Перемещенный - Вячеслав Вигриян

— Эй, служивый!

— Да, — Степан вздрогнул и потер глаза, которые открывались почему-то с явной неохотой.

— Приехали.

— Как приехали?

— А вот так. Ты проспал полдороги.

— Неужто и вправду спал?

— Спал-спал.

Степан громко отрыгнул, и возница поспешил отвернуться. Ничего себе амбре! И как с таким перегаром пред ясны очи начальства являться? А потом домой, к Нюре?

— Ох и зелье же у тебя, Савельич! Ядренее некуда!

— Ну дак и я о том же хотел тебе сказать, — возница хитровато улыбнулся. — Да вот не успел только. Ты ж его одним глотком высосал.

— Спасибо тебе, удружил. Ничего не скажешь. И что мне теперь делать?

— А ничего. На вот, пожуй, — он порылся у себя в кармане и торжественно вручил Степану горсть высушенных листьев, источающих стойкий аромат мяты.

— Помогает?

— Не помогало бы — не предлагал.

— Ладно, спасибо.

Степан положил пару листьев в рот, поработал челюстями, тщательно перемалывая их в труху, полученную зеленую кашицу проглотил и сделал пробный выдох. Нормально. Савельич на этот раз не поморщился, даже когда он дыхнул в его сторону.

— Где это мы?

— Что, не узнаешь места-то родные? Через пяток минут в лагере будем.

Действительно: вскоре фургон уже подъезжал к воротам тренировочного лагеря. Завидев, что в салоне находится раненый, охрана пропустила их внутрь без всяких проволочек, не озаботившись даже проверкой аусвайсов. Савельич доставил их прямиком к госпиталю, сдал Юрия на попечение санитаров и лишь потом укатил по своим делам, не забыв перед этим тепло попрощаться с каждым членом их группы. Женю с Дмитрием Степан сразу отправил в казарму, препоручив им свои вещи. Сам же предпочел остаться в госпитале. Присел в холле неподалеку от столика регистратора, облюбовав монументальное кожаное кресло, да так и застыл в нем, полностью уйдя в свои мысли.

— Вы по поводу Юрия Радченко? — средних лет медсестра в снежно-белом халате приблизилась к Степану. Брови ее вопросительно изогнулись.

— Да, — Степан отвлекся от созерцания лепнины на потолке и с тревогой посмотрел на нее.

— Не волнуйтесь, все в порядке. Ранение пустяковое, осколок уже вытащили. Через неделю будет бегать ваш воин, как раньше.

— Спасибо, — он позволил себе виновато улыбнуться. — Ничего, что я в таком виде расселся?

— Ничего, все нормально. Идите домой, вас там наверняка уже ждут, — женщина с состраданием смотрела на его изможденное лицо, которого давным-давно не касалась бритва.

— А откуда вы знаете?

— Знаю. Оттуда, откуда вы пришли, возвращаются редко, да и то только в том случае, если очень сильно желают этого.

— Еще раз спасибо большое. Ну я пойду?

— Идите-идите. Ничего не случиться с вашим Юрием. Его уже в палату перевели, скоро ужинать будет.

Ужин. Степан покинул больницу, удивляясь тому, как быстро летит здесь время. На улице было уже темно, но он зашел-таки в штаб, зная привычку Фридриха засиживаться на работе до позднего вечера. И он не ошибся: куратор и впрямь сидел в кабинете, склонившись над испещренной множественными обозначениями картой.

— Добрался-таки наконец! — он обрадовано вскочил со своего места, крепко облапил Степана за плечи и долго не выпускал из своих медвежьих объятий. — Да, потрепало тебя, я смотрю.

— Есть немного. Но вернулся зато. Целым и невредимым.

— Ну то что целым — я уже заметил. А вот невредимым ли — это мне завтра Нюра твоя доложит.

— Так уж и доложит, — Степан улыбнулся одними уголками губ. — На вот, держи, — на стол перед Фридрихом легла потрепанная карта. — Часть территории обследовать не успели.

— Догадываюсь почему. Буря?

— Да. Потрепала неслабо. Человека потеряли.

— Одного?

— В бурю одного.

Фридрих разложил на столе карту и некоторое время молча изучал пометки, сделанные на ней рукой Степана. Не поднимая глаз поинтересовался:

— Каково общее количество потерь?

— Два человека. Ряднов, Федотов.

— Повезло.

Степан непонимающе смотрел на друга. Тот словно уловил его взгляд — оторвался от карты и медленно, с расстановкой произнес:

— Когда я говорю повезло, значит — повезло. Во время этой операции мы потеряли восемнадцать из сорока шести групп. И это только на нашем участке фронта. Количество потерь в каждой уцелевшей группе в среднем составило шестьдесят шесть целых и семь десятых процента.

