Звездная карта царя Саула - Артур Гедеон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крымов переглянулся с Егором Кузьмичом. Тот почесал нос. Странно оборачивалась эта история. Мало «царей», так еще и «проводники» вышли на свет божий. И один из них – спятивший негодяй Максимилиан Растопчин.
– А теперь скажите, откуда у вас этот светящийся камень? – спросил Крымов у Растопчина-старшего. – Как вы его добыли?
– Он достался мне по наследству, – ответил Максимилиан Лаврентьевич.
– От кого же?
– От моего прадеда – фабриканта Лаврентия Спиридоновича Растопчуна! – с невероятной гордостью выдохнул Растопчин-старший.
– А-а! – едва не захлебнувшись новым глотком из баклажки, за их спинами выкрикнул Егор Кузьмич. – Вот откуда твоя физиономия мне знакома. Ну тогда все понятно! Лаврентий Спиридонович Растопчун! – Добродумов уже выходил вперед, к столу. – Фабрикант Растопчун! Мироед из Сермяжинска! По прозвищу Грозный! Тот самый, который скупил у бедноты половину земель в своей губернии и тысячи людишек пустил по миру. Оттого Грозным и назвали. Вот откуда душок-то идет, а я-то думаю-гадаю, как такие урождаются?
– Опять вы за свое?! – взревел Растопчин.
– Тише-тише, – махнул на него рукой Егор Кузьмич. – Чего так разволновался? А я-то думал, что ты из столбовых Растопчиных, московских, а ты – от нувориша Растопчуна, без роду и без племени. Помню я фотопортрет твоего прадеда, Максимилиан Лаврентьевич, хорошо помню: вылитый ты. Только костюмчик другой! Да бакенбарды у того! И родинка кровяная у правого глаза. А так – копия! Да и ты, небось, свою родинку срезал, а? Слышь, Андрей? – Добродумов окликнул Крымова. – Богат он был как Рокфеллер – этот Растопчун-Грозный. А потом состояние его куда-то пропало, верно?
– Верно, – ответил Максимилиан Лаврентьевич, с ненавистью глядя на Добродумова. – Именно – пропало.
– Родственники искали-искали, а не нашли. Посчитали, что в землю зарыл свой капитал Лаврентий Спиридонович. Даже реввоенсовет искал сокровища Растопчуна, специальный указ был на то, сам читал, но и чекисты не нашли. Канули денежки!
– А камушек, значит, остался? – задумчиво спросил Крымов. – Как же вы его сохранили?
– А вот камушек остался, – с усмешкой согласился Растопчин-старший, – а как мы сохранили, – он сделал ударение на «мы», – это дело семейное. Слушайте, Андрей Петрович, мне надоели бесполезные дискуссии. Вы согласны, что Небесный камень должен оставаться у меня?
– Не отдавайте ему карту, Андрей Петрович, – проговорила Бестужева. – Уверена, он хочет присвоить ее.
– Я тоже так думаю, – кивнул Крымов.
– Так что будем делать? – вдруг с улыбкой спросила Марга. – Пора начинать дуэль? А то мне уже скучно. Кровь и мозги по стенкам меня бы сейчас хоть как-то развеселили.
Три музейных работника – товарищи Джанибеков, Махмадшарифов и Гуля – не понимали, шутит эта странная женщина или говорит правду, и потому были крайне растеряны. А вот Крымов знал хорошо: за этой вызывающей улыбкой таится смерть для любого, кто встанет у этой женщины на пути. И всё могут решить мгновения. Которые, похоже, неотступно приближались.
В этот самый момент Егор Кузьмич и сел за дальний стол – в кресло Улуса Улусовича Ахметова. Пока страсти накалялись, Добродумов уставился в потолок и нахмурился:
– Махмудка! – окликнул он директора музея. – А зачем у вас в потолке эти дырки?
Все замолчали и посмотрели вверх. Гуля повторила вопрос:
– Да, Махмуд Асадович, а зачем они?
Недалеко от люстры и впрямь шли отверстия ровной полосой – тянулись по ширине потолка от стены до стены через весь кабинет.
– Понятия не имею, – отмахнулся доктор Джанибеков. – Какая теперь разница?
– А под столом две кнопки, – сделав еще глоток, сказал Егор Кузьмич. – Тайные! Вот сейчас нажму на любую кнопку, что тогда будет? – риторически спросил Егор Кузьмич и смело вдавил правую кнопку в стол.
Страшный скрежет над головой заставил всех стремительно посмотреть вверх. Вначале тоненькими струйками из отверстий в потолке посыпалась штукатурка, заставив собравшихся расступиться, а затем случилось невероятное. С потолка ножом гильотины обрушились вниз стальные копья, мгновенно перегородив кабинет на две части.
– Е-мое, – вновь привстав, сказал Егор Кузьмич. – Ну ни хрена себе! А Улус Улусович был фантазером! – ошеломленно пробормотал он. – Никто не пострадал?
– Старый дурак! – услышали все в наступившей тишине. Это произнесла обезоруженная Марга Рубина, она держалась за рассеченное запястье. – Надо было тебя пристрелить первым!
Егор Кузьмич с трудом проглотил слюну, понимая, что воинственная дама совсем не шутит. Все стали озираться. Стол был раскроен надвое, пара стульев тоже. Небесный камень исчез!
– Карта! – завопил Растопчин. – Где карта?!
Но вот что было любопытно: по прихоти судьбы стальная преграда разделила противников. Со стороны дверей остались Растопчины и Марга Рубина. С другой стороны все остальные, включая директора краеведческого музея Калима Ибрагимовича Махмадшарифова.
– Гуленька, я с вами! – забормотал он, еще до конца не веря в свое везение. – Какое счастье! Какое счастье, Гуленька!
Растопчины, упав на колени, пытались найти карту, Марга Рубина расшвыривала ногой обломки мебели, ища «вальтер», который успела вырвать в последний момент.
Крымов посмотрел наверх – не готовит ли потолок еще какого сюрприза, и сказал Добродумову:
– Жми на другую кнопку – с нашей стороны должна быть дверь! Иначе зачем эта перегородка?
Егор Кузьмич вдавил левую кнопку – и верно! – за одним из шкафов что-то гулко задрожало.
– Папа, вот она, карта! – благоговейно произнес Растопчин-младший. – Папа, только погляди: с ней ничего не случилось! Ничего…
Старатели подтянулись с обеих сторон кабинета. Это и впрямь было чудо. Одно из стальных копий угодило в отпечаток ладони на черном камне, лежавшем на столе, вместе с этим камнем проломило стол и пригвоздило карту к полу. Но не пробило, не раскололо ее! Даже не поцарапало! Черный камень
