Между жизнью и смертью - Наби Даули

Мы сдержали шаг и, присев на корточки, стали вглядываться в сторону лагеря. Там слышались громкие крики немецких солдат. Должно быть, пленных сажали в машины.

Жадан поймал мою руку и крепко сжал ее.

- Спасибо, тезка, что не оставил меня, - прошептал он взволнованно. Казалось, он был готов заплакать.

- Ну, чего расчувствовался, как красная девица? Не торопись, ты еще не дома, - проворчал я. Впрочем, я и сам был взволнован не меньше. Мы не успели отойти и полверсты от этой пропасти, охваченной колючей проволокой, - пропасти, которая вырвала у нас нашу молодость, - а сердце уже вело себя по-вольному. Теперь-то мы туда, конечно, не вернемся. Но торжествовать рано. Наш путь все еще идет между жизнью и смертью, и трудно угадать, в какую сторону выведет нас судьба...

Вдруг сзади послышался частый топот. Приникнув к земле, мы напряженно вглядывались в темноту. Со стороны лагеря к нам быстро приближалась чья-то тень. Кто это? Немецкий солдат, догоняющий нас? Если так, то нечего и пытаться перебежать куда-нибудь. Солдат сразу услышит нас по шагам и тут же подкосит автоматной очередью. Я прошептал тезке, чтобы он отошел дальше, и залег. Если это немец, я пропущу его мимо себя и наброшусь сзади. Жадан придет ко мне на помощь.

Тень приблизилась. Человек не видел нас, он бежал не останавливаясь. Вот он пронесся, едва не задев меня. Стало видно, что это пленный, подобно нам сбежавший при посадке.

- Постой-ка, - окликнул я негромко. Мы сошлись. Это был наш мастер на все руки, тамбовский парень Сергей.

Итак, нас стало трое.

- Ну, так куда пойдем-то? Какие ваши планы? - заговорил сразу Сергей.

- Потише, брат, не горячись, - начал было Жадан, но в эту секунду возле лагеря засветились карманные фонарики, какой-то немец выкликал нас поименно. Стало быть, о нашем побеге там уже узнали.

Свет фонарей стал приближаться, и мы бесшумно зашагали в сторону. Неожиданно застрекотали автоматы. Мы залегли. Но солдаты палили не видя цели, наугад, по любому темному кустику. Стрельба прекратилась. Фонарики потухли, и возле лагеря загудели машины. Немного спустя машины тронулись, и вскоре их гудение постепенно затихло вдали.

- Уехали, - проговорил Жадан.

- Добрый путь! - сказал я. Как ни говори, а в этих машинах были наши товарищи по несчастью. Как знать, возможно, мы с ними больше не увидимся. Даже уходя на свободу, тяжело расставаться с друзьями.

Мы, трое беглецов, стояли на чужой земле в раздумье. Забрезжил рассвет. Нужно было быстрее скрыться куда-то от чужих глаз.

- А теперь остается идти в лес и искать берлогу, - предложил Жадан.

- В лес? Ты что, с ума спятил? - перебил его Сергей. - Да в здешних лесах не то что человеку - зайцу негде спрятаться. Шутишь, что ли?..

- А куда ж нам теперь? - забеспокоился Жадан.

Пожалуй, забеспокоишься. Сергей говорил правильно: леса в Германии небольшие. В них опасно прятаться. Но ведь и в открытом поле не останешься! И тут меня осенило.

- Погодите-ка, братцы, а что если вернуться в село и угнездиться в сарае у какого-нибудь богача?

- Я как раз то же самое подумал, - поддержал меня Сергей.

Я заметил, что Жадан колеблется, и сказал ему:

- Идем, тезка, меньшинство подчиняется большинству.

Николай молча последовал за нами. Он хорошо понимал, что дисциплина в нашей тройке должна быть не хуже, чем в батальоне.

Мы дали большой крюк и вышли в дальний конец села. Мы уже знали, чем отличаются усадьбы богачей. Их трехэтажные дома и сараи с высоченными крышами бросаются в глаза издали. Мы приметили их, еще будучи в лагере.

