Корона Героев - Робин Маккинли

Лют вздохнул:

— Прости меня. В который раз. Я думал, может, тебе будет легче, если ты сначала получишь некоторое представление о собственной силе.

Она по-прежнему изучала свои туфли, он шагнул к ней и нерешительно коснулся плеча. Плечо дернулось, и лицо отвернулось от него. Волосы у нее отросли уже почти до плеч и упали, словно занавес. Лют хотел объяснить ей, почему она обязана остаться. Он мог назвать ей много хороших, честных дамарских причин, которые она поняла бы и признала, причин, достойных королевской дочери, пусть даже люди и сделали ее изгоем. Причин, которые ему все равно придется скоро ей изложить. Но он хотел…

— Ты правда так отчаянно хочешь уйти? — спросил он почти с тоской.

— Это неважно, — произнес тихий голос за занавесом. — Никто по мне не скучает.

— Тор, — мрачно сказал Лют.

— О, Тор, — произнес голос и неожиданно хихикнул.

Затем руки поднялись и раздвинули занавес, при этом торопливо потирая щеки ладонями. Глаза все еще подозрительно блестели.

— Да, и Тор, и Арлбет. И мне очень неудобно перед Текой. Но думаю, они живы и надеются увидеть меня снова. Я не против остаться здесь… чуть дольше. Все равно неохота путешествовать зимой.

— Спасибо, — сухо отозвался Лют. — К весне я буду готов… отправить тебя в путь.

— И что это будет за путь? — беспечно спросила Аэрин.

— К Агсдеду, — ответил Лют. — К тому, в чьих руках будущее Дамара.

— Агсдед? — повторила Аэрин. — Мне это имя незнакомо.

— Это он посылает зло через ваши границы. Это он подстрекал Нирлола к восстанию достаточно долго, чтобы отвлечь и обеспокоить Арлбета. И это он разбудил Маура. Сейчас тревожит Город с помощью своих слуг, а весной они двинут на юг свои армии. Агсдед, хотя никто теперь не помнит его имени, и северные генералы уверены, что это ненависть к Дамару объединила их, а вовсе не случайный порыв.

Агсдед — чародей, мастер магии, мастер из мастеров. Печать на нем столь яркая, что простых людей ослепит, если они взглянут на нее, хотя и не поймут увиденного. Агсдеда я знал давным-давно — он тоже учился у Гориоло. Он был лучшим из нас и знал это. Но даже Гориоло не видел, как глубоко простиралась его гордость… У Гориоло был еще один ученик из семьи Агсдеда — его сестра. Она боялась брата. Она всегда боялась его. Именно страх перед тем, как далеко может завести его гордыня, и заставил ее прийти к Гориоло вслед за братом, но принял ее Гориоло ради нее самой.

А я… я должен снова послать тебя в драконье логово, едва исцелив тебя, и такой дорогой ценой, от твоей встречи с Черным Драконом. Агсдед по сравнению с Мауром то же, что Маур по сравнению с твоими мелкими драконами. Я учу тебя, чему можно, потому что это единственный щит, который я смею… который я способен дать тебе. Я не могу сразиться с Агсдедом сам… не могу. Клянусь богами и преисподними, о которых ты никогда не слышала, — вспыхнул Лют, — думаешь, мне нравится посылать ребенка навстречу судьбе, которой я не могу противостоять сам? Да еще после жалких месяцев обучения азам магии?

Я знаю, что мне его не победить, тут все дело в моей крови. Хотя она позволяла мне сдерживать его долгие годы, чтобы избранный герой, герой его рода, мог вырасти и сразиться с ним. Ибо его может одолеть только тот, кто одной с ним крови. — Лют закрыл глаза.

— Это правда, что твоя мать хотела сына. Она верила, что Агсдеда способен одолеть лишь тот, кто не только одной с ним крови, но и одного пола. Так она объясняла собственное поражение. Убедила себя, будто не смогла убить собственного брата, потому что она женщина.

— Брата? — прошептала Аэрин.

Лют открыл глаза.

— Попытайся она, могла бы и проиграть, — продолжал он, словно не слыша Аэрин, — но у нее и на попытку духу не хватило. А тем временем Агсдед пытался подчинить ее своей воле или уничтожить. Он ведь, как и она, узнал о пророчестве задолго до того, как стало ясно, к чему оно.

Подчинить твою мать ему не удалось, зато почти удалось уничтожить. Он дал ей яд, который в конце концов и погубил ее. — Лют взглянул на Аэрин, и она вспомнила чужую руку, державшую кубок, и не принадлежавший Люту голос, говорящий: «Пей». — Но прежде она бежала на юг и нашла мужчину с келаром в крови и понесла от него ребенка. Сил у нее оставалось, только чтобы выносить ребенка, прежде чем умереть.

Лют умолк, а Аэрин никакие слова на ум не шли. В мозгу билось имя Агсдеда. Миг назад она сказала Люту, что не знает этого имени, но теперь готова была поклясться, что оно таилось в каждой тени еще до ее рождения. Что мать шептала его ей, пока она, Аэрин, была еще в утробе. Что отчаяние, от которого мать умерла, осталось привкусом этого имени у нее на языке. Агсдед, который по сравнению с Мауром, как Маур по сравнению с ее первым драконом. И первый дракон мог убить ее… а Маур убил ее, и жизнь, которую ей вернули, ей не принадлежит. Агсдед, ее родич. Брат ее матери.

Аэрин оцепенела. Даже новые чувства, пробудившиеся после погружения в озеро Грез и начала Лютова обучения, все отказались служить ей, и она застыла, подвешенная в великой пустоте, заключенная туда именем Агсдеда.

После долгого молчания Лют заговорил снова, будто сам с собой:

— Не думал, что твой келар станет так прятаться от тебя. Вероятно, это из-за вреда, который ты причинила себе и своему Дару, наевшись сарки. Наверное, твоя мать оказалась не в состоянии полностью защитить вынашиваемое дитя от столь близкой смерти. Я полагал, тебе известна хотя бы часть правды… полагал, пока не увидел, как ты вышла навстречу Мауру, вооруженная против Черного Дракона всего лишь простым человеческим мужеством и дурацкой верой в действенность третьеразрядного зелья вроде кенета. И тогда я не только понял, как ошибался на твой счет, но и осознал, что слишком поздно спасать тебя от боли, которую причинит тебе твоя простота. Я боялся, что без келара ты не переживешь той встречи. И оказался ужасно близок к правде.

Я был сильно занят, пока ты росла, а я считаю годы иначе, чем вы. И я не присматривал за тобой так, как следовало бы. Как я обещал твоей матери. И опять прошу прощения. Я часто чувствовал себя виноватым перед тобой и ничего не могу с этим поделать.

Я надеялся, ты вырастешь, зная о своем предназначении. Думал, то, что течет в твоих жилах, не оставит тебя в неведении. Полагал, ты распознаешь вещие сны, которые я посылал. Я многое представлял неправильно.

— Келар, может, и пытался мне что-то сказать, — бесцветным тоном произнесла Аэрин, — но как-то неразборчиво. Я, конечно, не сомневалась, что мне не суждено прожить жизнь, какую полагается прожить дочери Арлбета, но это и слепому было видно.