Золотая осень - Александр Шубин

Народ встретил нового Генсека с надеждой на перемены. Дело было не в том, что большинство жителей СССР поддерживали КГБ или идею «закручивания гаек». Просто безвременье позднебрежневского правления надоело людям. Хотелось видеть на вершине власти человека, способного что–то менять. Андропов казался именно таким лидером. Правда, он не знал, что делать. Предыдущая карьера, требовавшая всемерной осторожности, породила у Андропова стратегическую близорукость. Он был тактиком до мозга костей.

Новый Генсек даже сделал сенсационное для того времени признание: «если говорить откровенно, мы еще не изучили в должной степени общество, в котором живем и трудимся… Поэтому порой вынуждены действовать, так сказать, эмпирически, путем проб и ошибок»[464].

Первая после прихода к власти попытка Андропова разобраться в вопросе «где мы?» была предпринята в статье «Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР». Основная идея статьи, которая была замечена всеми, ставила крест на обещаниях скорого пришествия коммунизма, которые лишь дискредитировали официальную доктрину. Говоря о переходе к коммунизму в ходе совершенствования развитого социализма, Андропов заявил: «Наша страна находится в начале этого длительного исторического этапа, который, в свою очередь, будет естественно, знать свои периоды, свои ступени роста»[465]. По утверждению Г. Корниенко в частном порядке Андропов высказывался еще более радикально: «по крайней мере дважды в моем присутствии он говорил примерно так: какой там, к черту, развитой социализм, нам до простого социализма еще пахать и пахать»[466].

В. Печенев, работавший над текстом статьи, вспоминает: «Помню, как вернувшись однажды с Лубянки, В.В. Шарапов, который вместе со мной руководил работой над докладом, сказал мне, что Андропова очень заинтересовала эта мысль о длительности развитого социализма, о его собственных ступенях роста, и он спрашивает: нельзя ли найти где–либо подтверждения сформулированной мной идеи и соответствующую аргументацию?»[467] Коммунистический идеал отодвигался в необозримое будущее. Андропов призывает к большему прагматизму и милой его сердцу осторожности: «Идеологи буржуазии и реформизма по сей день толкуют, что реальность, мол, разошлась с идеалом. Но сознательно или по неведению упускают из виду, что сам Маркс, разрабатывая свое учение, меньше всего руководствовался требованиями некоего отвлеченного идеала, чистенького, приглаженного социализма»[468]. Сложившееся в СССР общество вовсе не обязательно подгонять под идеологические схемы. И форсировать социалистическую трансформацию общества не надо: ”Говоря о превращении «моего» в «наше», нельзя забывать, что это длительный, многоплановый процесс, который не следует упрощать»[469].

Более того. Андропов, который, конечно, сам определял ключевые положения статьи, подписанной его именем, сделал еще один заметный шаг по пути прагматизации идеологии: «Концепция развитого социализма означает, что понадобится определенное время, чтобы подтянуть отставшие тылы и двинуться дальше. Нам надо трезво представлять, где мы находимся…»[470] Идея «подтягивания тылов» вполне соответствовала тактике «завинчивания гаек», которой следовало заниматься, пока эксперименты не покажут, что делать дальше.

Но это был не единственный ресурс. «Возрастает роль представительных органов в осуществлении главнейшей, хозяйственно–организационной функции социалистического государства. Нельзя не отметить и такую найденную самими массами первичную форму хозяйственного управления, какой стала хозрасчетная бригада. Разумеется, нам глубоко чужда такая трактовка самоуправления, которая тянет к анархо–синдикализму, к раздробленности общества на независимые друг от друга, конкурирующие между собой корпорации, к демократии без дисциплины, к пониманию прав без обязанностей»[471].

Андропов понимал, какую опасность системе может нести самостоятельность трудовых коллективов, их рыночное соревнование. Но без определенной автономии производственных ячеек заставить работников проявлять необходимую инициативу было невозможно, и Андропов задумывается над возможностью создания экономической модели, сочетающей всевластие государственной машины в регулировании экономических отношений с некоторой внутренней автономией производственных коллективов.

Но как конкретно будет выглядеть новая экономическая модель, где грань между самоуправлением и управлением, которая позволит пробудить «творческий потенциал» производителя и в то же время не приведет к «анархо–синдикалистскому» своеволию? У Андропова не было ответов на эти вопросы. Ему были нужны советчики.

