Цивилизации - Фелипе Фернандес-Арместо

Если жители острова Фредерика Хендрика сумели столь-кого добиться в явно малопригодных для жизни обстоятельствах, нас не удивит, если мы обнаружим, что на более пригодных для жизни болотистых равнинах цивилизации сыграли существенную роль в истории. На высокогорьях, где вода уходит во внутренние бассейны, сельское хозяйство довольно часто возникает в болотах, например в Новой Гвинее (см. с. 363–364) или в затопляемых районах, и составляет экономическую основу больших империй, как в случае ацтеков (см. ниже, с. 356). Изучая зарождение обработки земель, археологи сосредоточились на сухих землях, где образцы древних продуктов хорошо сохраняются, стратиграфически четко располагаются и обнаруживаются вблизи очагов, которые легко определить, — как в легендарных мексиканских поселениях, раскопанных Ричардом Макнишем, когда он изучал историю культивирования кукурузы[419]. В болотистой местности такие свидетельства быстро исчезают, возможны лишь случайные находки, которые трудно и долго собирать. Свидетельства существования ранних агрокультур в болотистых местностях Центральной Америки, Новой Гвинеи и отдельных районов Африки только начинают появляться на свет.

В то же время в Европе население болотистых местностей пользуется дурной славой у своих соседей; например, русские, поляки и украинцы, живущие вокруг припятских болот, считают этот район опасным и примитивным; презрение англичан к ирландцам часто проявляется в воображаемых образах болотных существ. Однако два района прибрежных болот: Венецианский архипелаг (см. ниже, с. 428–434) и морское побережье Голландии (см. ниже, с. 461–467) — стали родиной великолепнейших и монументальнейших достижений западной цивилизации. Как мы видим, цивилизация может возникнуть и на раскисшей почве.

Наиболее поразительный случай находим в Мексике. Свыше трех тысяч лет назад народ, построивший город, известный как Ла-Вента, проник в мангровые болота низовий Табаско и соседних районов или вышел оттуда — точно неизвестно. Эти люди основали цивилизацию, оказавшую огромное влияние на всю древнюю историю Центральной Америки, а по мнению некоторых ученых, и на более поздние цивилизации этого района. Культуру Ла-Венты обычно называют ольмекской. Этот термин вводит в заблуждение, потому что археологи и историки искусства обозначали им очень многие и совершенно различные явления. Это слово обозначает стиль статуэток и рельефов — вернее, множество таких стилей, поскольку единство объектов, которые в течение ста лет относили к ольмекским, так и не доказано. Слово «ольмек» применяется также для названия культурного «синдрома», который обнаруживается в самых различных центрально-американских средах и не связан специфически с болотами. Но термин слишком привычен, чтобы его отбрасывать, и, хотя существует почти столько же мнений, сколько специалистов, почти нет сомнений в том, что культура ольмеков возникла в болотах: следы самого древнего проживания мы находим в низинах, в манграх, на границе с болотами, тропическими лесами и по берегам океана. Подобно некоторым цивилизациям высокогорий (см. ниже, с. 336–342), основатели ольмекского мира жили на фронтире, на границе многих микросред, испытывая их обогащающее воздействие. Хотя самый ранний известный монументальный центр построен к концу второго тысячелетия до н. э. на возвышении над рекой Коатцакоалк, раннее возникновение агрокультурного потенциала в болотах не противоречит данным других цивилизаций (см. ниже, с. 364).

