Масть - Виталий Каплан

Мне захотелось сказать что-то язвительное про свойственное всем Светлым человеколюбие – которое отнюдь не мешает им пользоваться всеми благами Иного положения, – но слова застряли в горле. Там, в горле, определённо происходило что-то нехорошее. Будто ежа проглотил – и этот ёж, растопырив сейчас все свои иголки, неспешно спускался по пищеводу ниже, прямиком в желудок. Боль, сперва вполне терпимая, с каждой секундой нарастала.

Я вдруг сообразил, что перед глазами у меня вовсе не узкая лесная тропинка, по обеим сторонам окаймлённая высоченными чёрными ёлками, а вовсе даже мутное серое пятно – точно я смотрю на окружающее пространство сквозь окошко, затянутое бычьим пузырём. Слух же мой наполнился неожиданными звуками. Тяжело бухало – то ли кузнечный молот, то ли топор-колун в руках исполина, причём самое поганое, нельзя было понять, извне ли сие раздаётся или же внутри моей головы. Тонко-тонко пищала невидимая птица – хотя какие птицы в зимнем лесу? Разве что дятел? Скреблось и шуршало, точно крыса в углу за печкой… опять же, откуда здесь ей взяться?

А коварный ёж опускался всё ниже – и помимо иголок вовсю пользовался когтями и клыками. Я стиснул зубы, встряхнул головой, отгоняя навалившуюся ватную слабость. Да что же это со мной? Зачем я мучаюсь, словно человек? Потянуться всем существом своим в Сумрак, вытянуть силу, изгнать простейшим заклятьем Исцеления некстати навалившуюся хворь!

Я потянулся, и сила послушно отозвалась на мой призыв, потекла в меня… и мимо. Простейшее заклятье ушло точно в песок или, вернее, в плотный снег под копытами Уголька. Ладно, попробуем штучку покрепче – «скорого лекаря». Нечасто приходилось мне им пользоваться, да и силы на него требовалось ощутимо больше, однако же с его помощью можно было творить то, что человеческим лекарям показалось бы нарушением законов природы. Можно мгновенно унять кровь, затянуть глубокую рану, поднять на ноги разбитого параличом старца…

Однако и со «скорым лекарем» приключилась та же история. Сила вытянута из Сумрака в должном количестве, направлена по должному пути, распределена в должном соотношении и… и ничего.

Умный Уголёк сообразил, что со мною явно что-то не так, замер на месте, и я, собрав последние силы, соскочил с седла. Хотя, если по правде, не соскочил, а тяжело сполз, прямо-таки рухнул в снег. Потом всё-таки получилось подняться и сесть.

– Алёшка! – не то прохрипел, не то прокаркал я своему спутнику, хотя нужды не было: увидев, что со мною неладно, тот и сам спешился, подбежал, обхватил за плечи и, подтащив к ближайшей ёлке, прислонил спиной к её стволу… холодному, точно могильная земля. Холод я ощущал, несмотря на волчью шубу и всё, что под ней. Он пришёл внезапно – и тотчас растёкся по всему телу. Казалось, будто кровь моя вот-вот оледенеет, а вслед за нею – и всё остальное. Стану хрупким и звенящим, любое движение расколет меня на бесчисленное множество кусочков… прямо как та хрустальная ваза, которую я сбросил с этажерки лет двадцать назад. И нахлынул тот же страх, смешанный с той же тоской.

– Да что с вами, Андрей Галактионович? – тряс меня за плечи Алёшка. Лицо его иногда просвечивало сквозь мутную плёнку, а голос порой пробивался сквозь стуки, писки и шорохи.

– Кабы знать, – выдавил я окаменевшими губами. – С горла началось, а теперь уж и повсюду. «Скорый лекарь» применил, да без толку.

Слова давались мне с трудом. Каждое – будто пушечное ядро, которое приходится кидать в неприятеля руками, поскольку пушки более нет.

– Спокойно! – в момент очередного просветления услышал я напуганный Алёшкин голос. – Сейчас всё сниму. Меня Костя учил вещам получше вашего «скорого лекаря»! Есть ещё и «добрый доктор», и «восстань-ка», и «антихворь»!

Не знаю уж, сколько времени заняли его попытки. Со временем тоже случилось что-то странное – то мне казалось, что минуты несутся бешеным галопом, то что секунды ползут, словно издыхающая черепаха. Боль не становилась сильнее, однако же и не ослабевала. Всё так же медленно, уверенно и нагло терзал меня внутренний мой ёж. Более того, подумалось даже, что он размножился – один хозяйничал в желудке, другой шуровал в кишках, третий поднялся выше и топчет мне мозги… не ёж, а целый слон!

– Не выходит! – Голос Алёшки был полон злости на так некстати случившуюся беду. Хотя не знаю бед, которые случались бы кстати. – Силы закачал в вас хренову тучу, этой силой мертвеца поднять можно, а всё без толку, утекает как вода в дырку! Никогда про такое не слышал.

