Тэмуджин. Книга 1 - Алексей Гатапов

Хулугай с проворной готовностью пошел вперед.

Шли долго. Старая звериная тропа, по которой они шли, свернула вправо, к подножию горы, завиляла между крупными валунами.

Джамуха шел, не оглядываясь по сторонам, видя перед собой лишь широкую спину дяди. Запоминать местность не старался, потому что луны все еще не было, а в темном лесу все видится совсем не так, как есть на самом деле. Поначалу он еще считал шаги, пытаясь запомнить подъемы и спуски, но потом, запутавшись, бросил и это. Шел во тьме, не представляя, в какую сторону они направляются, на запад или на север, как жеребенок внутри табуна, полагаясь на взрослых.

У самого подножья Хулугай пошел медленнее. Предупреждающе подняв правую руку, он осторожно прокрадывался в тени деревьев. За ним, зорко всматриваясь вперед и часто останавливаясь, шел Ехэ Цэрэн.

Вскоре они остановились совсем. Перед ними была маленькая поляна, изрытая ямками, истоптанная звериными копытами. Хулугай и Ехэ Цэрэн переговорили немым языком, показывая друг другу знаки руками. Затем Хулугай повел их в сторону от поляны.

Пройдя между густыми, развесистыми зарослями можжевельника, стараясь не задевать ветки, они остановились у трех толстых лиственниц. Отсюда поляна просматривалась во всю ширину.

Они сели за стволами. Бесшумно доставали из хоромго свои луки.

Джамуха, не отрываясь, всматривался в дальние края поляны, изо всех сил, прищурив глаза, напрягал зрение. Жгучее желание одолевало его: первым увидеть зверя и предупредить старших. Несколько раз он вздрагивал от радостной тревоги, увидев, как вдруг вдали встряхивались ветви деревьев, но всякий раз оказывалось, что это взлетали и садились ночные птицы.

Время шло, а зверей все не было. Становилось холодно. У Джамухи от неподвижного сидения затекли ноги. Нестерпимо хотелось встать и потоптаться на месте, чтобы разогнать кровь в жилах, но, глядя на Ехэ Цэрэна и Хулугая, которые, будто окаменев, застыли без движения, он не решался пошевелиться. Он разочарованно оглядывал пустую поляну перед собой и уже почти уверился в то, что раз уж звери не пришли с вечера, то не придут совсем. От голода ныло в желудке.

Сзади, за лесом, наконец, взошла луна. Дальняя половина поляны и деревья на склоне горы осветились бледным светом. Джамуха снова всмотрелся в тени зарослей на том краю. Было тихо…

Незаметно Джамуха заснул. Сначала он задремал, осторожно опустив голову на грудь и чутко вслушиваясь в звуки вокруг, но потом как-то сразу провалился в забытье.

Проснулся он от толчка. Дядя тряхнул его за плечо.

– М-м?.. – промычал он и тут же почувствовал, как жесткая ладонь дяди крепко сжала ему рот.

Он окончательно пришел в себя и, мельком посмотрев на поляну, замер, чувствуя, как в груди у него гулко заколотилось сердце. От дальнего края, из-за темных зарослей, на лунный свет выходило большое стадо оленей. На поляне было уже около пятнадцати голов, а они все выходили и выходили из-за деревьев, и казалось, что их еще много там, на звериной тропе.

Передние внимательно огляделись вокруг и настороженными шагами пошли вперед, к черневшим между камнями рытвинам. За ними двинулись остальные. Жадно припав мордами к земле, они зачавкали, издавая глухое ворчание, облизывая солоноватую землю. Скоро звери, забыв об осторожности, уже толкались между собой, борясь за лучшие места. Глухо раздавался стук рогов.

Джамуха, приладив стрелу к тетиве, с нетерпением ждал. Наконец, Ехэ Цэрэн и Хулугай, переглянувшись, взялись за луки. Ехэ Цэрэн указал Джамухе на оленя, стоявшего ближе всех.

Краем глаза заметив, что старшие выходят из укрытия, Джамуха быстро выскользнул из-за ствола и натянул тетиву. Коротко просвистели стрелы. Джамуха замешкался, вглядываясь в своего оленя, который, постояв на месте несколько мгновений, стал медленно заваливаться набок, в это время раз за разом просвистело еще несколько стрел.

Олени, едва придя в себя, с шумом, толкаясь и мешая друг другу, понеслись назад, в лес, оставляя за собой убитых и раненых. Ехэ Цэрэн и Хулугай непрерывно стреляли до тех пор, пока не скрылась в зарослях последняя голова.

На поляне темнело около десятка туш. Некоторые из них еще шевелились, издавая тяжелые, утробные вздохи.

– И еще одного я подранил вон там, за кустами, – говорил Хулугай, выходя из-за зарослей на поляну. – Далеко не уйдет, утром схожу по следу.

Джамуха смотрел только на своего, не видя других. Большой самец изюбрь бездыханно лежал на боку с его стрелой на шее.

