И нет мне прощения - Татьяна Гармаш-Роффе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Трудно сказать. Но скорее сам – просто потому, что нанимать кого-то опасно. Лишний человек в деле – лишняя проблема.
– Я только не понимаю, почему Боря за ней следил в тот вечер, если свидания не предполагалось? Они же встречались по расписанию, «связанному с его работой»! Теперь уж не узнать, что за работу «подобрал» ему Гектор: сам он не скажет, а любовники мертвы.
– Какая разница, Кис.
– Только не художником представился: Аида бы пожелала увидеть его картины. Коих у Ивана не имелось, если не считать плохого портрета любимой. Да и то, не факт, что он его сам написал, – мог уличному художнику заказать.
– Ну, допустим, учителем истории в вечерней школе – он ведь раньше историю преподавал. А в день убийства Гектор послал Борю на слежку: мол, кажись, жена на свидание отправляется…
– Именно поэтому он выбрал темный газон в оживленном саду «Аквариум»: Боре пришлось снимать издалека, и снимок получился неразборчивым.
– Что ж, картина полностью сложилась, – ура, ура, поздравляю, дружище! Маленькая радость для интеллекта. И большая-пребольшая проблема для следствия: доказательств нет.
– Сам знаю.
– И не будет.
Алексей не ответил: какой смысл подтверждать очевидное? Завидев официанта, махнул рукой: счет, пожалуйста.
Серега вернулся в свой кабинет на Петровке, а Кис…
Конечно, доказательств нет! И не будет! Гектор, успешно скрываясь за своим высокомерием, ни за что не признается. А запах туалетной воды, равно как и факт нахождения Гектора в квартире в тот момент, когда Аида услышала фразу со словом «избавиться», – это все, господа, сыщицкие домыслы. Которые к делу не пришьешь, что называется.
В самом мрачном расположении духа Алексей ехал к себе в кабинет, на Смоленку. Чтобы, как водится, обдумать ситуацию и, если повезет, найти выход…
Нет, не повезет. Не стоит обманывать себя. Нет его, выхода! Все те мелочи, которые у них с Серегой имеются в наличии, – смех один! И обдумывать тут не-че-го!
Зазвонил телефон. Кис посмотрел на дисплей: Игорь. Он не принял звонок: ему нечего было сказать ассистенту. Только если признаться в полном поражении.
И снова зазвонил телефон. На этот раз Александра, женушка любимая. И Алексей впервые за все время их отношений не ответил на ее звонок: он был раздавлен, уничтожен своим бессилием. Он знал о преступнике ВСЕ, но не мог его взять за жабры. И не хотел расписываться в своей беспомощности перед любимой женщиной. Она всегда гордилась им… А тут, а сейчас, – что ей сказать? Признаться в сыщицкой импотенции?
Для Алексея это было не менее страшно, чем заявить вдруг о своей мужской импотенции.
Он уже почти подъехал к дому на Смоленке, как вдруг в его голову стукнулась идея. Может, и сомнительная… Но ЕДИНСТВЕННО та, которая поможет им вывести Гектора на чистую воду!
И он набрал номер Дмитрия Тимофеевича.
Тот сказался невероятно занятым, попросил детектива перезвонить через два часа.
Как вдруг, спустя семь минут, когда Алексей парковался во дворе, Дмитрий Тимофеевич сам перезвонил.
– У вас что-то важное?
– Да я вроде так и сказал.
– Вас устроит встреча через полчаса, в моем офисе на Новокузнецкой?
– Я бы предпочел на нейтральной территории.
– Неужели вы подозреваете, что в моем кабинете вести разговоры небезопасно?
– Там поблизости множество ресторанов и кафе, – проигнорировал вопрос Алексей. – У вас есть предпочтения?
Дмитрий Тимофеевич не имел ни малейшего представления о ближайших точках общепита. Его завтраки, обеды и ужины, если требовалось, доставлялись в кабинет.
Кис, по памяти, назвал кафе «Шоколадница». Дмитрий Тимофеевич согласился на данный пункт встречи с легкой брезгливостью.
– Неужели вы думаете, что мой кабинет прослушивается? – сухо поинтересовался он, подсаживаясь за столик к детективу.
– Береженого бог бережет, – уклончиво ответил Кис.
Лично он мог ожидать от Гектора чего угодно: в ряду убийства Аиды, найма и убийства-самоубийства Ивана, похищения Оленьки, комбинации с детективом Борей прослушка кабинета шефа выглядела бы милым пустячком. Но делиться своими подозрениями было преждевременно.
– Дмитрий Тимофеевич, я хочу рассказать вам одну интересную историю. Или вы предпочитаете сначала пообедать?
Отец Аиды отложил в сторону меню.
– Я не голоден. Просто так посмотрел, из любопытства. Никогда не посещал это кафе… Слушаю вас.
