Небо в кармане 2! - Владимир Владиславович Малыгин

Обед затянулся надолго. За временем не смотрел, но показалось, что он длился целую вечность. Потому что никто не освободил меня от обязательных застольных бесед и надоедливых расспросов. Окончанием застолья послужило вставание со своих мест императорской четы. Потом гости разделились, часть из них направилась обратно в зал, кто-то, буквально единицы, остались за столом, остальные же вышли на галерею. А я потихонечку потянул Паньшина на выход. Пора на ипподром возвращаться, у нас завтра день очень напряжённый. Правда, у меня все дни напряжённые, мчусь вперёд на всех парах и оглянуться не успеваю. А замедляться и расслабляться нельзя, иначе пропаду…

Опять же, сколько времени на обратную дорогу потребуется, неизвестно. Возможно, придётся до утра добираться. Это государю хорошо, приказал, и к твоим услугам весь транспорт столицы. И не только столицы…

Ничего, в крайнем случае, в дороге попробую поспать и отдохнуть. Пока молодой, такие штуки «на ура» проходят.

До станции пришлось идти пешком. Хорошо, что не очень далеко было, на извозчике сюда гораздо дольше почему-то добирались, и на улице стемнеть не успело. Да и время за разговорами пролетело быстро. Делились впечатлениями о приёме, об обеде. В основном я задавал тему одним, максимум двумя предложениями и дальше выслушивал развёрнутый ответ Александра Карловича. И выслушивал очень внимательно, подобная информация никогда не помешает. Тем более, мне.

Слабо выраженный акцент в разговоре с императорской четой почти не заинтересовал. Привык уже к подобному за то время, что нахожусь здесь. С кем не заговори, обязательно в ответ звучит или французский прононс, или немецкий. А то и оба вместе, как в данном случае. На оканье обратил слабое внимание, но и то больше от удивления. Государь же, а окает. Впрочем, здесь всё окают и акают…

Поезда на столицу дожидались почти два часа. Приобрели в кассе билеты, потом Паньшин предложил эти два часа провести в комнате ожидания для публики первого класса. За деньги, конечно. Но оно того стоило. Получилось, словно сняли номер в гостинице. Небольшой такой номер, прямо скажу, но чистый и с кроватями. Паньшин ложиться не стал, а я сразу упал и отключился. И даже раздеваться не стал, завалился поверх одеяла, только подушку из вертикального положения успел перевести в горизонтальное. Александр Карлович ещё что-то этакое говорил, но голос его истончился и через мгновение вообще пропал.

Снились кошмары. Преследовала меня белокурая бестия в сопровождении великого князя, догоняла, тянула когтищи, разрывала рубаху и царапала грудь. А я старался изо всех сил и не мог от неё убежать или оторвать цепкие лапки от своей окровавленной груди.

Рванулся изо всех сил, вырвался, вскочил, размахнулся, и…

Увидел перед собой ошарашенного Паньшина. С протянутой в мою сторону рукой.

— Что это вы, Александр Карлович, руки тянете? — поинтересовался и сделал шажок в сторону, вдоль кровати. На всякий случай проявил разумную осторожность, а не отступил или струсил.

— Что? — переспросил Паньшин. Посмотрел на свою руку и быстро опустил её. — Ах, это. Собирался потрясти вас за плечо, чтобы разбудить. На слова вы никак не реагировали. А вы что подумали? Или приснилось что?

— Приснилось, — выдохнул, вытер пот со лба и огляделся.

— Проснулись? Тогда умыться можно вон там, — правильно понял меня Паньшин и указал направление на умывальник в углу. — Поторопитесь, Николай Дмитриевич, поезд прибывает через 10 минут.

Укорять его за то, что разбудил так поздно, не стал. Молча ополоснул лицо, так же молча собрался и сообщил, что готов выдвигаться на перрон. Спать хотелось неимоверно, держался на силе воли.

Билеты мы взяли в первый класс, а вагоны тут оказались Александровского завода, поэтому вход в вагон один. Второй закрыт по причине… А не знаю, по какой именно. Просто закрыт, и всё. Предъявили билеты проводнику, поднялись по железным ступенькам в вагон. Пришлось идти по коридору в поисках своего купе. За спиной что-то угодливым голосом говорил проводник, но кто бы его слушал? Засыпали на ходу. Даже железный Паньшин к этому часу начал выключаться.

Добрели до своего купе с заветными циферками, распахнули дверь. Чистенько, ковровая дорожка на полу, постели заправлены. Сунули билеты в руки проводнику и прошли внутрь.

Закрыли дверь за собой на защёлку. Ещё смогли переглянуться, улыбнуться и кивнуть друг другу, после чего оба без сил рухнули на свои диваны. Я — досыпать, Паньшин — не знаю…

Варшавский вокзал встретил шумом и гамом, мельтешением озабоченных носильщиков, снующей туда-сюда пассажирской и праздной публикой, лоточниками и буфетами, запахом угля и пара, свежей выпечки и горячего кофе. Несмотря на всё это, настроение было замечательное! Радовало то, что прекрасно отдохнул за ночь, что вчера удачно ускользнул из Гатчинского дворца, что не последовало никакого продолжения со знакомством…

Стоило помянуть чёрта… Чертовку, то есть, как на безоблачное моё настроение набежала хмурая туча вчерашних воспоминаний и избавиться от них могло только посещение уже работающего в такую рань привокзального заведения общепита. Недаром же я унюхал завлекающие запахи! Чем ближе к точке, тем они сильнее, тем обильнее происходит слюноотделение. Поверьте, в подобном случае становится не до воспоминаний, а все неприятные мысли быстро вытесняются более вкусными и приятными ощущениями. Кофе и пирогами, пирогами и кофе…

Последним мы и подкрепились. Желудок вчерашнего добра не помнит, тем более после такой беготни по необъятным просторам Санкт-Петербургской губернии, и с радостью принялся переваривать закинутое в него ароматное и вкусное топливо.

Найти извозчика никакого труда не составило. Удивились такому факту, но водитель кобылы тут же поведал нам об огромном интересе публики к сегодняшнему празднику воздухоплавания на Удельном ипподроме. Правда и запросил из-за этого в полтора раза больше, сославшись на то, что туда-то он довезёт нас, а вот обратно поедет пустым. Пришлось согласиться…

* * *

— Чем ты так напугал нашего юношу, что он настолько быстро ретировался из дворца? — Александр Александрович потянулся за стоящим на столике бокалом, взял его за запотевший бочок, игнорируя причудливо изогнутую ручку, и с наслаждением отхлебнул прохладное содержимое. Откинулся на спинку плетёного кресла, поморщился, когда оно жалобно скрипнуло под его весом, и едва заметно улыбнулся в усы.

— Я напугал? — удивился великий князь. — Познакомились и разошлись в разные стороны. Посчитал, что так будет лучше, а то молодой человек мог бы подумать, что мы в нём слишком заинтересованы. А ты сам знаешь, насколько опасны для молодого неокрепшего ума подобные мысли. От одного только приглашения отобедать в Гатчинском