– Вот настоящая добыча! – Ехэ Цэрэн радовался безудержно, как ребенок, оглядывая поляну. – Ну, если и у других так же, то не зря мы сюда приехали. Сколько людей накормлю! Сколько скота сохранится! Ведь и рабов все время чем-то кормить надо! А едят они не хуже волков! Недавно в курене забил им одну старую кобылу, а вчера мне говорят, что уже все съели…

Найдя укромное место за кустами, развели костер. Кровью и мясом преподнесли жертву огню, духам тайги.

Пока Хулугай поднимался на склон горы и волчьим воем вызывал конных, оставленных перед опушкой, Ехэ Цэрэн и Джамуха, сидя у костра, ели сырую печень и жареные почки. Насытившись и разморенный теплом от огня, Джамуха снова заснул.

Когда он проснулся, на поляне было шумно от людских голосов и конского фырканья. Луна поднялась высоко над лесом и было видно, как по поляне двигались многие люди. Женщины, вызванные из ближайших айлов Ехэ Цэрэна, наспех промывали кишки и внутренности, сливали кровь в большие бурдюки. Мужчины разделывали туши на стегна и, укладывая их в кожаные мешки, навьючивали на лошадей.

Джамуха увидел рядом с собой на бересте нанизанные на заостренный прут куски сырого жирного мяса и снова почувствовал голод. Подбросив дрова в потухающий костер, он раздул огонь и стал жарить мясо.

На огонь подошел Ехэ Цэрэн. Руки его под засученными рукавами были по локоть в крови. Он достал из переметной сумы вместительный туес.

– Пора выпить, – он оглянулся к поляне, окликнул: – Хулугай, позови нукеров.

Подошли трое.

– Выпейте за удачную охоту, – щедро наливая до краев черной от старости и грязи деревянной чашки, он говорил: – Поторопите людей, до рассвета мы должны все увезти в айлы. Смотрите, чтобы все до последней кишки собрали. И чтобы следов не осталось. Если узнают старики, вину на себя возьмете, сами знаете…

Выпив и торопливо съев по куску мяса из рук Джамухи, нукеры ушли.

Ехэ Цэрэн сел рядом с Джамухой, налил себе еще.

– Духи-хозяева тайги, пригоняйте на мою тропу зверей, больших и малых. И косуле буду рад, и зайцем не побрезгую…

Он выпил, поморщившись, отдышался и, вонзая крепкие, по-собачьи острые зубы в последний оставшийся кусок на пруте, услужливо поданном Джамухой, зачавкал, жадно прожевывая сочное, полусырое мясо.

– Поджарь еще печень, – говорил он, снова берясь за туес. – Да побольше его режь, не жалей… давно я не ел звериного.

Выпив, он блаженно привалился к стволу сосны, лениво посматривая из-под опущенных век на то, как Джамуха, проворно орудуя ножом, на весу резал печень на ровные куски и нанизывал на прут.

– В девять лет ты убил самца изюбря, – заговорил он, одобрительно глядя на него. – Этим может гордиться любой мужчина; каждый до конца жизни может называть это в числе своих подвигов. Я, если потребуется, подтвержу перед людьми. Не сейчас, конечно, пусть пройдет несколько лет. Это от тебя уже не уйдет. Но вот что плохо…

Джамуха, застыв от удивления, оглянулся на него.

– Уж слишком ты прост для своих лет. Ты знаешь это?..

– Нет, – Джамуха пожал плечами, стараясь понять, к чему клонит дядя.

– С кем из своих сверстников ты водишься? – Ехэ Цэрэн оттолкнулся плечом от ствола, выпрямился, уставив на него блестящие от хмеля глаза. – С этим Тэмуджином, сыном Есугея, так?

– Та-ак… – протянул Джамуха. – А чем же это плохо?

– Как же это ты ничего не видишь, – удивленно развел руками Ехэ Цэрэн. – Ведь ты, как я посмотрю, неглупый парень. Очаг Есугея погас и твой Тэмуджин никогда не будет большим нойоном. Жены Есугея вместе с детьми теперь должны будут перейти к Даритаю. У него своих детей нет, но к нему перешли сыновья покойных братьев Мунгету и Негуна – Унгур и Хучар. Есугей был младше Мунгету и Негуна, потому и дети его сядут ниже Унгура и Хучара. Вот к этим-то и перейдет все наследство. А дети Есугея получат то, что им дадут и отойдут назад. Знамя отныне будет у Даритая, после него перейдет к Унгуру, ведь он теперь по роду старший среди внуков Бартана-багатура, значит, он и будет самым большим нойоном. Вот с кем ты должен заводить дружбу, а на других можешь и не смотреть. Теперь-то ты понял, наконец, что тут к чему или нет?.. Головой надо думать, ха-ха-ха!..

Весело рассмеявшись, Ехэ Цэрэн похлопал его по плечу и снова взялся за туес.

– А если мать Тэмуджина не захочет выходить за Даритая? – раздумчиво глядя на огонь, спросил Джамуха.