– История похожа на сказку. То есть…
– Как это понимать «на сказку»?! Вы меня позвали, оторвали от дел, чтобы рассказывать сказки?
– То есть, – упрямо продолжил Кис, – она убедительна и в плане сюжета, и в плане логики, – но у этой логики нет прямых доказательств.
– Кончайте болтать, молодой человек! Мое время стоит денег. Очень больших, к вашему сведению!
– Таких больших, как жизнь вашей дочери?
Пауза. Дмитрий Тимофеевич свел белесые бровки к переносице.
– Говорите.
Алексей постарался изложить ход своих мыслей кратко: коль скоро у этого мужика время измеряется деньгами, то…
Однако Дмитрий Тимофеевич перебивал его неоднократно, требуя пояснений и обоснований, – и Кис в конечном итоге увлекся, как с ним всегда это бывало, когда дело касалось логической стороны расследования.
– Такие, значит, у вас выводы… – задумчиво проговорил отец Аиды, когда Алексей закончил свое повествование. – Аида, по-вашему, погибла от руки моего зятя… Из-за того, что была мне хорошей дочерью… И вся эта «сказочка» без малейших доказательств?
Кис не счел нужным подтверждать очевидное.
– Зачем вы мне все это рассказали, собственно? На что вы надеетесь? Чего от меня ждете?
– Не знаю сам. Но если дочь вам дороже, чем…
– Чем что, молодой человек? У вас есть дети?
– Есть.
– И что дороже их?
– А на них бирочки с ценниками висят?
– Леша, ты хоть и не пацан, но если б я детишек в ранней молодости завел, то вполне бы мне в сынки сгодился. А я тебе, соответственно, в папочки. У тебя отец есть?
– Умер…
– То-то и оно, безотцовщина… И ты думаешь, парень, что я совсем идиот?
– Не говорите ерунды, – рассердился Алексей. – Если б я держал вас за идиота, то не пришел бы к вам!
– Вот порадовал, – язвительно усмехнулся Дмитрий Тимофеевич.
Кис не ответил. Какой-то дурацкий поворот в разговоре. Он не хотел его поддерживать.
Похоже, его собеседник тоже ощутил неуместность их препираний. И погрузился в угрюмое молчание.
Алексей держал паузу. Он сказал все, что хотел. Теперь ждал предложения помощи от Дмитрия Тимофеевича.
– Ты надеешься, что я сдам тебе Гектора, а? – прорезался тот наконец.
– М-м-м… Можно сказать и так.
– То есть ты, парень, считаешь, что я знаю факты, которых тебе не хватает? То есть ты предполагаешь, что я СОУЧАСТНИК в убийстве моей дочери?!
…Ни фига себе, опешил Кис. И как это Тимофеич додумался до подобного? У мужика мозги явно набекрень, черт бы его побрал!
– По-вашему, я пришел бы к вам за помощью, если бы предполагал, что вы соучастник? – спокойно ответил Алексей, хотя сдерживался с трудом. – Я рассчитывал, что вы, с вашим авторитетом, сумеете надавить на зятя и вынудить его признаться.
– Ах, вот оно что!
Дмитрий Тимофеевич внезапно успокоился. Его лицо снова приобрело надменно-сухое выражение.
– В моей семье сор из избы не выносят. Иди, детектив, откуда пришел.
И он стремительно покинул кафе.
«Да завернись ты в блин! – раздраженно думал Кис, возвращаясь к себе. – Сам поднял всю городскую полицию, сам продавил все начальство, а теперь, видите ли, ему «сор» дороже истины! Зря я не держал тебя за идиота! Ты хуже идиота – ты ублюдок!..»
Звонок Сереги немного улучшил его настроение.
– Кис, слышь, у меня есть мысль. По показаниям Оленьки, «дядя», у которого такой же парфюм, как у меня, похитил ее накануне того дня, когда Иван как бы покончил с собой. Сечешь?
– Не секу.
– Иван перерезал себе вены НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ, понимаешь?
– Серег, нет. Не крути.
– У Ивана имелось время, чтобы написать какую-нибудь записку, в которой он рассказал, специально для полиции, как дело было! И спрятать ее! Хорошенько так, – чтобы только профессионалы сумели найти, но не Гектор!
– Классная мысль!
…Алексей часто слышал такую теорию: настоящая любовь – это когда любят просто так, не за что-то, – типа, бескорыстно. Теория ему нравилась, но следовать ей у него не получалось. Он умел любить только тогда, когда уважал личность, а уважение – оно всегда «за что-то».
Хотя, конечно, можно уважать и не любить. Однако любить и не уважать – этого Алексей не понимал. Разного рода драмы (в реальности и в искусстве) вызывали у него недоверие: как это – он ее бил, а она его любила? Как это – она ему изменяла направо-налево, а он ее любил? Или, если о дружбе, – как у них у всех получается, что абсолютно отстойный тип имеет преданных друзей?
