Тайфун. Записки из Китая - Крум Босев

командующий военным округом Хуан Юн-шэн и руководитель комитета военного контроля Чэнь Да взяты «под защиту» Пекина. Ци Бэнь-юй сказал на этой встрече: «Еще со времени Цзинганшаня товарищ Хуан Юн-шэн следует за председателем Мао и заместителем председателя Линем. В этом отношении он один из немногих людей в нашей стране. Создание престижа товарищу Хуан Юн-шэню — это вопрос, который касается не только его лично, он связан с пониманием всего положения». Говоря о руководителе комитета военного контроля, Чжоу подчеркнул: «ЦК считает, что Чэнь Да является хорошим человеком». У Фа-сян добавил: «Товарищ Чэнь Да — это истинный коммунист, культурный, молодой, отличающийся хорошим здоровьем человек, и его работа всегда приносит хорошие результаты».

Но важнее другое: беседа частично пролила свет на августовские события в Кантоне. В ходе беседы Чжоу сказал: «Они убили так много людей, они очень дикие. Разве поступили бы так братья по классу?» Не ясно только, кто это «они» и почему «убито так много людей». Сейчас вновь, просматривая текст этой беседы, перечитываю имена: Хуан Юн-шэн, У Фа-сян и Ци Бэнь-юй… Первый вскоре стал начальником Генерального штаба НОАК, второй — командующим ВВС. Обоих мы не раз видели во время встреч зарубежных делегаций и на приемах. Уже после моего отъезда из Пекина зарубежные информационные агентства сообщили, что «культурная революция» «поглотила» и первого, и второго. Хуан Юн-шэн и У Фа-сян исчезли с политического горизонта Китая вместе с «самым, самым близким соратником» председателя. А несколько раньше исчез и третий — Ци Бэнь-юй.

Мучительным был и процесс создания ревкома в Пекине — «маяке революционных народов мира». Сообщение о его создании появилось в конце апреля, но еще в первые дни января отдельные организации хунвэйбинов и бунтарей начали борьбу за власть в учреждениях, институтах, на предприятиях… И в Пекине она проходила стихийно, без предварительного плана и координации действий и сопровождалась анархией и хаосом, «битвами с применением силы»… Только 1 февраля была создана «подготовительная группа». Ее руководителем был назначен заместитель премьера, министр общественной безопасности Се Фу-чжи. Через две недели группа была реорганизована, ее состав расширен. В него включили второго секретаря Пекинского комитета КПК У Дэ. Но «междоусобная» борьба между «революционными организациями» продолжалась, а «подготовительная группа» продолжала прилагать усилия к устранению разногласий и примирению непримиримых. Лишь 20 апреля на очередном митинге было объявлено о создании Пекинского ревкома. Один из очевидцев так описывает это событие: «…Это был акт, завершивший разгром партийной организации и Комитета народных представителей — конституционного органа власти. С наступлением темноты площадку перед зданием осветили мощные прожекторы, застрекотали кинокамеры. Я не верил своим глазам, наблюдая за тем, что произошло дальше. Погромщики принесли сорванные вывески Пекинского «городского комитета и Комитета народных представителей. Под ликующие крики хунвэйбинов Се Фу-чжи молотком разбил их… Потом молоток передавали из рук в руки, разбивая осколки вывесок, а через несколько минут к стене здания под портретом Мао Цзэ-дуна была прибита новая вывеска — Пекинский революционный комитет…»

Пекинский революционный комитет стал шестым ревкомом, возникшим в ходе «культурной революции». Процесс создания ревкомов по всей стране затягивался из-за сильного сопротивления партийных комитетов и коммунистов. И все более острых разногласий между «революционными» организациями. Вовлечение армии в политическую жизнь, установление военного контроля, «захват власти» в центральных правительственных учреждениях, министерствах, институтах привели к усилению напряженности во всей стране. Обостряются разногласия в центре, в руководстве. В феврале некоторые члены Политбюро, заместители премьера и министры выступили против эксцессов хунвэйбинов и цзаофаней, призвав к реабилитации партийных кадров и прекращению «культурной революции». Среди них — заместители премьера Тань Чжэнь-линь, Ли Сянь-нань, Чэнь И, министры Гу Му, Юй Цю-ли. Их поддержали многие руководящие кадры на местах. Эти выступления будут названы «февральским противотечением», «февральским встречным ветром», но главное не в том, как их называли, важнее то, что это — противодействие, протест. «…Вы пренебрегаете интересами партии? Не хотите стране добра? — обратился в те дни к хунвэйбинам заместитель премьера маршал Чэнь И. — Я против расклеивания дацзыбао на улицах… Нужно хранить государственную тайну, действовать с учетом интересов партии…» Слова маршала прозвучали в унисон с заявлением Юй Цю-ли: «…Если мне придется столкнуться с какими-либо проблемами, я не обращусь к «группе по делам культурной революции», это люди книжные, у них нет понятия о долге и хозяйстве, но нас поймут люди, которые прошли через горнило борьбы». Но еще резче скажет другой заместитель премьера, член Политбюро Тань Чжэнь-линь: «В культурной революции отсутствует партийное руководство», «неправильно, когда все делают хунвэйбины», «я не согласен с избиением многих старых кадровых работников, с лишением их жизни, исключением из партии…»

Эти люди не только говорили, но по возможности и действовали. В те февральские дни и в первой половине марта появился ряд указаний и распоряжений, которые прямо или косвенно ограничивали деятельность хунвэйбинов и цзаофаней. И в большинстве случаев эти указания и распоряжения исходили не от «группы по делам культурной революции», а от ЦК и Государственного совета.

Мы, иностранные дипломаты и корреспонденты, не видели всех этих «указов и распоряжений», но мы знали, что были даны указания о возвращении хунвэйбинов, уехавших в другие города и районы для «обмена опытом», о запрещении хунвэйбинам и цзаофаням использовать государственные средства, о роспуске так называемых «всекитайских революционных организаций», о возобновлении занятий в школах. И наконец, мы знали об указании Мао Цзэ-дуна от 7 марта: армия должна руководить не только военным, но и политическим обучением учащихся. Мы знали также, что сопротивление в различных районах принимало самые разнообразные формы.

В «февральском противотечении» еще много неясного, но абсолютно бесспорно одно: часть китайских руководителей, в том числе руководителей «культурной революции», «большого тайфуна», поняли, что идти дальше по этому пути опасно…

Против тех, кого относили к «февральскому противотечению», был открыт «огонь». Наиболее сосредоточенному, сильному обстрелу подвергся Тань Чжэнь-линь, и этот обстрел продолжался до конца 1967 года и весь 1968 год… В 1968 году нам, дипломатам и иностранным корреспондентам, стали известны записи двух бесед Чжоу Энь-лая, Цзян Цин, Чэнь Бо-да, Кан Шэна и других руководителей с представителями провинции Чжэцзян 18 марта и с делегацией ревкома и слушателями «Центральных курсов по изучению идей Мао» провинции Цзянсу 21 марта. Оба документа были опубликованы в один и тот же день, 27 марта, первый — в газете хунвэйбинов «Хунвэйбин бао», второй — в «Дунфанхун». В своем блокноте в связи с этим я записал:

«14. IV.68.

Читаю и перечитываю эти речи… Опять «обстрел», опять «атаки» против тех, кого причислили к «февральскому противотечению»,