По лезвию грани (ЛП) - Эндрюс Илона

Он повернулся к Джеку.

— Молодец.

— Ты гений. — Шарлотта обняла мальчика.

Ричард вытащил книги и принес их Шарлотте. Его руки дрожали.

Она открыла первую черную книгу, и ее глаза расширились, когда она прочитала.

Он пролистал красный том, просматривая страницы, заполненные аккуратными рядами бухгалтерских цифр. Инвестиции и платежи, от и до, пять имен. Вот они, люди, непосредственно наживающиеся на продаже человеческих существ. Лорд Кэссайд, богатый голубокровный, разбогатевший на импорте и экспорте. Он видел его однажды в доме Деклана во время официального обеда. Леди Эрмайн. Он понятия не имел, кто она такая, но обязательно узнает. Барон Рене — еще одно незнакомое имя. Лорд Маэдок, генерал в отставке, герой войны с орденами…

— Виконт Роберт Бреннан.

— Кузен короля? — спросила Шарлотта.

Ричард кивнул. Значит, это правда. Бухгалтер правда служила копью. Роберт Бреннан, седьмой человек в очереди на трон. Никогда в своих расчетах он не думал, что цепочка командования поднимется так высоко.

— Ты потрясен, — сказала Шарлотта.

— Я не понимаю. — Ричард прислонился к столу. — Он родился в шелковой рубашке. У него есть богатство, статус, привилегии, предоставляемые его родословной, лучшее образование, которое можно купить…

Все то, в чем Ричарду было отказано. Образование было обоюдоострым мечом: оно расширяло его кругозор и в то же время заставляло болезненно осознавать возможности, которых у него никогда не будет. Было время, когда он чувствовал себя пойманным в Трясину, осознавая мир за пределами Грани, но не в состоянии добраться до него из-за принадлежности к болоту. У него не было ни воспитания, ни денег, ни возможности пройти мимо луизианских войск, охранявших границу с Гранью, но у него был ум и образование, чтобы понять всю тщетность своего положения. Он бы убил, чтобы открыть хотя бы одну дверь и сбежать. У Бреннана были все преимущества. Все двери были открыты для него.

— Почему? Зачем это делать? Он похож на миллионера, который грабит нищих.

— Кто знает, — сказала Шарлотта. — Может быть, это возбуждение от совершения чего-то преступного.

Голос у нее был измученный. Тревога пронзила его. Он должен вытащить ее и мальчика отсюда.

Он отрезал кусок тонкой занавески, сложил на ней книги и завязал в импровизированный мешок. Воровство было преступлением. Это же было настоящее зверство. Тем более, что у Бреннана, рожденного с привилегиями, был долг. Он был обязан использовать свое влияние на благо королевства, а вместо этого плюнул на него. Какая бы болезнь ни заставила Бреннана заниматься работорговлей, Ричард обязательно заставить его заплатить. Он наверняка сделает это. Он обещал это Софи, и он доведет дело до конца.

Ричард вложил меч в ножны и передал поклажу с книгами Джеку.

— Они жизненно важны. Охраняй их.

Мальчик кивнул.

Ричард протянул Шарлотте правую руку. Она поднялась со стула, слегка покачиваясь. Они спустились вниз и вышли через парадную дверь. Под ними раскинулся город, спускавшийся с холма к гавани. Оранжевое пламя вздымалось с двух разных сторон города, далеко слева и ближе справа, пожирая строения. То тут, то там раздавались отдельные выстрелы, сопровождаемые криками. Посреди гавани стоял одинокий корабль, похожий на грациозную птицу в море из черного стекла, а над всем этим, в бесконечном ночном небе, поднималась бледная луна, проливая свой равнодушный свет на сцену.

Ричард повернул налево, за дом. Лошадь все еще ждала. Он отвязал поводья и передал Шарлотте.

— Я могу идти.

— Шарлотта. — Он не хотел вкладывать все свое разочарование в это единственное слово, но каким-то образом он это сделал.

Она удивленно моргнула.

— Пожалуйста, сядь на лошадь.

Она забралась в седло. Он взял поводья и двинулся по улице, Джек шел рядом. Пес занял позицию впереди. Лицо Ричарда безжалостно зудело. Как только они доберутся до берега, он смоет с себя всю грязь своей маскировки.

— Джордж уже давно один с папой, — сказал Джек.

