, пытаясь уловить мелькнувшую было, окатившую его волной страха мысль.

Черт, а ведь придется туда ехать…

Хоть и появилась у Окользина надежда избавиться от нелепых кошмаров, но легче ему не стало. Именно так, как в кошмарах и бывает, теперь нужно было отправиться в то самое место, которого он больше всего боялся.

Да нет там никаких вурдалаков!

Окользин раздраженно пнул подвернувшийся под ногу камешек.

И никогда не было. Только он, пуганый в детстве, тихий, невзрачный в юности, и вот теперь ненужный никому полусумасшедший холостяк, мог всерьез воспринимать сказки о вурдалаках. Но и ему пора взрослеть по-настоящему. Нужно ехать в Неглинево и самому убедиться, что вурдалаки — это бред. Убедиться, чтобы не сойти с ума окончательно…

Автобус уехал, оставив Окользина у поворота на Неглинево. Отсюда до села оставалось еще около четырех километров, которые нужно было пройти пешком, если не попадется по дороге машина из совхоза. Но совхозные шофера предпочитали ездить по асфальту, через фермы, в само же село за все эти годы асфальт проложить как-то не собрались, и Сергей шагал теперь по знакомой с детства, извилистой, вдрызг разбитой грунтовке.

В одном месте лес вдоль дороги сильно выгорел, из земли торчали обугленные стволы, еще пахло дымом, и даже дорожная пыль имела особый, пепельный оттенок. Картина была настолько мрачной, что Сергей стал оглядываться по сторонам. В этом бессмысленном уничтожении леса ощущалось что-то противоестественное, замогильное, чуждое природе живого существа. Впрочем, выводы делать было рано.

Гарь тянулась почти на километр, а там, где она кончалась, вся дорога была перепахана, перечеркнута следами гусениц.

Все-таки люди, подумал Окользин с некоторым облегчением. Боролись с огнем, не дали пожару беспрепятственно губить знаменитые неглиневские леса. Хоть это-то по-людски…

Деревья скоро расступились, и Сергей оказался у околицы села. Оно, как бывало и в детстве, открылось перед ним сразу во всю ширь, но выглядело теперь совсем по-другому. Детские воспоминания часто обманывают взрослого человека: в детстве дома казались огромными, дни — бесконечными, книжки с картинками — куда интереснее скучных томов.

Однако тут было другое. Село не уменьшилось, оно опустело и обветшало. Окользин шел мимо брошенных домов, заросших крапивой огородов, заглядывал в окна с выбитыми стеклами и не находил ни единой живой души.

Вот-вот, невесело подумалось ему. Живых душ нет, а кто вместо них? И все же ничего особенного он пока не заметил.

Кроме заброшенных попадались и другие дома, имевшие более или менее жилой вид и даже собаку на цепи, но сколько ни стучал Сергей в двери и окна, никто ему не открыл, возможно хозяева были на работе. Псы при виде Окользина сейчас же забивались глубоко в конуру, только пара светящихся пятен испуганно следила за ним из будочной темноты или из-под крыльца.

Вот это уже было странно. Заливистый лай никогда не утихал в Неглинево, без него село и впрямь казалось вымершим. Что могло так напугать собак? И где, черт возьми, люди?

Вслушиваясь в нехорошую, напряженную тишину, Сергей прошел почти всю улицу, когда со стороны площади вдруг раздался сиплый рев. К нему присоединился уж вовсе отчаянный вопль и, наконец, сразу несколько голосов сплелись в протяжно завывающем хоре.

Окользин замер, сразу облившись холодным потом, но уже в следующую минуту понял, что это всего-навсего мычат недоенные коровы. Он двинулся дальше, но гораздо медленнее, сердце его никак не могло успокоиться, и от его бешеного стука темнело в глазах.

Площадь имела странный вид. Часть ее была огорожена и превращена в загон, посреди которого стоял длинный, наспех сколоченный сарай. Из этого-то сарая, запертого на замок, и доносилось мычание, а лучше сказать плач измученных коров. И снова нигде ни души. По соседству с загоном располагался еще один большой сарай, тоже запертый, но безмолвный. Приблизившись к нему, Сергей едва не задохнулся от сложного запаха гниющего мяса.

Неожиданно откуда-то из-за угла сарая послышался стон. Вполне человеческий. Окользин кинулся туда и сразу наткнулся на лежащего у стены человека, грязного и оборванного до последней степени. К запаху помойной ямы добавился еще более сильный аромат сивушного перегара. Сергей наклонился и перевернул лежащего на спину. Тот сразу задвигался, замахал руками, принялся бормотать что-то бессвязное:

— Не надо! Не годный я, видите ведь! Зачем вам? Хоть денек еще дайте! Ну не годный же я сегодня, говорю!!

Он отчаянно лягался, порывался встать и снова падал, кричал все громче, захлебываясь выступившей на губах пеной.

Пришлось оставить его. Однако сколько не кружил после этого Окользин по площади, других людей ему обнаружить не удалось. Особенно тяжкое впечатление произвели на него пустые кабинеты сельсовета. Теперь можно было с уверенностью сказать, что в селе происходит нечто небывалое. Но что?!

Сергей решил отыскать старого своего знакомого, Федора Матвеевича Енукеева, который должен был хорошо его помнить. Еще совсем маленького Сережку брал он с собой в телегу, когда возил молоко с фермы на маслобойку, и даже давал подержать вожжи. Их дружба продолжалась до самого отъезда Окользиных в город.

Дом деда Енукеева находился неподалеку — возле водонапорной башни. Сергей свернул на знакомую улицу, плавно поднимающуюся от площади в гору. Здесь все было знакомо до камешка, до скворечника на дереве. Хотя сами деревья неузнаваемо разрослись. Сколько раз проносился он по этой улице на санках зимой! Во всем селе не было лучшей горки — гладкая, как зеркало, и длинная — от самой башни можно было катиться по прямой, пока не вылетишь на площадь. Иногда и взрослому человеку доводилось испытать это на себе, если он имел несчастье поскользнуться где-нибудь в верховьях улицы…