Сельское хозяйство в болотах Табаско существовало за тысячу лет до того, как возникли первые церемониальные центры и образцы монументальной скульптуры, которые мы связываем с ольмекской цивилизацией. Здесь всегда было вдоволь пищи для людей — ее давали и сбор урожая, и охота. В водах болот жизнь изобильна, много и птиц, которые питаются болотными организмами. Поражает не то, что люди процветали в таком изобилии, а то, что они начинали крупное строительство и вырабатывали сложный городской образ жизни — строили на непригодной для возделывания почве, создавали в жарком и влажном тропическом климате монументальные памятники. Этот переход совпадает с появлением высокоурожайных сортов кукурузы, пригодных для подобной среды. Вместе с бобами и тыквой — культурами, замечательно растущими на насыпях в болотах — кукуруза завершила священную триаду растений, которые постоянно изображаются на головных уборах богов и вождей[420]. Первоначально сельское хозяйство в этом районе развивалось на природных возвышениях; возможно, для расширения площади могли воздвигаться искусственные насыпи или по крайней мере извлеченный грунт насыпали на природные дамбы, поднимая их над уровнем разливов. В каналах между платформами и возвышениями можно было разводить рыбу, креветок, черепах и, возможно, кайманов; а до возведения искусственных насыпей это можно было делать в природных водоемах. Все еще широко распространено представление, будто строители подобных монументальных каменных церемониальных центров могли использовать рабочую силу и накапливать энергию, которая требовалась для таких работ, вырубая лес, поджигая пни и сажая семена непосредственно в пепел (см. выше, с. 199), но это представляется совершенно неубедительным. Насколько нам известно, ни одно общество, использовавшее подобную технологию, нигде не достигало таких высот. В конце второго тысячелетия н. э. в ольмекском поселении в районе города Сан-Лоренцо имелись вместительные резервуары, сложная дренажная система; построенный по сложному плану город состоял из множества дорог, площадей, пирамид и искусственных курганов.

Даже в столь ранний период цивилизации Нового Света обнаруживали общие для культур этого полушария характеристики: строительство курганов, эстетика, склонная к симметрии, города, растущие вокруг квадратных храмов и площадей, высокопрофессиональная элита (вожди, писцы и жрецы), увековеченная в монументальном искусстве; совершаемые правителями обряды, связанные с кровопролитием и человеческими жертвами; основанная на традициях шаманизма религия с многочисленными кровавыми обрядами и жертвоприношениями и вкус к выступлениям впадающих в экстаз вождей и жрецов; агрономия, основанная на большой троице выращиваемых культур; торговля на большие расстояния, обнимающие всю центрально-американскую область периода ее высшего расцвета — если справедливо полагать, что нефрит, который использовали ольмеки, доставлялся из Гватемалы, а предметы искусства ольмеков находят по всей территории. Все это вовсе не означает, что ольмеки — прародители всех центрально-американских цивилизаций, тем более цивилизаций всего Нового Света. Модель диффузионистов почти повсеместно опровергнута находками археологов, пытавшихся ее подкрепить; ольмеки лишь часть истории целого созвездия цивилизаций, возникших в самых разных и далеко отстоящих местах. Однако отрицать влияние ольмеков невозможно: оно сказывается в истории самых разных общин[421].

Наше представление об ольмеках возникло на основе их самых поразительных памятников: старейших монументальных скульптур Центральной Америки — колоссальных голов, обычно из базальта, созданных в духе того, что можно было бы назвать коммерческим подходом. Камни и колонны весом до сорока тонн доставлялись по суше и по воде на расстояние в сто миль, и скульпторы обрабатывали их в двух стилях: в первом случае изваяние напоминает ягуара; во втором — это приплюснутая голова человека, обычно с миндалевидными глазами. Лучшие из этих скульптур на редкость выразительны: напряженные, наморщенные лбы, холодная усмешка на властных губах. Когда смотришь в холодные, жесткие глаза такого лица, названного с типичным академическим равнодушием «Колоссальная голова номер восемь», чувствуешь присутствие некоего ольмекского Озимандия[422]. Некоторые головы восходят к тринадцатому веку до н. э. Они входят в общественном сознании в перечень явлений, который можно назвать чувствительностью к ольмекам: ни в какой центрально-американской цивилизации человеческой голове не придавали столько значения; великолепие круглых натуралистических форм особенно заметно на фоне тяжелых прямоугольных очертаний скульптур большинства следующих за ольмеками цивилизаций.

Ритуальные площади и платформы того же периода лучше всего представлены поселением Ла-Вента, построенным на том, что сегодня представляют собой остров, окруженный мангровыми болотами; камни для этих сооружений вырубались и привозились более чем за 60 миль. В центре этого города курган высотой почти 100 футов. Один из дворов украшен мозаичной мостовой, которая, как принято считать, напоминает стилизованную маску ягуара, сознательно закопанную ее создателями. Аналогичные приношения закопаны перед другими зданиями, возможно, по той же причине, по какой мощи святых тайно помещали в основания церквей.