Дата Туташхиа - Чабуа Амирэджиби

В то время, когда Мушни Зарандиа начал выстраивать свой треугольник, Эле гостила у него в Тифлисе. Старый деревенский дом Туташхиа давно уже нуждался в основательном ремонте, и Мушни дал Эле денег, чтобы перекрыть крышу, а об остальном, сказал он, подумает позже. Он назвал человека, который найдет ей хороших мастеров, и, посадив сестру в поезд, отправил домой. Когда Эле пришла к человеку, рекомендованному двоюродным братом, он сказал, что мастера сейчас заняты у другого хозяина, и как только закончат работу, он пришлет их к ней. Разумеется, этот человек был нашим агентом и придерживал плотников до нового распоряжения Зарандиа. Эле Туташхиа пришлось ждать не так уж долго. В одно прекрасное утро мастера явились, и работа закипела. Один из них, улучив момент, спрятал на чердаке в назначенном месте украшения Нуды Тодуа, завернутые в ее же платок. Покрыв крышу, мастера удалились, а спустя три дня Эле Туташхиа пришлось опять отправиться в Тифлис, куда ее поспешно вызвали по случаю болезни жены Мушни Зарандиа. Она уехала, заперев дом, на чердаке которого лежало теперь вещественное доказательство того, что именно ее брат извел семью Тодуа. Теперь надо было, чтобы братья Накашиа пробрались в дом Даты Туташхиа и обнаружили там платок с украшениями.

На этой стадии Зарандиа перепоручил дело своему подчиненному, а сам выехал в Тифлис, где его ждали другие дела. Надо заметить, что Зарандиа одновременно завел еще пять подобных дел в разных уездах Кавказа. Я знал, что до окончания операции еще далеко, и его возвращение удивило меня. Он явился ко мне сам прежде, чем я успел пригласить его, и доложил о ходе дела.

— Вы вернетесь туда? — спросил я.

— Нет, там уже нечего делать.

— Каких результатов вы ожидаете?

— Предугадать можно лишь приблизительно… тем более в таких делах — вы знаете это лучше меня. Полагаю, однако, что задуманное нами должно состояться.

— То есть — ликвидация старшего Накашиа или их обоих; примирение Сарчимелиа с дальнейшим использованием его по нашему ведомству, полнейшая компрометация Туташхиа, доведенная до степени, когда иного выхода, как примириться с нами, у него не останется… так я вас понимаю?

— Именно так, — подтвердил Зарандиа. — Но всему этому посчастливится произойти, если только Туташхиа не распутает наш клубок и не успеет оповестить и успокоить остальных преступников. Чем больше уходит времени, тем реальнее эта угроза.

— Если братья Накашиа обнаружат украшения своей тетки на чердаке Туташхиа, неужели и тогда еще влияние Туташхиа способно будет провалить наш замысел?

— Все может быть, — сказал Зарандиа, — но так или иначе, мое присутствие там уже ничего не изменит.

Был вопрос, который с самого начала волновал меня, но я никак не мог выбрать минуты, в которую можно было его задать. Мне было неловко и сейчас, меня одолевали сомнения, пока, наконец, я не поймал себя на мысли, что любая минута годна для этого, лишь бы не подвела смелость.

— В сложившихся обстоятельствах, — сказал я, — не исключен вариант, когда будет убит один Туташхиа, а все остальное останется неизменным. Не так ли?

— Это исключено! В двух углах из трех непременно будет принято решение, желательное для нас, и при всех случаях Туташхиа останется жив.

— Отчего такая уверенность?

— Оттого, что Туташхиа много сильнее Сарчимелиа и двух Накашиа, вместе взятых!..

— Почему же столь различны их возможности?

— Так распорядилась природа, наделив их разными способностями. А потом — нравственность, да еще отточенная воспитанием. Я знаю, люди не могут достичь совершенства, но Туташхиа из тех, кто ближе остальных к нему.

— Человек предполагает, бог располагает. Ну, а если все же сложится так, что Туташхиа погибнет? — не отступал я.

— Это произойдет, если Туташхиа окажется слабее других. Проиграет — неизбежно — слабейший. Мы здесь ни при чем. Однако с Туташхиа, повторяю, ничего не случится.

На том мы и расстались.

Братья Накашиа отыскали того субъекта, который утверждал, что Дата Туташхиа уничтожил семью Тодуа, и пригласили его в заранее условленное место вместе с человеком, наведшим братьев на след этого обвинителя.

— Гентор Куправа, почтеннейший, откуда вам известно, что нашу тетю Нуцу и ее сыновей убил Дата Туташхиа? — спросил Буду Накашиа.

— Да откуда мне знать?.. Ничего я не знаю! — заюлил Куправа.

— Вы поглядите на него! — возмутился посредник. — Ты же мне сам говорил, что это его рук дело.

Куправа — опять отнекиваться, но в его словах явно скользили трусость и ложь. Накашиа настаивали. Куправа ни с места, пока дело не дошло до угроз и взведенных курков.

— Буду-батоно! — бросился он в ноги братьев. — Не оставляй моих детей сиротами! Я все скажу, только не выдавайте меня! Разве мало под солнцем грехов да убийств! Открой я рот, и одним убийством станет больше… Не мучайте меня! Заклинаю вас богом на небе и всеми, кто дорог вам, на земле!

— А ну выкладывай, а то раскрою тебе череп! — прикрикнул Лука Накашиа.

