Жить дальше - Роберт Сойер

— Видишь! — воскликнул Дон. — Как у Гунтера. Настоящий Гунтер умел пускать клешнями молнии.

Сара тепло улыбнулась Дону.

— Настоящий Гунтер?

Дон рассмеялся.

— Ну, ты понимаешь, о чём я. — Он обернулся к голубоватой машине. — Что нам нужно делать, когда мы ложимся спать? Отключать тебя?

— Можете отключать, если пожелаете, — сказал Гунтер и ободряюще улыбнулся. — Но я бы рекомендовал оставлять меня включённым, чтобы я мог реагировать на критические ситуации. Вы также можете давать мне задания, которые я буду выполнять, пока вы спите: я могу вытирать пыль и делать другие дале, а также приготовить завтрак к тому времени, когда вы проснётесь.

Дон огляделся вокруг, и его взгляд упал на камин.

— Умеешь разжигать камин?

Робот чуть-чуть склонил голову набок, и, если линзы вообще способны «уставиться в бесконечность», то Гунтер на секунду сделал именно это.

— Теперь умею, — ответил он.

— Здорово, — сказала Дон. — Когда придёт зима, мы раздобудем для него дров.

— Ты не скучаешь, когда тебе нечего делать? — спросила Сара.

— Нет, — ответил робот и снова улыбнулся той же ободряющей улыбкой. — Я рад возможности расслабиться.

— Очень полезная способность, — сказала Сара, взглянув на Дона. — Как так получилось, что у нас её нет?

Глава 30

С каждым прошедшим днём Дон чувствовал себя всё более и более сбитым с толку. Он прожил жизнь, чёрт возьми. Он ощущал её ритмы, её стадии, и он прошёл через все, по порядку, прожив каждую из них.

Юность, он знал, предназначена для учёбы, для первой фазы профессионального становления, для экспериментов в сексуальных отношениях.

Зрелый возраст для заключения брака, воспитания детей и консолидации материального благополучия, какого удастся достичь.

После этого приходит средний возраст, время переоценки. Ему удалось пережить его без интрижек на стороне и спортивных машин; его кризис среднего возраста, ознаменовавшийся неопасным сердечным приступом, наконец-то стимулировал снижение веса, а наслушавшись от множества женщин и от нескольких мужчин о том, как хорошо он стал выглядеть, в сорок четыре он стал энергичнее, чем был в тридцать, приобрёл тонус, позволивший ему прожить эти годы, не нуждаясь ни в чём для доказательства того, что он всё ещё привлекателен.

И, в конце концов — так, по крайней мере, должно было быть — пришли так называемые золотые годы: пенсия, внуки, «спокойнее», «не волнуйся»; эпоха для смирения и размышления, для дружбы и мира, для распутывания узлов перед близящимся концом.

Ступени жизни; он знал их все и понимал их: сюжетная линия с предсказуемыми, заезженными началом, серединой и концом.

Но теперь вдруг возникло продолжение; не просто добавленный в конце эпилог, но целый новый том, и притом совершенно незапланированный. «Роллбэк: Книга вторая Истории Дональда Галифакса». И хотя Дон понимал что он — её автор, он понятия не имел, что будет дальше и к чему приведёт. Не было стандартного сюжетного плана, которому можно бы было следовать, и он совершенно не представлял, чем она должна окончиться. Он не мог даже вообразить, что ему следует делать в ближайшие десятилетия; он не уверен был даже в том, что ему делать в настоящем.

Но было одно дело, про которое он точно знал, что скоро ему придётся им заняться, хотя это и повергало его в ужас.

— Я хочу тебе кое-что рассказать, — сказал Дон Леноре при их следующей встрече.

Ленора, голая, лежала рядом с ним на кровати в её полуподвальной квартирке на Эвклид-авеню. Она подпёрла голову рукой и поглядела на него.

— И что же?

Он помедлил. Это было тяжелее, чем он думал, а думал он, что это будет очень тяжело. Как он умудрился попасть в ситуацию, когда сказать своей… своей… в общем, той, кем Ленора ему сейчас приходилась, о том, что он женат, было лёгкой частью разговора.

Он позволил воздуху вытечь из лёгких через маленькую щель между губ, раздувая при этом щёки.

— Я… дело в том, что я старше, чем ты, вероятно, думаешь, — сказал он, наконец.

Её глаза немного сузились.

— Мы не ровесники?

Он покачал головой.

— Ну, тебе не может быть больше тридцати, — сказала она.

— Я старше.

— Тридцать один? Тридцать два? Дон, мне безразлична разница в шесть или семь лет. У меня есть дядя, который на десять лет старше тёти.

Я съем эти десять лет за завтраком, подумал он.

— Продолжай считать.

— Тридцать три? — В её голосе послышалось напряжение. — Тридцать четыре? Тридцать…

— Ленора, — сказал он, на секунду прикрывая глаза. — Мне восемьдесят семь.

Она тихо фыркнула.

— Господи, Дон, ты…

— Мне восемьдесят семь, — повторил он; слова словно сами вырывались из него. — Я родился в 1960. Ты наверняка слышала о процессе омоложения, который недавно изобрели. Я прошёл его в начале этого года. И это, — он обвёл пальцем вокруг лица, — его результат.

Она заелозила по постели, отползая подальше от него.

— Боже… мой, — сказала она. Она вглядывалась в него, изучала его в поисках какого-то знака, способа распознать правду. — Но эта процедура, она же стоит целое состояние.

Он кивнул.

— Да. У меня был… э-э… благодетель.

— Я тебе не верю, — сказала Ленора, но судя по голосу, говорила неправду. — Я… это не может…

— Это правда. Я могу доказать это сотней различных способов. Показать тебе документ со старой фотографией?

— Нет! — выражение — чего? — вероятно, отвращения на секунду возникло на её лице. Конечно, она не хотела увидеть старика, который только что её…

— Я должен был сказать тебе раньше, но…

— Да уж точно должен был, не сомневайся. Да что за хрень, Дон! — Но потом, вероятно, у неё возникла мысль, возможно, вызванная звуком его имени; проблеск надежды появился в её глазах, словно она поняла, что это может быть какой-то замысловатый розыгрыш.

— Но, погоди, ты же внук Сары Галифакс! Ты сам мне говорил.

— Нет, не говорил. Ты так подумала.

Она отодвинулась ещё дальше и прикрыла грудь простынёй — за время их знакомства первое проявление стыдливости.

— Так кто же ты, чёрт возьми, такой? — спросила она. — Ты вообще имеешь к ней отношение?

— О да, — сказал он. — Только, — он с трудом сглотнул, пытаясь взять себя в руки, — только я не её внук. — Он обнаружил, что не может смотреть ей в глаза, и поэтому смотрел на смятую простыню между ними. — Я её муж.

— Дерьмо собачье, — сказала Ленора.