— По-нашему, это сколько? А то у меня голова что-то не варит, устал.

— Группа состоит из шести человек. Вот, считай, четверо из них не вернулись.

— Тогда и впрямь повезло, — Степан пододвинул стул поближе к столу Фридриха, сел.

Куратор закончил, наконец, заниматься картой, отодвинул ее в сторону и извлек из ящика стола непочатую бутылку шнапса.

— Нет, не хочу. Давай завтра?

— Ну, как знаешь. В девять ноль-ноль жду тебя у себя для более развернутого доклада. В одиннадцать ноль-ноль к особисту сходишь и в финотдел по дороге заглянешь по поводу премиальных — там твоя подпись в ведомостях нужна вроде бы. Все понял?

— Понял. Разрешите идти?

— Давай, иди. Нюрка там уже на пупке извертелась.

— Так она знает???

Рот Фридриха растянулся, обнажив в улыбке прокуренные зубы:

— А ты сам-то как думаешь? Сарафанное радио оно, брат, почище дивизионной разведки работает. Да, кстати, чуть не забыл: ходатайствовать буду о представлении тебя к награде — железному кресту за доблесть.

— Ну, спасибо, — Степан был всерьез озадачен. — Даже не знаю, что на это и ответить.

— А ничего пока не отвечай — рано.

Куратор вновь подвинул к себе карту, тем самым давая знать своему сержанту, что аудиенция закончена. Степан бесшумно прикрыл за собой тяжелую дубовую дверь и быстрой походкой направился к выходу. Миновал вестибюль с двумя охранниками, не спеша спустился по каменным ступеням, нащупывая их ногой. После яркого электрического света в кабинете Фридриха глаза его адаптироваться к вечерней полутьме пока не желали. Постоял чуток, освоился, мазнул безразличным взглядом по небу, сплошь усеянному чужими созвездиями, да и побрел себе дальше. Надоели они, если честно, созвездия эти. Втошнились можно даже сказать.

У ворот КПП его ждал сюрприз. Степан и не заметил его поначалу — уж слишком этот «сюрприз» был мал. Да и в тени стоял. Как тут углядишь? Но когда этот «сюрприз» с размаху натолкнулся на Степана, едва не сбив его с ног, он в одно мгновение подхватил почти невесомое тело, крепко прижал к груди и целовал до тех пор, пока не устали губы.

Нюра ничуть не изменилась: все та же девчонка-подросток с горящими глазами. Разве что волосы в косу заплела да похудела еще больше. Ну да ничего, откормим. Степан протянул охраннику аусвайс, подождал, пока тот не вернется к нему через выходное отверстие переносного терминала и, молча сунув черный кругляш в карман, понес свою драгоценную ношу через лес к деревне.

— Поставь меня на землю! — Нюра обрела наконец дар речи и теперь упиралась в грудь Степана кулачками, отчаянно стараясь высвободиться. — Поставь, кому сказано!

— Еще чего, — он лишь прибавил шагу да пощекотал губами ее маленькое ушко.

— Поставь, ну пожалуйста, — в голосе ее послышались просительные нотки, и Степан наконец сдался.

Едва оказавшись на твердой земле, жена тотчас же поправила задравшийся до неприличия сарафан и произнесла, сердито надув губы:

— Поворачивай, назад пойдем.

Брови Степана от удивления поползли наверх:

— Это еще почему?

— Потому что у ворот лагеря осталась Евгения, и если ее сейчас задерут волки, то я тебе этого никогда не прощу!

— Погоди, а зачем нам нужна Женя? — он никак не мог взять в толк с какой стати Нюре понадобился снайпер из его группы и вообще, что делает Женя у ворот лагеря, если она давным-давно должна почивать в казарменной койке. Абракадабра какая-то!

— Ну что ж ты у меня такой глупый? — видя, что Степан так ничего и не понял, она разжевала ему словно маленькому ребенку: — Евгения — беременна. И теперь она будет жить с нами!

От столь сногсшибательной новости Степан словно к земле прирос. Постоял с минуту, глядя на Нюру, затем произнес одеревеневшими, словно не своими, губами:

— Как беременна? У меня же с ней ничего не было!

— С козой — то? Не сомневаюсь.

— С какой козой?

— Нашей козой. Я ее сюда привела.

— Ах с козой… — теперь до него постепенно начало доходить. — Я и не знал, что ее Женей зовут.

— Евгенией, — автоматически поправила Нюра, и они пошли рука об руку туда, где уже слышалось жалобное блеяние.

Обратно к деревне они добирались уже втроем. Степан шел посередине, правой рукой обнимая любимую за плечи. По левую сторону вышагивала коза, то и дело путаясь под ногами да норовя попробовать на вкус его штанину. С удивлением Степан вдруг осознал, что именно сейчас, именно в этот момент он абсолютно и бесповоротно счастлив.