Стенка на стенку - Евгений Сухов

Интересно, почему? А старик Гаврилов держится важно, с достоинством. Или, точнее сказать, с опаской. Точно догадывается, что из-за кустов или из-под полы чьего-то пиджака торчит тоненький хоботок миниатюрной видеокамеры. Хитер старик! Но и в его узкой домашней компании Михалыч заметил пару-тройку знакомых физиономий, которых не раз видел на региональных сходняках. Сидор из Пскова. И Ленчик Мурманский. Точно — они! Выходит, и у старика Гаврилова рыло в пуху.

Ладно. Это хорошо. От Гаврилова все теперь зависит — и списки конкурсантов, и день тендера, и порядок его проведения. На него Филату и надо выходить. Одной этой кассеты вполне достаточно, чтобы на всю оставшуюся жизнь испортить настроение почтеннейшему Антону Лавровичу…

Надо будет снять несколько копий с этих кассет и отправить по назначению с курьером.

Но что— то подсказывало Михалычу, что беседа с председателем питерского комитета по имуществу будет протекать не слишком душевно и гладко. В старике чувствовался крепкий характер. Такого упрямца ни на понт, ни на испуг не возьмешь. И Михалыч даже не исключал, что попытку шантажа Антон Лаврович воспримет с юмором и сам предложит пойти с видеоматериалами хоть в прокуратуру, хоть в ФСБ.

Михалыч посмотрел на часы. Оставалось десять минут — ровно столько, чтобы не спеша выкурить папиросу. Чаще всего Михалыч баловался «Беломором», ему нравился этот ни с чем не сравнимый дым. А потом, здесь была еще одна тонкость:

Михалыч берег здоровье, поэтому табака в папиросе было в два раза меньше, чем в любой американской сигарете, а следовательно (он очень надеялся на это), и никотиновой отравы приходилось поглощать минимальное количество.

Сигареты Михалыч выкуривал под настроение, в кругу приятелей. Ему казалось, что они располагают к основательной дружеской беседе. В то время как выкуривание папирос — это быстрое получение кайфа в полнейшем одиночестве.

Михалыч заметил еще одну особенность: папиросы помогают собраться с мыслями и сосредоточиться. Сейчас, вопреки заведенному правилу, Михалыч потянулся за «Кемелом».

Чиркнув зажигалкой, закурил. Если упустить компанию «Балторгфлот», то под угрозой окажутся многие выгодные проекты, например переправка наркотиков транзитом в Западную Европу. В последнее время в Азии научились делать чистейший героин, который очень высоко ценится даже в Швейцарии, а уж они-то знают толк в настоящей наркоте.

В случае неудачи к черту полетит перспектива господства в Центральной и Западной Европе, а вместе с этим общак потеряет миллионы долларов, что, в свою очередь, сильно аукнется по всем зонам, — лагеря недополучат грев, на который рассчитывают. Само собой разумеется, гигнутся немалые деньги, что уже вложены в проект.

Трижды напомнила о себе кукушка в настенных часах, и в этот же миг, предварительно постучав, в комнату цел охранник Митя. Невольно создавалось впечатление, что он стоял за дверью и дожидался механического сигнала. И неудивительно: Митя был исполнителен и точен даже в мелочах.

— Он пришел, — только и сказал Митя.

— Проси! — кивнул Михалыч. На пороге стоял Филат.

— Здесь то, что ты просил, — Михалыч ткнул пальцем в стопку видеокассет. — Компра на мэра, зампрокурора, а это… — он взял со стола одну кассету и слегка взвесил ее на ладони, — используй в первую очередь. Председатель комитета по имуществу Гаврилов. Я нутром чувствую, что мы напали на настоящего кабана.

Такой зверь, как этот, может насадить на свои клыки даже медведя.

— Не беспокойся, Михалыч, — улыбнулся Филат, сунув кассеты в полиэтиленовый пакет, — меня на клыки запросто не насадишь…

— Держи нас в курсе. Если что, звони прямо сюда… знаешь ли, надоело играть в испорченный телефон. — И, чиркнув на бумажке несколько цифр, Михалыч протянул ее собеседнику.

Этот подарок польстил Филату В России, да и в Москве мало было людей, кто знал домашний телефон Михалыча и мог позвонить ему при первой необходимости.

Филат был человеком Варяга и все свои контакты с Михалычем имел только через или с ведома Варяга. Но то, что сейчас хранитель московского общака предложил ему держать с ним прямую связь, его смутило. Он не мог даже помыслить, что между Михалычем и Варягом пробежала черная кошка. Но, видно, что-то все же произошло.