Это была не простая просьба, но он доверял Джорджу, и мальчику нужно было искупить свою вину.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— С ним все будет в порядке.

— Ты собираешься убить нашего папу? — тихо спросил мальчик.

— Не мне решать, что делать с вашим отцом. — Джон Дрейтон заслуживал смерти, и если бы Дрейтон не был связан с мальчиками, он бы избавился от этого человека, как от мусора, которым он был. Но семья брала верх, и притязания детей вытесняли его.

— Если ты позволишь нам справиться с этим, не позволяй Джорджу сделать это, — сказал Джек. — Я убью его ради бабушки. Мне все равно. Я даже не помню его, но Джордж ждал его все это время. Это будет плохо для него.

Говорили, что перевертыши не понимают человеческих эмоций. Они прекрасно все понимают, подумал Ричард. Они просто не могут понять, почему другие предпочитают скрывать свои истинные чувства. Джек хотел пощадить брата. Даже в Трясине, где такие вещи, как предательство и наказание, хранились в семье, ни один ребенок не должен был убивать своего родителя.

Мальчик, нет, молодой человек смотрел на него.

— Не беспокойся, — сказал он Джеку. — Это бремя, которое никому из вас не придется нести.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— ТЫ хорошо выглядишь, — сказал Джон Дрейтон с противоположного конца каюты. — Солидно. Совсем взрослым стал. Я помню, когда ты был болен. Ты продолжал поднимать животных, потому что не мог примириться с чей-то смертью. Я так понимаю, ты теперь смирился с этим.

Джордж внимательно посмотрел на человека, стоявшего перед ним. Задача состояла в том, чтобы сдержать свой гнев и оценить его, как бы он оценил любого другого противника. Годы были нещадны к Джону, но он был в добром здравии. Он явно хорошо питался, потому что имел пару лишних килограммов. В воздухе каюты витали пряные нотки его одеколона. Его одежда была хорошего покроя из хорошей ткани. Его волосы были профессионально подстрижены, что льстило его лицу. Джон Дрейтон был тщеславным человеком и любил тратить на себя деньги.

В воспоминаниях Джорджа он оставался большой, высокой тенью. Он помнил, что тот был забавным. Он любил пошутить.

Эта мысль заставила порочную часть его души пуститься в галоп. Шутки. Правильно.

Первые полтора часа Джон держал рот на замке, вероятно, ожидая, когда Джордж заговорит. Ожидая типа: «Отец, как ты мог бросить нас?» и «Отец, я так ждал, когда ты вернешься!» Ожидая какого-нибудь импульса, какой-нибудь подсказки или рычага, с которых можно начать разговор. Продолжай ждать, подонок.

Большинство людей плохо переносят молчание, и Джон сделал ставку на него и проиграл. У Джорджа не было проблем с молчанием. Это был эффективный инструмент, и он видел, как манипуляторы «Зеркала» использовали его с большим эффектом. Наконец поняв, что никаких упреков он не дождется, Джон решил начать разговор и прощупать слабые места. Джордж достаточно понаблюдал за допросами «Зеркала», чтобы догадаться, каким будет наиболее вероятный ход этого разговора: Джон попытается преодолеть пропасть между шестилетним болезненным ребенком, которого он оставил позади, и шестнадцатилетним парнем, которого он видит сейчас.

— Помнишь, что я сказал тебе, когда уходил?

Ну, как открытая книга.

— Я сказал…

Позаботься о семье, Джорджи, присматривай за сестрой и братом.

— …чтобы ты присматривал за сестрой и братом вместо меня. Ты хорошо поработал. Джек до сих пор жив, это уже кое-что. Не так-то просто было дать свершиться этому чуду.

Что ты об этом знаешь? Что ты знаешь о Джеке, о его ярости, о том, что он не понимает, как думают люди; о том, как Роза тратит часы, чтобы уговорить его вернуться к человечности? Что ты знаешь, слизняк? Ты ничего не знаешь о нашей семье. Ты предпочел ничего не знать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Как Роза?

Где ты был, когда она пахала, как проклятая? О, ну да, проще разбогатеть от страданий, насилия и боли.

— Ты боишься говорить со мной, Джордж? — Джон хлопнул ладонью по столу. — Черт возьми, парень. Расскажи мне, как поживает моя дочь!