Искушение - Александр Зиновьев

Жители Партграда, равнодушные к идейно-политическим различиям партий, называли, как это имело место во времена Великой Французской революции, их по названию мест, где они пьянствовали и где находились вытрезвители, в которых их приводили в чувство. Так, в Партграде возникли партии Мусорщиков, пьянствовавших в районе мусорной свалки, Навозников, протрезвлявшихся на Навозной улице, Засранцев, пьянствовавших за Саранским рынком, Могильщиков, пьянствовавших на кладбище, Милитаристов, протрезвлявшихся неподалеку от военного завода, и многие другие. Как писали газеты, о такой многопартийности на Западе даже и не мечтают. Маоцзедунька сказала по этому поводу, что ещё пару лет демократии, и в Партграде каждый бездельник, паразит и пьяница будет иметь свою партию. Горбань сказал, что это хорошо, лишь бы это отребье не вздумало объединяться. Опасения Горбаня оказались пророческими. Начался обратный процесс – объединение партий. Что тут получилось, без компьютера не разберешься. Выражение без компьютера не разберешься пришло на смену выражению без пол-литра не разберешься застойного периода.

Демократы у власти

В результате многопартийного брожения образовался блок партий и групп, получивший название Союза социал-демократов, сокращенно – ССД. Демократы одержали победу на выборах в органы власти почти на всех уровнях и повсеместно. Они победили коммунистов под популистскими лозунгами ликвидации монополии КПСС и лишения партократам привилегий. Поддержка народа была столь мощной, что органы КПСС спешно покидали свои административные дворцы, отдавая их под детские сады, интернаты, школы, больницы, библиотеки. Партийный аппарат подвергся резкому сокращению. Партаппаратчики лишились персональных автомашин, дач, закрытых распределителей. А дальше случилось то, чего и следовало ожидать. Не заботы о нуждах населения и улучшение работы учреждений власти, а политические баталии, пустопорожние словопрения, некомпетентность, амбициозность, погоня за высокими окладами, которые они сами устанавливали дружным голосованием, – вот что оказалось реальностью их правления. Результативность деятельности Советов резко снизилась, за-то расходы на них выросли сравнительно с прежними годами, по крайней мере, втрое.

Дискуссия о свободе

В комбинате организовали дискуссию о свободе. Чернов решил принять в ней участие. Он основательно подготовился к ней – это должно было стать его первым публичным выступлением. Основная идея, которую он собирался развить в своей речи, заключалась в следующем. Надо различать свободу как политическую форму жизни общества и свободу как неспособность власти бороться против распущенности и хаоса, сохранять общественный порядок. Надо различать, далее, свободу, дарованную сверху, и свободу, завоеванную снизу. Свобода, дарованная сверху, есть либо бессилие власти, либо тактика власти, либо махинации власти. Такая свобода является в основном иллюзорной и скоропреходящей. Её дали, её могут и отобрать, когда захотят. Только такая свобода, которая завоевана в результате длительной эволюции общества, причем – снизу и в борьбе с верхами, есть свобода более или менее устойчивая и в значительной мере реальная. То, что мы имеем сейчас, есть политика свободы, а не свобода в собственном смысле слова, и банальная неспособность властей держать в узде разбушевавшуюся стихию.

Когда началась дискуссия, с трибуны в зал обрушилось безответственное словоблудие, некомпетентность, злоба, клевета на критикуемых и отсутствие каких бы то ни было оригинальных идей. Все говоримое было взято из антисоветских передач западных радиостанций или украдено из сочинений критиков режима, о которых старались не вспоминать. Дорвавшись до трибуны и начав болтать, ораторы не могли остановиться. Их с трудом сгоняли с трибуны. Из двадцати человек, записавшихся для выступлений, сумели высказаться не более десяти. Прочим, включая Чернова, просто не осталось времени.

Если уж за возможность высказаться перед этой шумной и плохо слушающей аудиторией идет такая звериная драка, подумал Чернов, так что же должно твориться в среде тех, кто рвется на трибуну более широкую, – в прессу, на телевидение и радио?!

Угроза приватизации

Протезный комбинат, где работал Чернов, никогда не был рентабельным предприятием. Это было скорее медицинское и исследовательское учреждение, а не производственное. Комбинат поставлял для продажи в магазины протезы и другие предметы для инвалидов, включая инвалидные коляски и костыли, но они продавались по условным ценам много ниже их себестоимости. Так что перевод комбината на самофинансирование означал катастрофу. Какое-то время он ещё мог существовать за счет побочной продукции – манекены для магазинов, детские игрушки, детали для автоматических устройств и т.п. Очень быстро побочная продукция вытеснила основную. Со всех донцов страны во все учреждения власти и в газеты посыпались жалобы на дефицит предметов для инвалидов. Комбинат стал объектом яростной критики со стороны перестройщиков и был включен в число нерентабельных предприятий, подлежащих ликвидации или приватизации.

