Когда закроется священный наш кабак - Лоуренс Блок

— Что это?

— Твоя часть. Убери ее, ладно?

— Моя часть чего?

Он вздохнул, недовольный мной. Потом прикурил и стал сердито затягиваться, отворачивая голову так, чтобы выдыхаемый дым не шел мне в лицо.

— Твоя часть от десяти тысяч, — сказал он. — Тебе причитается половина. Половина от десяти тысяч — пять тысяч, эти пять и лежат в конверте, и ты нам обоим очень поможешь, если уберешь этот конверт к чертовой матери.

— Это часть каких денег, Скип?

— Вознаграждения.

— Какого вознаграждения?

Он вызывающе посмотрел на меня.

— Ну я же должен был что-нибудь вернуть, правильно? Так не было никакой возможности взять деньги у тех ублюдков, верно?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь?

— Этвуд и Катлер. Я продал их Тиму Пэту. За вознаграждение.

Я посмотрел на него.

— Я не мог пойти к ним и попросить вернуть мне деньги. Я не мог вытянуть ни цента с этого засранца Русландера, он уже все их истратил. Я пошел и поговорил с Тимом Пэтом, спросил, хочет ли он еще с братьями выплатить обещанное вознаграждение. Его глаза засверкали, словно чертовы звезды. Я дал ему имена и адреса и думал, что он меня расцелует.

Я положил конверт обратно на стол и подтолкнул его к Скипу. Он толкнул его обратно.

— Это не мое, Скип.

— Твое. Я уже сказал Тиму Пэту, что половина принадлежит тебе, что ты проделал всю работу. Возьми их.

— Я не хочу. Я уже получил деньги за то, что сделал. Информация принадлежит тебе, ты ее купил. Если ты решил продать ее Моррисси, то это только твое вознаграждение.

Скип сделал еще одну затяжку.

— Я уже отдал половину Касабиану. Те пять тысяч, что я был ему должен. Он тоже не хотел их брать. Но я сказал ему: «Послушай, ты берешь их, и мы в расчете». Он взял. А это — твое.

— Я не хочу их брать.

— Это деньги. Что в них такого?

Я ничего не ответил.

— Послушай, просто возьми их, ладно? Не хочешь их держать при себе — не держи. Сожги их, выброси, раздай — мне все равно, что ты с ними сделаешь. Потому что я не могу оставить их себе. Не могу. Понимаешь?

— Почему нет?

— О черт! Я не знаю, зачем я это сделал.

— О чем ты говоришь?

— И я бы сделал это снова. Ненормально, да? Это гложет меня, но если бы был выбор, я бы сделал так же, черт побери.

— Сделал что?

Он посмотрел на меня.

— Назвал бы Тиму Пэту три имени, — ответил он, — и три адреса.

Он зажал сигарету между большим и указательным пальцами и уставился на нее.

— Не хочу, чтобы ты когда-нибудь при мне делал так, — сказал он и кинул окурок в мою чашечку кофе. — О Господи, что я делаю? У тебя там было еще полно кофе. Я думал, что это моя чашка, но я ведь не брал себе кофе. Что со мной происходит? Извини. Я куплю тебе другой кофе.

— Забудь про кофе.

— Это было машинально, я не думал, я...

— Скип, забудь про кофе. Сядь.

— Ты уверен, что не хочешь...

— Забудь про кофе.

— Да, ладно, — ответил он, достал следующую сигарету и постучал ею по тыльной стороне запястья.

— Ты назвал Тиму Пэту три имени, — повторил я.

— Да.

— Этвуд, Катлер и...

— И Бобби, — закончил Скип. — Я продал ему Бобби Русландера.

Он вставил сигарету в рот, вытащил зажигалку и прикурил. Его глаза стали едва видны из-за дыма.

— Я предал его, Мэтт. Моего лучшего друга. Правда, оказалось, что он совсем не друг, но я пошел и предал его. Я сказал Тиму Пэту, что Бобби был своим человеком внутри, что он все организовал. — Он посмотрел на меня. — Думаешь, я сволочь?

— Я ничего не думаю.

— Я должен был это сделать.

— Хорошо.

— Теперь ты понимаешь, что я не могу держать у себя эти деньги.

— Да, думаю, что теперь понимаю.

— Он не мог улизнуть просто так. А ведь Бобби очень легко слезает с крючка. Той ночью он вышел из моего бара, словно был там хозяином. Актер! Посмотрим, как он сможет сыграть выход из этой ситуации, а?

Я ничего не сказал.

— Вполне вероятно, что справится.

— Возможно.

Скип вытер глаза тыльной стороной ладони.

— Я любил его и думал, что он любит меня. — Он сделал глубокий вдох. — С этого момента я никого не люблю.

Скип встал.

— Думаю, у него в любом случае есть шанс. Может, он и выкрутится.

— Может.

Но он не выкрутился. Никто из них не нашел выхода из этой ситуации. В выходные они все оказались в газетах, Гэри Майкл Этвуд, Ли Дэвид Катлер, Роберт Джоэл Русландер — все трое были найдены в разных частях города, на головы были надеты черные мешки, руки связаны за спиной проволокой, убиты выстрелом в затылок из автоматического пистолета двадцать пятого калибра. Рита Донеджиан была найдена вместе с Катлером, также связана и застрелена. Думаю, она просто оказалась у них на пути.