Заметив растерянность в лице Филата, Михалыч опередил его вопрос:

— Знаю, знаю, о чем ты сейчас подумал. Но все, что ни делается, не делается просто так. Верно? У Владислава сейчас кое-какие трудности возникли и ему пока недосуг заниматься питерскими делами. Так что будем с тобой напрямую контачить. И вот еще что. — Михалыч сделал паузу и так зыркнул своими пронзительными глазами, что у Филата даже екнуло в груди. — Если у тебя вдруг зайдет разговор о Питере с Бароном… Ты ему ничего не говори. Будто ничего не знаешь. Понял? Скоро ты все сам поймешь. Лады?

— Заметано, Михалыч.

— Наших друзей не жалей, жми на всю катушку, — провожая Филата к выходу, произнес Михалыч. — Золотой ключик находится где-то у них.

— Сделаю все, что смогу.

— Нет, Рома, — впервые за время разговора Михалыч назвал Филата по имени. — Нас такой ответ не устраивает. Ты должен сделать больше того, на что способен.

— Михалыч, не заставляй меня гнуть подковы, я этого не умею, — насупился Рома Филатов, стойко выдерживая немигающий взор светло-голубых глаз. Такие же холодные, как печорские озера, близ которых он отбывал свой последний срок.

— Ладно, ладно, не сердись, — старик добродушно похлопал Филата по плечу. — Проводи до двора, — сказал Михалыч парню, который, несмотря на свой огромный рост, выглядел совсем незаметным. — Большому гостю и почет надлежащий.

Тревога не покидала Михалыча даже после ухода гостя. На столе лежали две пачки: одна с сигаретами, другая — «Беломор», наполовину пустая. Уголок был надорван неровно, и два белых полых фильтра выглядывали самым краешком.

Некоторое время он колебался, а потом, решившись, взял папиросу и закурил.

Глава 24

— Ну вот, не успел приехать, как опять уходишь! — Рита капризно надула губы. — Задурил бедной девушке голову, а сам уже остыл? — Она вопросительно глянула ему в глаза и игриво улыбнулась.

Филат вернулся в Питер вчера вечером и тут же, не раздевшись с дороги, позвонил Рите. Она обрадовалась, услышав его голос, и мигом примчалась к нему.

Рита сразу огорошила новостью: из горкомитета по имуществу пришлось уйти. После гибели Петра Васильевича ей мягко намекнули, что место секретаря в приемной зампреда надо освободить для другой, более нужной кандидатки. И Филат, то ли поддавшись ее неподдельной печали, то ли и впрямь ее пожалев, предложил переехать на время к нему, пообещав «поставить на довольствие». Уже после разговора с ней, положив трубку, он подумал: а не приискать ли девушке с помощью Красного теплое местечко в каком-нибудь офисе?…

Он внимательно посмотрел на Риту. Странно, но ее жеманство не раздражало Филата. В отношениях с женщинами он никогда не заходил слишком далеко. По своей природе он был гусар, совсем не приспособленный для семейной жизни. Рома врывался в судьбу женщин могучим ураганом, оставляя в их душе или гадкие воспоминания (ах, какой был мужчина!), Или мучительную боль, о которой хотелось позабыть немедленно. Да и свою жизнь он мерил не количеством прожитых лет, а числом покоренных женских сердец и тел, о которых он вспоминал или с чувством щемящей тоски, или с ощущением несостоявшегося праздника. Но хоть и многих женщин он успел познать в свои тридцать три года, ни одна не сумела зацепить его так крепко, чтобы он мог сказать: «Именно с тобой мы будем строить домашний очаг». Ему требовались женщины для того, чтобы отдохнуть душой и телом и немного насладиться иллюзией домашнего покоя и уюта. Хотя, если разобраться, он совсем не был против того, чтобы одна из его полюбовниц разрешилась малюткой. В этом случае он бы взял наследника с мамашей на полный пансион. Но бабы очень осторожный народ и предохранялись от его семени с такой тщательностью, как будто вырасти должен был не живот, а рог изо лба. У него даже мелькали такие мысли: «А не заплатить ли какой-нибудь девке, чтобы взяла на себя функцию инкубатора?» Рома Филатов допускал, что когда-нибудь устанет от кочевой жизни и захочет осесть, как Михалыч или Варяг, в Москве. Жену он непременно возьмет «нераспечатанную», какие еще порой встречаются в русской глубинке. Среди них немало девиц с лицом Елены Прекрасной и разумом Василисы Премудрой, однако большой город быстро обтесывает таких до среднестатистических стандартов убогой лимитчицы.

Что и говорить, Филат знал толк в женщинах, испробовав первую в раннем отрочестве. Больше всего ему нравились бабы как раз испорченные, бесстыжие, напрочь лишенные всякого целомудрия, такие, которых бы не покоробили ни матерок, ни постельные заковыристые забавы.