— Перед тем, как Дороте Тодуа взять в жены несчастную Нуцу, вы, помнится, только что новый дом закончили ставить, накануне ровнехонько это было? — спросил Куправа.

— Так оно и было, ну и что из того? — сказал Буду, припоминая.

— Ну, а то, что те мастера, которые у вас плотничали, отлично ведь знали вашу Нуцу, и когда пришли за Нуцей шаферы Тодуа, они при этом были… помните?

— Были вроде бы…

— Были, точнехонько были. Я сам там был, и помню, что и они были. Может, ты и про меня не помнишь? — обиделся Куправа.

— Ладно тебе, помню.

— Вот как Дороте Тодуа вашей Нуце украшения подносил и как засватывал ее — этого я и правда, не скажу, чего не помню, того не помню, а мастера и сейчас помнят: серебряное кольцо, говорят, было с бирюзой — огромных три камня, брошь — тоже серебряная и тоже с бирюзой, и серьги такие же. Нуца, говорят они, с тех пор так и не снимала их, всегда в них ходила. Мы и запомнили. А теперь ты скажи, была у бедной Нуцы эта бирюза?

У Буду Накашиа уже кровинки в лице не было, его трясло.

— Была. Носила. Все правда!

— Вот эти-то мастера, про которых я вам толкую… видели не так давно Нуцины драгоценности.

— Где?!!

— Меняли они крышу у Туташхиа… Нашли на чердаке.

— …Они что, и место назвали? — спросил Буду после долгого и тяжелого молчания.

На Куправа навалились сомнения. Пересилив себя, он процедил:

— Сказать-то сказали… а вдруг врут… ну, как не найдешь ты ничего на том месте, что со мной будет?

Братьям было не до Куправа. Они живо заставили его назвать злосчастное место и, едва рассвело, были уже у дома Туташхиа, облазили все вокруг и, не обнаружив и тени опасности, перемахнули через забор наглухо запертого дома. Еще несколько минут — ив руках их пестрел платок тети Нуцы, в котором хранились украшения. Лука взломал дверь кладовки, вытащил керосин, плеснул на стены дома и поднес огонь. Все это произошло на глазах всей деревни и сопровождалось пространными и крепкими разъяснениями, на которые братья не скупились, желая быть хорошо понятыми местной публикой.

Что же до Сарчимелиа, то он, естественно, не поверил своей компаньонше. Для этого у него было немало оснований, и прежде всего то, что сам он пошел бы на любой обман даже малых денег ради.

И Евтерпия Триандофилиди была той же породы — ради заработка она могла пойти на все. Зарандиа нетрудно было предусмотреть, что такого глубокого скептика, как Сарчимелиа, не убедишь, пока не представишь свежие и сильные доказательства. Сама мадам Триандофилиди была бы здесь бессильна. Поэтому следующая сцена была разыграна в ее собственном доме и, разумеется, с ее же согласия. В комнате со следами только что произведенного обыска, где все было перевернуто вверх дном и царил неописуемый хаос, была оставлена накрепко стянутая веревками мадам Триандофилиди. Через полчаса после того, как Зарандиа покинул ее дом, мадам выбралась на улицу, и вопли ее разнеслись по округе. Сбежался народ, явилась полиция, обнаружившая на улице часть вещей, якобы разграбленных братьями Накашиа. Расследование продолжалось два-три дня, и, конечно, про ограбление Триандофилиди узнал весь город. Ретивая полиция устроила повальные обыски у всех родственников братьев Накашиа, в каком бы уезде и в какой бы глуши они ни жили. Арестовали, допросили, задержали на время, а потом отпустили на поруки треть или даже добрую половину всех подельцев госпожи Триандофилиди, в том числе и владельца кофейной, с которым у Сарчимелиа несколько позже произошел свой разговор. При этом выглядело все так, будто полицию интересует лишь одно — кто навел братьев Накашиа на дом Триандофилиди? Сарчимелиа терялся в догадках и чем больше размышлял, постигая истину, тем очевидней становилась для него невинность компаньонши, недоверие к ней гасло, а необходимость встречи с Накашиа все больше завладевала его умом. Но чтобы встретиться с ними и потребовать вернуть деньги, нужно было иметь на руках доказательства совершенно неопровержимые. Поэтому, не довольствуясь фактами, известными ему от надежных людей, он решил заполучить показания Луки-дурачка. Пути-дорожки младшего Накашиа Сарчимелиа знал получше полиции, и не прошло двух недель, как встреча эта состоялась. Маузер Луки Накашиа был засечен Сарчимелиа тут же — они едва успели обменяться приветствиями. Установить, что маузер, торчащий за поясом Луки, именно то оружие, которое было отобрано у богатого офицера на дороге между Ахалсенаки и Зугдиди, а затем переправлено к мадам Триандофилиди, для Сарчимелиа не представляло ни малейшего труда. Один взгляд — и все. И разговора не понадобилось — бандиты тут же расстались. Факт был установлен, и двух мнений для Ражи Сарчимелиа уже не существовало. Не мешало, однако, проверить саму Евтерпию Триандофилиди и установить, каков убыток. Он пошел ва-банк — объявился в Сухуми. Слежку, разумеется, и не думали снимать, однако полиции было велено не трогать разбойника, даже если он сам полезет в петлю. Сарчимелиа навестил компаньоншу и, убедившись лишний раз, что морские пираты и Арсен Одзелашвили были поумнее его, убрался восвояси, размышляя о предстоящих переговорах с братьями Накашиа. Он уже не сомневался, что деньги похищены ими, но сомневался, что экспроприаторы их вернут.