Потихоньку подойдя к селу, мы остановились у забора, огораживающего большой сад. В противоположном конце сада высится островерхий сарай, а рядом - трехэтажный дом. В доме - тишина. Только в саду на яблонях проснулись, должно быть почуяв нас, какие-то птицы и, вспорхнув, улетели.

- Ну, что же делать? - спросил Сережа.

- Надо разведать, что там, - предложил я.

- Ладно, я схожу, - сказал Сергей и нырнул в маленькую калитку, ведущую в сад.

Вскоре он вернулся.

- Сарай на замке, но в него можно пролезть под дверьми.

Мы с тезкой бесшумно двинулись через сад вслед за Сережей. К нашему счастью, собаки во дворе не оказалось. Подходя к сараю, я заметил к тому же, что его отделяет от двора высокая каменная стена. Это немного успокоило нас - будь даже во дворе человек, он нас все равно не заметит.

Мы пробрались в сарай. Там было темно - хоть глаз выколи.

- Подождем малость, - прошептал Жадан. - Пусть посветлеет, а то еще наткнешься на что-нибудь и подымешь тарарам.

Николай остановил нас вовремя. Немцы обычно держат в сараях весь свой земледельческий инвентарь. Всевозможного железа у них хоть отбавляй. Заденешь за что-нибудь невзначай - и зазвенит все почище церковных колоколов.

Мы дождались рассвета. В маленькие зарешеченные оконца сарая потянулись лучи света.

Жадан не ошибся. В сарае действительно стояли тесно придвинутые друг к другу сельскохозяйственные машины. В углу была приставлена к стене лестница. Мы поднялись по ней на первое перекрытие. Тут были составлены в кучу снопы немолоченной пшеницы. Опять лесенка. Мы взобрались на следующее перекрытие, на "третий этаж". Он весь, до самого гребня крыши, был набит соломой.

Мы кошками вскарабкались на нее. Мое место оказалось очень удачным. Николай с Сережей сразу с головой утонули в соломе. Чтобы отыскать их, пожалуй, потребовалось бы переворошить всю солому снизу доверху.

Как-то само собой получилось так, что судьба обоих товарищей оказалась на моей совести. Сами они об этом, правда, ни словом не обмолвились, но я чувствовал, что они молча признали меня старшим. Ответственность за успех нашего дела пала главным образом на меня. В случае малейшей опасности я должен был немедленно предупредить друзей.

В сарае стало тихо. Немного спустя я услышал в соломе ровное дыхание: ребята уснули. Я обрадовался этому - отдохнут, да и шуму будет меньше. Ведь любой неосторожный шорох мог выдать нас.

Взошло солнце. Острые, словно стрелы, лучи его, пробившись сквозь щели в черепичной кровле, ударили мне в лицо. Мириады пылинок засверкали в солнечных лучах жемчужной пыльцой. Я тихонько приподнял черепицу. Мы находились как раз над главной улицей, над самым перекрестком. Все село лежало как на ладони.

Оно только что пробуждалось. На улицах ненадолго появлялись люди: куда-то бегут, торопятся...

Я приподнял черепицу повыше. Показался и наш лагерь. В нем ни души, ворота настежь. Все напоминает заброшенное жилье... Вдруг со двора раздался хриплый голос какого-то немца. Я затаил дыхание. Жадан, видимо, услышал голос: он шурша стал выбираться из соломы. Едва он высунул голову, я пригрозил ему кулаком. Он захлопал глазами, как бы показывая мне свое запыленное дочерна лицо, и юркнул обратно в солому. Я едва удержался от смеха. Немцу отозвались во дворе какие-то женщины. Я повернулся к другому скату крыши и взял под наблюдение двор. Там стояла телега, и пожилой немец мазал в дорогу колеса. Вот он снова крикнул что-то. Из дома вышли две женщины с чемоданами и стали укладывать их в телегу. За ними, громко плача, выбежала старуха с белой, как снег, головой и дрожащими руками потянулась за чемоданами, причитая: