Грозненский роман - Константин Семенов

Разномастные стаканы и кружки ударились друг о друга, по стене пробежали тени от шести рук.

– Ура! С наступающим! – громким шепотом сказал Славик, поднимая кружку с водой.

К шести теням добавилась еще одна, маленькая.

Захлебываясь, затрещали автоматы, тяжелым басом присоединился пулемет и, перекрывая все, гулко ударил танк. Тут же завизжали гранатометы, снова все перекрыл танковый залп. Опять автоматы, снова пулемет. Гранатометный разрыв, танк, пулемет, танк, гранатомет.…Какие-то новые звуки – как будто кто-то бьет по дну бочонка, короткий свист, сухой разрыв. Опять танк…

«С Новым годом! – подумал Борис, инстинктивно втягивая голову в плечи. «БАМ!» – резко хлопнуло рядом. Словно рванула гигантская хлопушка.

– Что за че!.. – начал, было, Мовлади и прикусил язык.

БАМ! Ощутимо подпрыгнул бетонный пол, поток воздуха дернул коптилку, разбрасывая по стенам желтые блики.

Славик бросил кружку, зажмурил глаза и заткнул уши ладонями.

Еще один залп, еще разрыв. Короткий, меньше удара сердца промежуток и опять взрыв. Даже здесь, в подвале, грохот рванул по барабанным перепонкам, и Борис непроизвольно открыл рот. Славик перескочил на кушетку, схватил две маленькие подушки, закрыл ими уши. Словно почувствовав, Ирина открыла глаза и, бросив руку Бориса, пересела к сыну. Обняла, прижала к себе.

Опять удар, словно раскат грома, пулеметный стук, кажущийся теперь почти ласковым, снова удар по дну бочонка и резкий сухой взрыв. Пляшут по стенам испуганные блики коптилки.

Время будто остановилось. Борис то закрывал глаза – и тогда в первозданной темноте в такт сумасшедшему оркестру расцветали в глазах огненные круги. Мозг пронзало дикое ощущение, что никого больше нет. Никого и ничего. Ни подвала, ни города, ни мира, ничего. Его тоже нет. Только этот сводящий с ума грохот, только эти разноцветные круги. И Борис открывал глаза.

Дерганый свет коптилки выхватывал из темноты искаженные лица.

Мовлади, уставившийся в одну точку и что-то беззвучно шепчущий.

Прикрывший глаза и, казалось, окаменевший Алик.

Тяжело дышащий и раскачивавшийся, словно в трансе отец.

Испуганная мама с дорожками слез на растерянном лице.

Уткнувшийся в грудь Ирины Славик. Тонкие ручонки крепко прижимают к ушам подушки, спина вздрагивает от каждого взрыва.

Ира…Сбившийся с головы шарф, растрепанные, совершенно не похожие сейчас на водопад, волосы. Склоненное к сыну лицо с широко открытыми глазами, что-то шепчущие губы.

Господи, кончится это когда-нибудь?!

Тяжелый удар в очередной раз заставил подпрыгнуть пол, отозвался тупой болью в голове – и наступила тишина. Тишина была оглушающей, невозможной. Как будто бы исчезли вообще все звуки, как будто бы уши забили ватой. Не бывает такой тишины! А может, он оглох?

Та…та…та…

Что это?

Та…та…та…

Что?

Борис закрыл глаза, прислушался. Нет, ничего не понять. В ногах вата, ноги не сдвинуть с места, в теле тоже вата, и в ушах вата, везде одна вата…вата, черт. И что-то стучит, стучит…

Борис с усилием сглотнул, и тут же вернулись звуки. Словно открыли плотно запертую дверь, словно выбило из ушей пробки. Стучало не в голове, стучали автоматы, и Борис даже улыбнулся – настолько привычными и домашними показались эти звуки.

– Фу… – выдохнул Алик. – Боря, выпить еще есть?

Самогон вспыхнул внутри и потек по жилам – по спине, вдоль спины, вверх и вниз, в пах, в плечи, в голову – и боль ушла. И можно двинуть ногами, можно нормально вздохнуть, и коптилка опять горит ровно, и не прыгают по стенам хищные блики.

– Что это было? – спросил Мовлади и сам себе ответил: – Штурм? Что-то быстро.

– Прошло шесть часов, – ровным голосом сказал отец.

«Так много? – удивился Борис и тоже посмотрел на часы. – Шесть. Надо же!»

На улице было холодно. Со дна подвала виднелось только небо, тяжелое низкое небо, укрытое тучами. Тучи отсвечивали красным.

Медленно-медленно Борис поднялся на несколько ступенек вверх и осторожно выглянул. Запад пылал огнем. Пылала тонкая полоска неба между землей и тучами. Пылали тяжелые тучи, отсвечивая красно-желтыми сполохами. Тучи медленно ползли на восток, извивались, словно пытаясь убежать от огня. Пытались и не могли. Черным призраком возвышался на красном фоне президентский замок. За ним весело пылал четырехэтажный дом.

– Что это? – спросил Мовлади.

– «Красная шапочка»… – прошептал Борис, – была.

Отец закурил трубку. Борис тоже вытащил сигарету; руки немного дрожали. В стороне вокзала небо расцвечивали трассирующие пунктиры. Автоматная дробь не затихала ни на секунду..

– Мне отлить надо, – объявил Мовлади. – Здесь?

– Охренел? – рассердился Алик. – Наверх пошли!

И, подавая пример, первым поднялся на улицу, следом, пригибаясь при каждом выстреле, вылез Мовлади. Борис торопливо докурил сигарету, вышел наверх и торопливо пристроился к стене. На улице было непривычно, открытое пространство давило. Казалось, что каждый выстрел, каждый хлопок только и знает, что ищет застывшую у стены фигуру. Борис даже не очень почувствовал облегчение и, не успев застегнуть молнию, шмыгнул назад в подвал.

«А женщины?» – просочилась в мозг непрошеная мысль. Борис поморщился: выходить снова на поверхность не хотелось. Он вздохнул, посмотрел на подсвеченное небо и открыл железную дверь подвала.

Десять метров до входа во двор, еще двадцать до общего туалета в конце двора. Почти бегом, инстинктивно прижимаясь к стенам. Стрельба быстро усиливалась, несколько раз что-то рвануло в воздухе, заливая двор ослепительным светом. Мама и отец ушли назад первыми, вокруг, как живые, прыгали извивающиеся тени. Вышла Ирина, Борис схватил ее за руку, и они побежали, оступаясь в темноте. Небо вспыхнуло резким лиловым светом, проявляющим и фиксирующим на дне глаза мельчайшие детали. Борис мгновенно увидел все сразу: искаженное, неестественно бледное лицо Иры, ее испуганные глаза, пляшущие тени, дома, приближающийся поворот, улицу, спасительный спуск. Еще чуть-чуть! Алик схватил Ирина за руку, втянул в подвал. Борис подтолкнул ее в спину, повернулся и побежал назад.

– Боря! – тонко закричала Ира. – Ты куда? Боря!..

Борис в пять шагов пробежал расстояние до поворота во двор, присел, пережидая оглушительный взрыв, вскочил, опять присел. Грохотало не переставая, опять ударили танки. Борис встал, согнулся и, преодолевая дрожь в коленях, рванул дальше; тут же воздух завибрировал, толкнул в спину и он, проскочив два шага, все-таки не удержался. Асфальт вздыбился, больно ударил в грудь, в голове словно ударил колокол. Борис выдохнул воздух, сглотнул, в голове прояснилось он, оттолкнувшись от асфальта, резко встал. Под очередную вспышку поднялся по ступенькам на крыльцо, схватил стоящее рядом с дверями ведро, побежал назад.

В стороне вокзала небо расцвечивалось желто-красным, как при гигантской электросварке, гранатометы хлопали без остановки. Борис скатился по ступенькам в подвал, протиснулся в приоткрытую дверь и, прижимаясь к ней спиной, обессиленно сполз на пол.

– Боря! – схватила его за руку Ирина. – Боря, ты что? Зачем?

– А если… – переводя дыхание, выдохнул Борис, – если следующий раз выйти не сможем? А так вот…

И выпустил, наконец, из рук ведро.

– Ну ты даешь, брат! – покачав головой, сказал Мовлади.

В маленькой «комнате» потрескивала коптилка, на лежанке, закрывшись подушкой, спал Славик. Борис налил в кружку самогона, выпил. Улыбнулся Ирине и сел на стул.

На улице опять немного поутихло. «Хоть бы…», – успел подумать Борис, прикрыл глаза и сразу провалился в сон. Во сне не было ничего: ни стрельбы, ни горящих домов, ни телевизора. Только ощущение, что он что-то забыл, что-то очень важное. Мысль лезла и лезла, мешала спать. «Отвалите! – сказал Борис во сне. – Дайте поспать. Потом вспомню!» «Папа! – сказал тонкий голос. – Папа, вспомни!»

Борис открыл глаза, взял рюкзак сына, расстегнул молнию.

– Ты что? – спросила Ирина и тут же замолчала, вжав голову в плечи от очередного взрыва.

Борис успокаивающе погладил ее по плечу, вытащил из рюкзака записную книжку и, щуря глаза в неверном свете, начал быстро писать.

– Ира, какой телефон у Светловых в Москве? А у Сергея в Туле? Подожди.… У Марии Михайловны шестая квартира? Сейчас, сейчас... Все! Буди Славика, я ему тут все адреса записал на всякий случай. Ира! Я же сказал – на всякий случай! Буди, я ему сам объясню!

Относительная тишина продержалась недолго. Невидимый дирижер взмахнул своей палочкой, дважды оглушительно ударил танк – и началось. Автоматная и пулеметная стрельба, хлопки гранатометов, минометные разрывы, короткий, сводящий с ума свист, какие-то крики, взрывы. Звуки то смешивались в кучу, то разделялись, взмывали вверх, зависали, падали, сверлили мозг, били по барабанным перепонкам.

Борис то наклонялся вниз, затыкая уши, то откидывался на стуле и закрывал глаза. Как сумасшедшие бегали по стенам испуганные блики коптилки, подпрыгивал бетонный пол.