Масть - Виталий Каплан

Что-то, я гляжу, помрачнели вы, Андрей Галактионович, – заметил Алёшка. – Опять овраги на душе?

У тебя глаза на затылке? – огрызнулся я. – И ничего не овраги, просто думаю, как дело провернуть поумнее.

Да будет вам! – Я не видел сейчас мальчишку, но был уверен, что он ухмыляется. – Не слепой же, чую, что как нализались вы с тем майором белозерским, так с той поры гнетёт вас что-то. И не похмелье, его-то я вам ещё ночью снял. Крепко же вы с ним натрескались, что сами себя протрезвить и не подумали.

Это он ещё всего не знает. Не видел, как, уложив окосевшего Бортникова, позвал я трактирного слугу и велел переменить графинчик. Да, легко было успокоить магией расшалившуюся память, но я предпочёл человеческое средство. Причём почти без закуски. Нехорошо, конечно, пить одному, но не будить же майора! И не мальчишку же звать в собутыльники!

По цветку читаешь? – скривился я. – Ну так говори, что вычитал!

Вглубь не лезу, – спокойно откликнулся Алёшка, – не дело это, чужие мысли читать. Да и не смог бы, даже и пожелав такое – барьер у вас выставлен. Сами соорудили или Януарий Аполлонович помог? А только по внешности ауры вижу, что с рассвета грызёт вас воспоминание какое-то, и связано оно с давешним майором. А майор тот, как понял я, сослуживец ваш бывший, и как ушли вы в отставку, так с ним больше и не виделись до вчерашнего дня. Значит, вспоминаете старые дела, из человеческой жизни. Верно ведь?

А почему бы, кстати, и нет? Зачем я держу это в себе? Что за беда, если вот сейчас возьму и всё ему выложу? Когда-нибудь всё равно пришлось бы, не вечно же отмалчиваться на вопрос, с какой такой радости я, молодой офицер, за пять лет дослужившийся до гвардейского поручика, взял вот и сбежал в отставку. Будь Алёшка просто моим дворовым человеком, уж конечно, не стал бы я раскрывать ему душу. Но он – не просто. И – не человек.

Ладно, твоя взяла, – вздохнул я. – Дело давнее, неприятное дело, а вот забыть не получается, хотя тому уж два с половиной года. Служил я, как тебе известно, в Семёновском лейб-гвардии полку, куда по выходе из Кадетского корпуса и был направлен. Прямо скажу, удачное назначение, и служилось мне хорошо, друзьями обзавёлся… взять вот того же капитана Бортникова Николая Аристарховича… теперь уже, как видишь, армейского майора. Вот учил я тебя рукопашному бою, а ведь половину своих умений от него перенял. Ну ладно, чтобы слишком уж в сторону не уклоняться, давай о деле. А дело такое. Служил некогда в нашем полку майор Брызгалов Степан Игнатьевич, давно, в отставку вышел, когда я ещё Корпус оканчивал. И вот в восемьдесят шестом году дошли до нас известия, что фортуна от него отвернулась.

Он, как в отставку вышел сорока пяти лет, поселился в имении своём Никишево, это в Орловской губернии. Неплохое, говорят, было имение, полторы сотни душ, земель много, и плодородные, заметь, земли! Был Степан Игнатьевич женат, двух дочерей имел, возраста такого, что вот прямо под венец. Казалось бы, живи, радуйся статской жизни, получай воинский пенсион и доход с имения. Ан нет, счастливо пожить он всего три года успел. А дальше косяком пошли беды. Сперва – пожар, и жена его, Настасья Власьевна, задохнулась в дыму. На другой год мор случился, оспа прошла. И что же? Самого и краем не зацепило, а вот обе дочери, Лиза и Варвара, подхватили от селян заразу и скончались в муках. Селян, кстати, тоже немало перемёрло. В общем, остался Степан Игнатьевич бобылём, да и обеднел изрядно из-за того мора.

Однако ж мог бы и дальше жить, не так уж и стар был, мог бы снова жениться, тем более сватали ему соседскую дочку, великовозрастную девицу Перепёлкину с неплохим приданым. Однако ж подкосило горе нашего майора, стал он пить по-чёрному, а по пьяному делу куролесить. Урядника напоил до полусмерти и в голом виде велел привязать на колокольне, орловского предводителя дворянства оскорбил действием – а тот ему, натурально, вызов на поединок. Стрелялись, и кончилось дело простреленным лёгким. Оно вроде и обошлось, губернские лекаря Степана Игнатьевича выходили, да и дело о дуэли сам же предводитель и замял… но только с той поры начал майор Брызгалов болеть. К тому же и обстоятельства его совсем расстроились, наделал он глупых долгов, имение заложил, крестьяне его после мора обеднели, а частью и поразбежались.