Такой поворот дела вызвал возмущение у сотрудников комбината и у огромного числа инвалидов, так или иначе связанных с комбинатом. Стихийно возник митинг на территории комбината. Выступавшие ораторы требовали восстановить статус комбината как медицинского и исследовательского центра, находившегося на дотации у государства. Неожиданно приехала сама Маоцзедунька и закатила речь смысл которой свелся к обещанию, что после приватизации сотрудники комбината будут получать зарплату вдвое больше, чем сейчас, и комбинат повысит производительность, по крайней мере, втрое. Она не сказала, сколько сотрудников останется в комбинате и какую продукцию он будет выпускать. Никто не догадался спросить её об этом. После её отъезда собравшиеся раскололись, и инициативой завладели проповедники приватизации.

– Ну что же, товарищи, – сказал Белов сотрудникам своего отдела, против потока истории не попрешь. Комбинат наверняка продадуткаким-нибудь жуликам на ближайшем же аукционе. Что они тут устроят, легко предвидеть: что угодно, только не то, чем занимались мы с вами. Так что советую вам искать новую работу, не дожидаясь официального увольнения.

– Вот теперь, – продолжал Белов, когда сотрудники разошлись, и Белов с Черновым остались вдвоем, – я эту гадину прибил бы сам. Чем угодно кирпичом, отверткой, ножницами. Если ты ещё не забросил свой замысел и если надумал что-то дельное, можешь рассчитывать на меня.

– А что это изменит, – усмехнулся Чернов, – если мы убьем эту гадину? Отдел-то все равно закроют. Нас с тобой посадят в психушку, если не расстреляют. Эта гадина станет героиней. На её место придет другая гадина.

– Ты иронизируешь. А что ты можешь предложить посерьезнее?

– Делать, так по- большому, как говорится. Ходит слух, будто сам Президент приезжает к нам, хочет поговорить с трудящимися лично. Надо думать, побывает на крупнейших предприятиях – на химическом комбинате, на заводе автоприборов, на военном заводе. А лучше всего – в аэропорту. Помнишь наш разговор там десять лет назад?

В кабинет зашел Социолух. Сказал, что заведующий его отдела посоветовал им искать работу. Отдел наверняка закроют. Но паниковать не стоит. Таких математиков, как Белов и Чернов, возьмут в любом приличном учреждении. Хотя бы в Атоме. В крайнем случае его отец поможет. А платят там вдвое больше. Что касается его, Социолуха, отец обещал пристроить/ его референтом к какому-нибудь высокому лицу. Работа не бей лежачего. Глядишь, и он начнет карьеру делать.

– Но если без шуток, – сказал он, видя мрачные лица друзей, настроение поганое. Я бы, честно говоря, с удовольствием всадил бы этой гадине обойму в рыло и в пузо.

– Юрий считает, что это мелковато, – сказал Белов.

– Надо выше брать. – Неплохая идея!

Мысли наедине

Все-таки моя интуиция меня не обманула. Обстоятельства складываются так, что все, абсолютно все средства борьбы потеряли смысл, кроме одного: терроризма. Ареной истории завладели самые гнусные отбросы общества. Есть только один способ избежать гибели, которую несут с собой эти гады: убивать, убивать и ещё раз убивать! Нужно, чтобы это стало массовым'явлением. Для этого нужен яркий пример. Не организация, а именно пример. Я уверен, что в стране есть многие тысячи людей, способных пойти на такой шаг ценой своей жизни. Им нужно подать сигнал и показать пример. Это – наш гражданский долг. Если мы не сделаем это, страна либо погибнет, либо погрузится в ещё худшую трясину серости, грязи, зловония.

Суд истории

К концу восьмидесятых годов кампания по восстановлению исторической правды в Советском Союзе переросла в мазохистское саморазоблачение и самобичевание. Объектом критики в средствах массовой информации стали и органы государственной безопасности – органы. Даже в официальных газетах и журналах стали появляться статьи с требованием предать гласности все дела органов и судить оставшихся в живых преступников. С требованием ликвидировать органы стали выступать даже депутаты Советов и партийные работники. По всем городам прошли показательные суды над бывшими сталинскими палачами – суды истории, как их торжественно называли в прессе.