Когда я прочитал об этом, те деньги все еще лежали у меня в коричневом конверте. Я по-прежнему не решил, как с ними поступить. Не знаю, вполне осознанно ли я пришел к здравому решению или нет, но на следующий день я бросил пятьсот долларов в коробку для бедных в соборе Святого Павла. После этого я зажег несколько свечек. Какая-то часть тех денег была отправлена Аните, что-то ушло в банк, и через некоторое время они перестали быть кровавыми деньгами, а стали просто деньгами.

Я думал, что теперь все завершилось. Но думая так, я ошибался.

В полночь в моей комнате зазвонил телефон. Я уснул только два часа назад, но звонок разбудил меня, и я на ощупь нашел трубку. Мне понадобилось некоторое время, чтобы узнать голос на другом конце провода.

Это была Кэролин Читэм.

— Мне было необходимо позвонить тебе, — сказала она, — ты ведь любитель бурбона и джентльмен. Поэтому-то я тебе и позвонила.

— Что случилось?

— Наш общий друг бросил меня и уволил из нашей «Таннахилл энд К°», так как не хотел видеть меня рядом. А раз я ему не нужна, он просто взял и обрезал все ниточки, и знаешь, он сделал это по телефону!

— Кэролин...

— Это все написано в моей записке, — сказала она. — Я оставила записку.

— Послушай, ничего пока не делай, — сказал я, потом вскочил с кровати и стал неумело искать одежду. — Я сейчас приеду. Мы посидим и поговорим.

— Ты не сможешь остановить меня, Мэтью.

— Я и не пытаюсь тебя остановить. Мы немного поговорим, а потом ты сделаешь все, что захочешь.

В трубке раздались гудки.

Я быстро оделся и рванул к ней домой, надеясь, что она наглоталась таблеток или чего-нибудь еще, что подействует не сразу. Я разбил маленькое стекло у входной парадной двери и вошел в подъезд, затем воспользовался старой кредитной карточкой, чтобы открыть защелку на ее двери. Если бы она закрылась на дополнительный замок, мне бы пришлось вышибать дверь, но этого не случилось, и войти оказалось легко.

Я почувствовал запах пороха еще до того, как открыл дверь. Внутри им сильно воняло. Кэролин лежала на софе, и рука ее свисала. Пистолет по-прежнему был в этой безвольно свисающей руке, а у виска виднелся круглый след от пули.

Здесь же на кофейном столике лежала записка — листочек бумаги, вырванный из записной книжки на спирали. Она была придавлена пустой бутылкой бурбона «Мэйкерс Марк». Рядом с бутылкой стоял пустой стакан. То, что она выпила, чувствовалось в почерке и гнетущих фразах предсмертной записки.

Я прочитал ее. Постояв несколько минут, я взял с кухни полотенце и вытер бутылку и стакан. Потом взял второй такой же стакан, ополоснул его, вытер и поставил на сетку для посуды, что рядом с раковиной.

Потом я засунул записку себе в карман. Взяв у нее оружие, я проверил пульс, потом приложил диванную подушку к дулу пистолета, чтобы заглушить звук выстрела. Один раз я выстрелил в мягкую ткань прямо под грудной клеткой, второй раз — в открытый рот.

Положив пистолет в карман, я ушел оттуда.

Они нашли этот пистолет в доме Томми Тиллари на Колониал-роуд засунутым между подушками софы, стоящей в гостиной. Вся поверхность оружия была тщательно протерта, но полиция нашла отпечатки внутри, на обойме, и принадлежали они Томми.

Баллистики имели четкий экземпляр для сравнения. Пули могли раздробиться при ударе о кость, но выстрел в живот не встретил никаких препятствий, и пуля была найдена неповрежденной.

После того как все это появилось в газетах, я снял трубку и позвонил Дрю Каплану.

— Не понимаю, — сказал я. — Он был чист и свободен, какого черта он пошел и убил эту девушку?

— Спроси его сам, — ответил Каплан, голос его звучал не радостно. — По-моему, он псих. Никак от него не ожидал. Убил он свою жену или нет — не знаю, да я и не следователь и не судья. Но я никак не думал, что этот сукин сын окажется маньяком-убийцей.

— Нет никаких сомнений, что это он убил девушку?

— Насколько я знаю, никаких. Оружие — само по себе сильное доказательство. А уж когда пистолет находят в подушках дивана в собственном доме! Идиот, что и говорить.

— Странно, что он его не выбросил.

— Может, были еще люди, которых он хотел застрелить. Совершенно сумасшедший. Оружие — это бесспорное доказательство, но был еще телефонный звонок, какой-то человек позвонил и сказал, что после выстрела из здания выбежал мужчина. Звонивший описал того человека, и это описание подошло Томми точнее, чем его одежда. На самом деле он описал его одежду. Был упомянут красный блейзер Томми, который тот заносил до такой степени, что выглядел в нем словно привратник из старого бруклинского Парамаунта.