Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса - Джон Бёкан

Вот что стало известно Г. о Димитриосе.

Димитриос Талат, турок, мог бы быть ему „полезен“, поскольку имел „чистый“ паспорт и слыл чрезвычайно осторожным человеком. Говорили также, что он имеет опыт проведения „финансовых операций при условии полной секретности“.

Какого рода операции и в чем их польза, Г., конечно, не мог догадаться и решил, что ему рекомендуют какого-нибудь бухгалтера. Но потом Г. сообразил, что вышеприведенную фразу не надо понимать буквально, и решил написать Димитриосу по указанному адресу. Он сообщил мне этот адрес, наверное, думая, что это обычный адрес до востребования. Представьте, это бы адрес отделения Евразийского кредитного банка в Бухаресте!

Спустя пять дней после отправки письма в доме по улице Кнез Милетина, где жил тогда Г., появился Димитриос. Г. прекрасно помнит, как это было. Перед ним стоял среднего роста человек, которому можно было дать и тридцать пять, и пятьдесят лет (напомню, что на самом деле тогда ему было тридцать семь). Он был одет по моде и… Но лучше я предоставлю слово Г.:

„Он изо всех сил старался создать „шикарное“ впечатление, но, как он ни пыжился, как ни задирал нос, достаточно мне было посмотреть ему в глаза, и я тотчас раскусил его. Не спрашивайте, как я догадался, что он сутенер: по-видимому, есть у меня, как и у женщин, нюх на этих субъектов“.

Итак, Димитриос вновь на коне. Быть может, и здесь нашлась еще одна мадам Превеза? Кто знает. Во всяком случае, Г. был доволен: ведь сутенер не побежит за юбкой, бросив порученное дело. У Димитриоса было и другое важное достоинство: он умел себя вести. Опять-таки предоставим слово Г.:

„Одевался он всегда очень элегантно, да и взгляд у него был умный. Мне это как раз понравилось, потому что я терпеть не могу молодчиков из подворотни. Хотя иногда приходится прибегать и к их услугам, но, в принципе, я против — уж очень мне трудно найти с ними взаимопонимание“.

Как видите, Г. был несколько привередлив.

Заметим, что Димитриос не тратил времени попусту и за два года научился сносно говорить по-немецки и по-французски. Вот что сказал Димитриос Г.: „Получив ваше письмо, я сразу же направился к вам. Хотя у меня были в Бухаресте дела, но я все бросил, потому что много слышал о вас“.

Г. объяснил, не вдаваясь в подробности и опуская некоторые важные детали (вновь принятому на работу совсем не обязательно раскрывать карты), что тому надо делать. Димитриос выслушал его, не моргнув глазом.

После того как Г. замолчал, он спросил, сколько ему заплатят за работу.

— Тридцать тысяч динаров, — ответил Г.

— Пятьдесят тысяч, — сказал Димитриос, — и предпочтительнее в швейцарских франках.

В конце концов столковались на сорока тысячах швейцарских франков. Димитриос, пожав плечами, улыбнулся.

Г. уверяет, что именно улыбка Димитриоса насторожила его. Стоит ли доверять этому человеку, — подумал он.

Мне это показалось странным. Неужели Г. не знал, что негодяи вроде Димитриоса лишены каких-либо нравственных критериев, и, только обратив внимание на его улыбку, понял, что он за человек? По-видимому, Г. до сих пор не забыл ни улыбку, ни выражение лица Димитриоса. Помните, что говорила о нем мадам Превеза? „Глаза темно-карие, какие-то беспокойные. Они напоминали мне глаза доктора, когда тот делает операцию“. Думаю, что дело тут не в улыбке. „Он был тихий и скромный. Но только заглянув ему в глаза, вы понимали, как чужды этому существу нежные человеческие чувства“. Я опять цитирую мадам Превеза. Быть может, Г. тоже почувствовал нечто подобное? Будучи человеком строгим и выдержанным, он этим своим впечатлением пренебрег, но потом, когда Димитриос подвел его, он, наверное, вспомнил свои первые ощущения. Конечно, и тот и другой были чем-то похожи, как два волка из разных стай. Вот почему, наверное, Г. бдительно следил за действиями Димитриоса.

Тем временем Булич наслаждался жизнью как никогда прежде. Бывая в местах, где проводят время богачи, его жена постепенно привыкала к роскошной обстановке и уже не смотрела на мужа с презрением. За счет экономии (обеды и ужины оплачивал этот глупый немец) она могла теперь покупать свой любимый коньяк и, выпив, становилась сговорчивой и даже симпатичной. Ну а впереди была радужная перспектива получения двадцати тысяч. Как-то, лежа в постели, Булич сказал жене, что у него почти прошел катар — вот что значит хорошо питаться. Между тем печальный конец этой истории был уже близок.