Тогда, может, назад к бабке? – перешёл я на Тихую Связь, и так общаться оказалось куда легче, нежели насиловать непослушный язык. – Светлая целительница же…

Целительница? – Я не видел сейчас Алёшкиного лица, и Тихая Связь не передаёт интонаций, но почудилось мне, будто мальчишкин голос полон горечи, а на губах вспенивается гнев. – А может, губительница? Вы сами-то разве не поняли – хворь ваша магической природы, и никаких других Иных в округе нет за сто вёрст! Она – да ещё Отшельник этот. Но он про нас пока не ведает, а вот бабка знает! Помните, вчера питьё целебное вам давала? Вот и не целебное, а ядовитое!

Да зачем это ей? – сопротивлялся я безумному его предположению. – И если уж то порча, то ведь и другой Иной мог наслать. Бывают ведь такие заклятья, что не сразу начинают действовать, а с установленным замедлением. Хоть через минуту, хоть через год! Может, это от Харальда подарочек на прощанье… без малого ведь год минул, как дядюшка меня из столицы в Тверь сманил. Тогда-то Харальд возражать не стал, сказал только насчёт бабы с возу.

Не знаю, как насчёт Харальда, – возразил Алёшка, – да только дядя ваш Януарий Аполлонович тоже маг Высший, неужто не унюхал бы на вас чужое проклятье? Да и их сиятельство Виктория Евгеньевна тоже бы учуяла! В пути же мы никаких Иных с вами не встречали, окромя той несчастной упыришки… да куда ей такую дрянь на вас наложить? Совсем же слабенькая! Остаётся только баба Катя, ведьма поганая!

Так она ж теперь Светлая, – парировал я. – Зачем ей за старое браться, ведьмовские штучки откалывать?

Мог бы я сказать Алёшке, какие мрачные мысли рождаются в мозгах, когда по ним скачет злобный ёж. Например, что губительное заклятье мог наложить и любезный дядюшка, если по каким-то хитрым резонам то оказалось ему выгодно. Я ведь для него кто? Всего лишь фигурка на шахматной доске, где разыгрывается сложнейшая партия. Не пешка, но и не король, коим жертвовать нельзя по непреложным правилам игры. Не более чем слон. И неведомо мне, какова у игры конечная цель, какие гамбиты ради неё измыслил мой престарелый родственник.

Ровно то же мог бы сказать я и о милейшей графине Яблонской. У той свои резоны и расклады, а я к тому же ей совсем никто. Не родная кровь, не воспитанник и вообще иной масти. Меня не жалко, особенно ради великой цели.

Можно было заподозрить и Алёшкиного друга Костю – что, если тот хочет мальчишке блага, то есть избавить от моего дурного влияния? Ведь коли глянуть беспристрастно, то хоть и сделался Алёшка Светлым, но более чем странным. В Дозор идти не желает, от крепостного своего состояния избавляться не намерен, предан мне, Тёмному.

И наконец, заподозрить можно было и самого Алёшку. Вдруг неведомым каким-то образом узнал, как загубил я сестру его Дашу, и всё ныне происходящее – изощрённая его месть?

Но ничего этого говорить я не стал – пусть хотя бы ему не будет больно.

Она Светлая, да вы-то Тёмный, – заметил меж тем Алёшка. – Меня ж вот не тронула, только вас. Да что толку гадать, отчего у неё в голове так сложилось! Только вот что скажу: с той минуты, как вы наземь грохнулись, уже часа два прошло, и как только не вышло вас исцелить, я первым делом то же помыслил, что и вы. То есть что надо бы назад к бабе Кате. Только вот где это назад, а? Будто я не пытался! Думал, доскачу до избушки её, посажу вперёд себя на коня – и к вам. Вас ведь наверняка ворочать сейчас не след, да и долго бы то было… И что же? Тропинка-то, по которой мы ехали, кольцом свилась, уже через пять минут я снова сюда выехал. Ведьмовские штучки, самые обычные. Костя рассказывал.

А по Сумраку не пробовал? – уныло осведомился я, уже догадываясь об ответе.

Ну не совсем же я дурак! – заявил Алёшка. – Пробовал. То же самое с тропинкой и на первом слое, и на втором. На третий нырять побоялся, сил не хватит. Пробовал я и обычными поисковыми заклятьями дорогу к ней пробить, да где там… похоже, сильнее она, нежели вчера казалась. Там не пятый ранг, а пожалуй что и первый! Да и толку к ней пробиваться, коли и впрямь вас отравила? Как я её заставляю исцелить? Не пытать же!

Пытать и впрямь бесполезно. По всему видать – кремень бабка, и если уж учинила надо мною злодейство, то от него не отступится, хоть её огнём жги, хоть заклятьем «Костоворот» крути.