Вот такие вести дошли до нас. Случайно это вышло – один из офицеров наших, будучи по делам семейным в отпуску, заехал проведать Брызгалова по пути в Курск. А чтобы ты понимал, Алёшка, есть такое дело – полковое братство. Мы своих семёновцев в беде не оставляем, не важно, служишь ли ныне, в отставке ли. В общем, решили скинуться и передать Степану Игнатьевичу нашу совокупную помощь. Собрали пятьсот пятьдесят рублей – хватило бы и на выкуп имения, и на покрытие значительной части долгов.

А как передать? Решили послать с офицером полковым, чтобы тот проследил, как старик нашей помощью распорядится. Ведь если просто со случайной оказией переслать – неровен час, пропьёт.

Офицером же этим, Алёшка, оказался я. Именно мне товарищи доверили сие дело. Как рассудили – молод, да не глуп, с практической смёткой, ну и за себя постоять может, ежели что. Вот и отправился я в июне восемьдесят шестого года в дальний путь из Петербурга в Орловскую губернию. Мне, честно сказать, и лестно было, что старшие доверили такое дело, и приятно малость развеяться дорогой, отдохнуть от полковой рутины.

Коротко сказать, поскакал я и уже через три недели прибыл в Никишево – только вот не застал уже там Степана Игнатьевича. Неожиданный оборот, и крайне, брат Алёшка, скверный. От соседей узнал я, что случилось. Вышло так, что за полтора месяца до моего приезда отправился майор Брызгалов в губернский город Орёл, и там, напившись в стельку, матерно лаял особу государыни нашей Екатерины, во всех бедах своих её винил и, главное, грозился ей! Мол, тебя, штучка немецкая, гвардия на трон возвела, гвардия тебя же и низринет. Вопил с пеной у рта, в трактире, при множестве свидетелей. Чем сие кончилось, сам должен понимать – под локти его и в холодную. Но дело-то не простое, а важное и тайное, и потому препроводили взятого в железа Степана Игнатьевича куда надо – то есть в Москву, поскольку в Орле своей конторы Тайной экспедиции нет, а стало быть, надо везти в ближайшую. Только не довезли его до Москвы, помер в дороге наш Брызгалов, удар его, понимаешь, хватил.

Вот прикинь, мне-то каково было всё это услышать! Примчался из столицы весь такой авантажный, сейчас, дескать, разведу руками беду, спасу нашего ветерана… а спасать-то и некого. Даже деньги собранные и то передать некому, потому что все родные его померли, наследников не обнаружилось… то есть крутился там некий прыщ, дальняя родня, седьмая вода на киселе – но не в его же потные ручонки отдавать наши полковые деньги!

Вот и отправился я назад не солоно хлебавши. Ну а путь в столицу, как понимаешь, лежит через Москву. Москва же, как говорится, бьёт с носка. Сейчас вот вспоминаю и вижу: каким же дуралеем тогда был!

А вышло всё просто – застрял я в Белокаменной. Поселился в гостинице, не шибко дорогой, но приличной, и начал гулять. По уму, следовало бы переночевать только – и домой, в расположение полка, а мне древнюю российскую столицу посмотреть вздумалось. И начал я изучение Москвы с кабаков. А где вино, там и карты. Вот тут должен тебе сознаться, что давно уж владела мною страсть к азартной игре. Причём полагал я себя игроком опытным, и везло мне не раз. Вот и в Москве взялся за старое. Помню, трактир тот назывался «Три фонаря», публика его посещала весьма почтенная, мужиков-лапотников туда и не пускали вовсе.

Коротко говоря, познакомился я там с господином приятной наружности, обходительный такой, постарше меня, лысеть уж начал. Титулярным советником Коврижкиным назвался. И начали мы играть. Сперва серединка на половинку выходила, то ему карта ложилась, то мне. Потом начало мне везти невообразимо, и рос мой выигрыш, до ста рублей дошёл, и на том бы мне остановиться, да словно бес в голове стучался: давай, дожимай его! Где сто, там и двести, а глядишь, и до тысячи добежит! На титулярного советника и глядеть жалко было – щёки блестят, не то от пота, не то от слёз. И так уж хотелось ему отыграться! Причём заметь – проигрывал и тут же расплачивался серебряными рублями. Никаких тебе векселей, всё натурой! Мне б, дураку, задуматься: это с какой же стати у него при себе столько деньжищ? Да и на ум не пришло. Ну и дал я ему возможность отыграться. А мечталось: догола его, неудачника, раздену! Слюна уже текла.

Только вот фортуна – дама ветреная, и ветром её уносит всегда неожиданно. Начало уже Коврижкину везти, а мои выигранные рубли мало-помалу стали таять. Таяли-таяли, да и целиком растаяли. И вот тут уже точно следовало бы мне игру прервать, тем более что и Коврижкин намекал: может, хватит с тебя, Андрей Галактионович?