Заказ на морские бинокли получила чешская фирма. „Правительственный вестник“, где и было опубликовано сообщение об этом, поступил в продажу в полдень. Купив газету, Г. немедленно отправился к граверу. В шесть часов вечера он был у министерства. Он видел, как Булич вышел из здания на улицу. Под мышкой у него была газета. Даже издалека было видно, что он очень расстроен. Г. пошел за ним.

Обычно Булич точно на крыльях летел к своему кафе. Сегодня он на секунду задержался, подойдя к кафе, но затем решительно прошел мимо — нет, он не хотел сегодня встречаться с немцем.

Г. свернул в одну из боковых улиц и поймал такси. Через две минуты он догнал Булича. Попросив таксиста остановиться, он выскочил из машины и крепко обнял Булича. Не давая ему опомниться, он затащил его в машину, все время повторяя поздравления с успехом и слова благодарности. Затем сунул ему в руку чек на двадцать тысяч динаров.

— Но ведь вы же потеряли заказ, — промямлил Булич.

— Да неужели? — захохотал Г., как будто Булич сказал что-то очень остроумное. — Ах да! Я совсем забыл сказать вам. Заявка была подана дочерним отделением нашей фирмы. Вот посмотрите-ка сюда. — Он сунул Буличу одну из только что отпечатанных карточек, — Я редко ими пользуюсь: общеизвестно, что чешская фирма является филиалом дрезденской. Ну а теперь надо как следует спрыснуть это дело!

Булич, справившись, наконец, с шоком, воспринял все происшедшее как должное. Он был уже сильно навеселе и понес такую околесицу насчет своего влияния в министерстве, что Г. едва сдерживался, чтобы грубо не одернуть его.

В конце праздника Г. сообщил Буличу под большим секретом, что будет еще дополнительный заказ на дальномеры. Мог ли Булич устоять против этого? Хитро улыбаясь, он напомнил, каких трудов ему стоило протолкнуть заказ. Г. догадался, что он надеялся на новое поощрение.

Г., конечно, не ожидал от него такой прыти, но, посмеявшись про себя, тотчас согласился и вручил Буличу новый чек на десять тысяч динаров. Кроме того, он обещал еще десять тысяч, когда заказ будет размещен на предприятиях фирмы.

Итак, теперь у Булича было тридцать тысяч динаров. Спустя два дня Г., пригласив его с женой поужинать в один из самых дорогих ресторанов, познакомил супругов с бароном фон Кислингом. Думаю, вы уже догадались: конечно, это был Димитриос.

Глядя на него, — говорил Г., — вы могли подумать: он всю свою жизнь только и делал, что проводил время в шикарных отелях и ресторанах. Сразу был виден человек с безупречными, аристократическими манерами. Когда я представил ему Булича как важного чиновника из министерства, он снисходительно подал ему руку. Наоборот, с мадам Булич он вел себя так, точно она принцесса. Любопытно — я это видел своими глазами — он, прежде чем поцеловать ей руку, пощекотал ей ладонь.

Простите, я немного забежал вперед.

Димитриос раньше их появился в ресторане и обращал на себя внимание своими манерами и поведением. Г., притворившись, будто не ожидал его здесь встретить, сообщил супругам, что это барон фон Кислинг, всемирно известный банковский воротила, который благодаря своему капиталу контролирует двадцать семь компаний, и предложил познакомить их с ним.

Разумеется, те сразу согласились. Когда же „барон“ пожелал выпить вместе с ними бокал шампанского, то они были на седьмом небе от счастья. С трудом подбирая немецкие слова, они старались выразить свою благодарность за оказанную им честь. Вероятно, Булич с замиранием сердца думал: вот она, цель жизни, вот один из тех хозяев жизни, которые либо помогают выйти в люди, либо, скомкав, как ненужную бумажку, выбрасывают вас на помойку. Наверняка он мечтал о том, что „барон“ поможет ему. Здорово было бы стать директором какой-нибудь компании, принадлежащей „барону“, — большой дом, слуги, которые уважают и боятся вас — вот какие мысли пронеслись у него в голове. Когда на следующее утро он занял свое обычное место в министерстве, вероятно, сердце его пело от радости, хотя дурные предчувствия и укоры совести немного портили мелодию. Впрочем, эти слабые голоса легко было подавить. В конце концов Г. получил за свои деньги то, что хотел. Ему же, Буличу, нечего было терять: пусть будет, что будет. Ведь прямым, честным путем богатства никогда не достигнешь.

„Барон“ был так добр, что пригласил Г. и его очаровательных друзей поужинать послезавтра вместе с ним.