Цветы Персефоны - Хосе А. Бонилла
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нужно быть терпеливыми, – вздохнул Алекс, прикрываясь ложным спокойствием, хотя нервозность грызла его изнутри. Если Селкаре не появится, это будет равносильно смертному приговору для мамы. Он не думал, что сможет выдержать такое.
Он пытался занять голову мыслями о чем-то другом.
В голове всплыло старое воспоминание. Однажды, роясь в кабинете отца, среди множества археологических журналов, которые он видел уже не раз, он нашел ксерокопию статьи. Его поразил заголовок: «Какого цвета Акрополь?» В статье упоминался британский писатель Ивлин Во – Алекс был удивлен, что запомнил имя писателя, о котором никогда ничего не слышал, – который сказал, что цвет Акрополя похож на цвет самых мягких частей сыра рокфор, на который вылили портвейн. Алекса позабавило это сравнение, хотя он признался, что ему никогда не доводилось видеть такую смесь еды и цвета. Взглянув на Парфенон и прилегающие к нему храмы с большой террасы гостиничного номера, он понял писателя. Ведь мрамор этих разрушенных зданий был не белым, как можно было бы предположить, по крайней мере не снежно-белым, а чем-то более похожим на старые кости динозавра, посаженные высоко на холме, – живое ископаемое, ставшее свидетелем уходящих тысячелетий. Скелет старого общества, в котором, на этом самом месте, зародилось новое.
«Проклятье, ну когда же появится Селкаре», – подумал он.
Колокола Пантанассы зазвонили снова.
Натали в ярости встала, чуть не опрокинув стул, на котором сидела.
– Он обманул нас! – закричала она, ее глаза сверкнули ненавистью.
Немногие посетители, оставшиеся в кафе, удивленно посмотрели на нее.
– Пожалуйста, Натали, – умолял ее Алекс.
– Разве не понимаешь? Он солгал нам! Он украл кинжал и сбежал! J’ai été une idiote![88] – Она размахивала руками, обезумев от ярости.
– Сядь, Натали, – настаивал Алекс, хватая ее за руку и усаживая обратно в кресло. Когда она с трудом сделала это, он прошептал ей на ухо: – Думаешь, он дал бы нам пачку денег, чтобы оставить нас здесь? Может быть, что-то случилось, – сказал он обеспокоенно. – А что, если его тоже похитили или его победило какое-нибудь мифическое чудовище в неожиданном поединке?
Аглая, услышав переполох, подошла к ним и попыталась успокоить девушку.
– Я понимаю ваше беспокойство, – сказала она с очевидной искренностью, – но вы должны доверять слову Селкаре.
– Слову сумасшедшего? – Натали не поддавалась.
Аглае удалось немного успокоить ее. Прекрасная афинянка села рядом с ней. На ее красивом лице появились мелкие морщинки беспокойства. Взглядом она приказала одной из своих сестер обслужить клиентов. Ласковыми словами и изящными наставлениями молодой женщине удалось привлечь их внимание и вернуть мир в кафе, словно по волшебству.
– Я не знаю, о чем вас попросил Селкаре, но что бы он ни сказал, это правда, – призналась женщина.
Мальчики ошарашенно смотрели на нее.
– Идет война, – пробормотала она, убедившись, что никто, кроме сидящих за столом, ее не слышит. – Война, невидимая для глаз большинства людей, в которой силы неизмеримой мощи ведут борьбу за контроль над балансом вселенских весов. Многие из нас желают, чтобы она закончилась, и делают все возможное, чтобы сохранить ее в тайне. Селкаре один из лучших, если не самый лучший, он сделает все для того, чтобы этот мир не исчез. Вы должны доверять ему. Если вы не доверитесь, все будет потеряно.
– Mais[89]… - Натали не знала что сказать. Значит, Аглая была мифийкой. И ее сестры тоже. Голова опять закружилась.
– Смотрите! – Ян указал на конец улицы со старыми зданиями с деревянными балконами. К ним приближалась фигура – широко шагающий размытый силуэт среди толпы туристов. Несмотря на весеннюю жару, плащ профессора развевался за его спиной, как крылья злого демона.
– Извините, я опоздал, – невозможно было сопротивляться восторженной улыбке на его угловатом лице. – Аглая, сестра, сколько лет, сколько зим. – Он нежно обнял ее и поцеловал в щеку. – Хорошо ли она к вам отнеслась? – спросил он.
Натали побледнела. Сестра? Боже мой, она только что все поняла и почувствовала невероятное головокружение.
– Ты заставил их нервничать, – очень серьезно отчитала его Аглая.
– Я же говорил, что нужно уладить кое-какие дела. – Глаза Селкаре озорно блеснули. Его сестра не потребовала объяснений.
– Пожалуйста, примите мои извинения, – попросила Натали, ее французский акцент был слышен сильнее, чем обычно. – И прежде всего я прошу прощения у вас, Сельк… Селькаре. Я думала, вы нас предали.
Профессор указательным пальцем взял ее за подбородок и осторожно поднял ее лицо, чтобы их взгляды встретились.
– Нечего тут прощать, Натали. Вы подверглись неимоверному риску, чтобы попасть сюда. – Слова профессора заставили ее задрожать от волнения. – Момент, которого вы так долго ждали, настал.
Внезапно ледяной воздух пронесся сквозь оливковые деревья на площади. Аглая задрожала, трясясь от макушки до пят. Ее лицо потемнело.
– Какой у нас план? – спросил Алекс.
– План? – Селкаре устремил свой взгляд на мальчика. – Конечно, у меня есть план. Мы уничтожим плохих парней.
Зов
«Неотъемлемое свойство времени – всегда открывать истину», – сказал однажды сэр Фрэнсис Бэкон.
И он был прав. Однако пока эта истина не открылась, неотвратимое течение мгновений казалось вечностью, а ожидание – невыносимым мучением. И этой пытке подвергались пять человек в одном из люксов афинского отеля Divani Palace Acropolis.
Селкаре, сидя в кресле с резным каркасом и шелковистой обивкой, отдыхал, прикрыв глаза и медитируя, как мастер боевых искусств, безмятежный и тихий. Натали, молодой французский историк, бесконечно расхаживала по комнате и, нервничая, грызла ногти. Алекс время от времени смотрел на нее с солидарностью, но в итоге впадал в истерику, поэтому предпочитал смотреть телевизор, пытаясь отвлечь свой разум от навязчивых мыслей. Но ему даже отдаленно не удавалось это сделать. Его друг Ян, напротив, казался необъяснимо спокойным и, похоже, читал журнал, который они нашли в одном из ящиков комода в комнате. Но это едва ли было правдой, поскольку каждые пятнадцать минут мальчик бросал чтение, чтобы посетить ванную комнату, его мучили спазмы в желудке. Анна была единственной из группы, кто неуверенно ждал на террасе роскошного люкса, глядя на холм Акрополя и город, который пульсировал у ее ног, меняя свой ритм с каждой минутой.
Афины – это оживленный улей: автомобильные гудки протестующе вопили в греческих сумерках, возвещая о новых пробках, а люди передвигались по городу, как крошечные насекомые, время от времени собираясь в группы. Их суета, смех и споры достигали балкона, откуда она наблюдала за ними, как любопытный энтомолог.
Солнце опускалось к горизонту, который
