Бааль Шем-Тов. Личность. Чудеса. Легенды. Учение хасидизма - Петр Ефимович Люкимсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому, согласно такому взгляду, лучшими лекарством от любого заболевания являются искреннее раскаяние в грехах, «тикун» (исправление) души, молитва. Практиковал Бешт и такое «лекарственное средство» как рассказы о жизни и деяниях великих праведников. Эти рассказы, по его мнению, способствовали очищению и возвышению души больного, создавая таким образом благоприятную почву для «тикуна». Ну, а уже затем роль «врача» заключается в его способности проникнуть в духовные миры и испросить в этих высших сферах милости для больного.
Кстати, и на свои собственные недуги Бешт смотрел точно так же. В одной из историй о Беште рассказывается, что однажды он заболел настолько сильно, что слег в постель и потерял дар речи. Когда вокруг него собрались ближайшие ученики и сподвижники, он показал им знаками, чтобы они возложили на него тфилин. После этого он лежал в тфилин немало времени и, наконец, заговорил.
Когда его спросили, с чем была связана эта хворь, Бешт рассказал, что за один из небольших грехов, совершенных им в детстве, против него вдруг было выдвинуто суровое обвинение, следствием чего и стали необычайная слабость и утрата речи. И когда он лежал не в силах даже приподнять голову, явился к нему его учитель Ахия Ашилони и сказал: «Поспеши, возложи тфилин!». Не успели ученики понять и выполнить его просьбу, как явился обвинитель в образе иноверца с толстой железной цепью в руке. Он хотел разбить Бешту этой цепью голову, но не смог приблизиться к нему из-за тфилин. Затем обвинитель стал бесноваться и вопить по-русски «Сбрось с себя кожье (тфилин, сделанные из кожи- П. Л.!)», но Бешт не обращал на него внимания.
Долго вопил обвинитель, пока не сгинул, а затем Бешт увидел огромные запертые ворота и стоящего возле них своего шурина р. Гершона, который стучал в эти ворота дубинкой, пока ему не открыли. Когда же ворота распахнулись, р. Гершон вошел и стал гневно кричать на судей: «И за такую мелочь вы приговорили его к смерти, помилуй Б-г?!».
Вне сомнения, этот рассказ — прежде всего, об огромной защитной силе тфилин. Но одновременно и о природе наших недугов, о том, что корень многих из них таится в нашем детстве (для того времени это была поистине революционная мысль); о том, что безгрешных людей не бывает, а потому и не может быть и людей, которые не болеют и не умирают.
Таким образом, болезнь и связанные с ней страдания являются средством очищения человека от грехов, а иногда и испытанием Свыше. Причем нередко в выборе между различными видами испытаний или страданий, болезнь оказывается предпочтительной.
Так однажды, когда Бешт находился в дороге, он услышал голос, который предлагал ему выбрать между двумя испытаниями: либо, когда он будет проезжать лесом, на него нападут разбойники, либо по прибытии на место он тяжело заболеет. Бешт выбирает второе, и действительно, добравшись в канун субботы до Шаргорода, сваливается с лихорадкой. Тем не менее, он просит помочь ему дойти до бейт-мидраша, чтобы он мог помолиться.
Во время страстной, как обычно, молитвы ему стало лучше, но затем охватила такая слабость, что его пришлось вести на постоялый двор под руки. Здесь Бешт велел принести ему вина для кидуша, и когда осушил чашу, почувствовал, что выздоровел. Оценив поданное ему, Бешт пошутил: «Ну, ради такого вина готов потерпеть еще час лихорадки!».
Вместе с тем, знакомясь с преданиями о Беште, понимаешь, что он владел отнюдь не только духовными практиками, но и всем арсеналом тогдашней народной медицины, который, повторим, мало в чем уступал, а иногда и превосходил арсенал конвенциональной медицины того времени. Бешт не только разбирался в травах, но и ставил пиявки, умел пускать кровь и многое другое. Добавьте к этому его знание того, что условно можно назвать «каббалистической медициной».
Да, в нее входят и камеи-обереги (считалось, что в их составлении Бешту не было равных, и он сам утверждал, что те камеи, которые изготавливал великий кабалист р. Нафтали-Цви после постов, окунания в микве и долгой духовной подготовки, он, благодаря своему уровню, мог написать сходу, после еды, сидя на кровати)[133]. Но главное тут было в умении увидеть истинную, духовную причину болезни и попытаться ее устранить: за какие провинности перед людьми и Всевышним человеку была послана та или иная боль или напасть, как совершить «тикун» и таким образом вырвать сам корень болезни. И вот в этом как раз Бешту не было равных.
Правильнее было бы сказать, что Бешт читал не «в душах», а души людей; каждый человек был для него в буквальном смысле слова раскрытой книгой. Он с легкостью видел не только всю прожитую им жизнь со всеми грехами и заслугами, но и историю предыдущих воплощений его души. Сила же его молитвы, его способность проникать в самые высшие духовные миры, вплоть до «Небесного престола» и до самого Творца была столь велика, что он мог менять сам ход событий и человеческой жизни.
В то же время он, безусловно, беззаветно верил в саму силу веры — в то, что с ее помощью человек может пробудить некие духовные силы, которые приведут его к исцелению. И надо заметить, что и эта идея не так уж чужда и современной медицине.
Наконец, в качестве бааль-шема он и в самом деле творил множество чудес — помогал разузнать судьбу пропавших родственников, отыскать потерю, снять сглаз, а также решить ту или иную житейскую проблему, послать материальное благополучие.
Вне всякого сомнения, все эти занятия и обеспечили ему популярность в народе.
Стоило ему лишь появиться в том или ином городе или местечке, как вокруг него тут же собиралась толпа больных и страждущих. И, несомненно, эту толпу Бешт-чудотворец интересовал куда больше, чем проповедник, открыватель нового пути служения Творцу и, по большому счету, мироощущения. Поэтому, безусловно, правы те, кто считает, что не обрети Бешт славы «чудодея» по всему пространству нынешних Украины, Польши, Румынии, Австровенгрии, он не сумел бы с таким блеском выполнить и миссию по распространению хасидизма и привнесению дополнительного света Творца в наш мир.
Немалую роль в этом сыграл и сам образ жизни Бааль-Шема — постоянные странствия позволяли ему знакомиться и общаться с тысячами евреев, и то открыто, то исподволь приобщать их к