Линия Андропова в кадровом вопросе была осторожной. «Подтянув к руководству Алиева, Воротникова, Чебрикова, Рыжкова, Лигачева, он серьезно укрепил свои позиции. Но одновременно Юрий Владимирович старался избегать обострения отношений и недовольства со стороны Черненко, Тихонова, Гришина, Щербицкого, добиться того, чтобы у всех членов руководства было ощущение сопричастности, соучастия в проводимом политическом курсе»[472], — вспоминает Горбачев. Гришин подтверждает, что его влияние при Андропове не уменьшилось, а даже увеличилось. Он даже вошел в узкую группу Политбюро, принимавшую важнейшие решения[473]. Миф, создавшийся уже при Горбачеве и Ельцине, делает из Гришина мафиози, перед которым меркнет Аль–Капоне. Но Андропов был вполне благосклонен к московскому первому секретарю. Тот вписался в команду и в духе времени пытался зачистить коррупцию в московской торговле. По утверждению сотрудника МГК Ю. Изюмова, попытки подобного рода Гришин предпринимал и ранее, но они блокировались московским предисполкома В. Промысловым, которого прикрывал Брежнев. Поскольку МВД запретило московскому УВД расследовать дела торговцев, поставлявших товары лицам, пользовавшимся протекцией высшей номенклатуры, Гришин еще в 1982 г. попросил заняться этим делом управление госбезопасности (с санкции Андропова)[474]. Это утверждение сотрудников Гришина противоречит версии о том, что сам Гришин доставал товары с «черного крыльца». Авторы подобных слухов забывают, что как член Политбюро Гришин пользовался широчайшими возможностями легального номенклатурного снабжения. Вероятно, инициируя показательные дела в своей епархии, Гришин пытался хорошо зарекомендовать себя в глазах Андропова и не предполагал, как далеко может зайти расследование.

Произошли разоблачения в Главторге Мосгорисполкома. Однако расследования КГБ пошли гораздо дальше, чем хотелось бы Гришину. Под подозрение попал начальник Главторга Н. Трегубов, которого Гришин считал невиновным во взяточничестве[475]. Дело Трегубова компрометировало уже и самого Гришина. Но оно получило развитие уже при Черненко.

Главой КГБ был назначен В. Чебриков. Кандидатом в члены Политбюро стал В. Воротников, занимавший пост посла на Кубе. Быть послом в этом форпосте социализма значило координировать тайную и явную активность СССР в Латинской Америке. Это предполагало теснейшую связь с КГБ.

Но кадровые перестановки нельзя однозначно отождествлять с «чекизацией». Сам Андропов вовсе не стремился расставить на все посты своих «рыцарей плаща и кинжала». Осведомленный аппаратчик В. Печенев вспоминает: ”когда один из наших известных подхалимов, который служит сейчас Горбачеву, предложил на ответственную работу в ЦК работника КГБ, желая угодить Андропову, тот раздраженно ему сказал: «Послушайте, знайте меру! В народе анекдоты уже рассказывают, что при Андропове «ЦК» переименовали в «ЧК КПСС»…»[476] В 1983 г. Комитет партийного контроля возглавил М. Соломенцев, ставший к тому же и членом Политбюро (кандидатствовал с 1971 г.). На ноябрьском 1982 г. Пленуме секретарем ЦК по вопросам промышленности был назначен Н. Рыжков, слывший способным организатором, готовым на проведение преобразований.

В июне 1983 г. секретарем ЦК был назначен также Г. Романов который стал курировать отдел административных органов ЦК (правоохранительные органы и юстиция), оборонный отдел (ВПК, космос, передовые технологии), отдел машиностроения. Романов стал в дальнейшем одним из основных конкурентов Горбачева в качестве продолжателя дела Андропова.

Выдвиженцы Андропова примут активное участие в проведении политики «ускорения» и в горбачевский период. Лишь Перестройка покажет, насколько различны их взгляды.

Укрепление позиций андроповского клана в высших органах власти сопровождалось интенсивной чисткой партийного руководства. Главным орудием Генсека в этом деле стал назначенный в 1983 г. завотделом организационно–партийной работы ЦК КПСС Е. Лигачев. Он энергично принялся за дело, объезжал страну, беседовал с местными партийными руководителями. Результатами этих бесед были «организационные выводы». Сам Лигачев не без удовольствия цитирует строки финского политолога Й. Иивонена, посвященные этому периоду: «Первостепенной задачей Лигачева было осуществление «революции Андропова” среди руководителей областных и краевых партийных организаций. К концу 1983 г. было сменено около 20% первых секретарей обкомов партии, 22% членов Совета Министров, а также значительное число высшего руководства аппарата ЦК (заведующие и заместители заведующих отделами)»[477]. По утверждению В. Гришина, «в 1983–1984 гг. ему удалось расставить первых секретарей обкомов и крайкомов КПСС около 70 процентов своих людей, которые готовы были выполнить любое его указание, обеспечить арифметическое большинство при голосовании на пленумах ЦК по любому вопросу»[478]. Эти кадры позднее поддержат продвижение к власти Горбачева, которого будет поддерживать Лигачев.