Огненный перевал - Сергей Самаров

Моя группа попыталась пройти трижды разными путями. Первая попытка была прервана огнем, две другие — слишком крутыми для прохождения скалами. Так ни с чем мы и вернулись, и только тогда заметили, что уже подступает темнота. Сели отдохнуть, вытирая пот с лиц и размазывая по лбу копоть, но в это время послышались с противоположного склона звуки стрельбы, и я сразу встал, чтобы лучше слышать. Встали и солдаты, тоже вслушивались. Стрельба могла померещиться одному, но не многим сразу. Хотя померещиться здесь может многое, потому что в бушующем уже несколько часов пламени все трещит, и искры взлетают к небу тоже с треском.

— Стреляли… — сказал кто-то.

— Точно? — переспросил я, все еще пытаясь представить, что в огне может издать звук, похожий на несколько коротких автоматных очередей, следующих одна за другой с разными интервалами. В голову ничего не пришло.

— Точно… — подтвердили сразу несколько голосов.

— За мной!

Вестовой от младшего сержанта Отраднова встретился нам как раз в тот момент, когда мы к правому склону подбежали. То ли пот, то ли копоть с глаз рукавом вытереть хотел, но только размазал. Дыхание перевести не успел, как начал докладывать:

— Товарищ старший лейтенант, они живы… — и закашлялся.

Я дождался, когда кашель кончится, а он не кончался долго, потому что солдат явно дыма наглотался, и только после этого спросил:

— Кто жив? Отраднов с парнями?..

— Бандиты… Они в дым ушли, а не в огонь… И на склон выбрались… Там можно осторожно пробраться, по самому краю… Там дно ущелья под большим уклоном от нас, от нашей стороны в вашу. Горючка, что горела, сразу стекла. Они сначала в каменном мешке отсиделись, потом остов вертолета прогорел, и по краю дальше двинули. Жарко, конечно, но прошли.

Мы уже сами на склон вышли, но высоко подниматься не стали. Вестовой показывал дорогу, я рядом старался держаться, но удержаться рядом постоянно было трудно, потому что узкий путь приходилось отыскивать.

— Как вы на них вышли?

— Мы уже мимо прошли… Там каменный мешок есть… Углубление в склоне, кустами прикрытое. Кусты сейчас полностью выгорели, и мешок видно уже… Раньше не видно было… За кустами… А они знали… Там и спрятались, пережидали. А мы мимо прошли. Поверху… Не заглянули… А то накрыли бы их там сразу.

— Дальше…

— А потом они сами двинули. Бегом… Девять человек… Мы их увидели, когда они нас обогнали. Сразу огонь открыли.

— А они?

— Они же автоматы там еще бросили. Когда сгорать пошли. Комедию ломали… Знали, что рядом другие автоматы подберут у своих убитых.

— Только мы те автоматы без патронов оставили… Кроме самых последних… Там всего-то несколько человек…

— Оставили… А они тоже только автоматы выбросили, а рожки не выбрасывали… У них патроны свои есть…

— Понял. Они без оружия шли…

— С пистолетами. Пытались из пистолетов отстреливаться.

— Положили?

— Троих… Шестеро в дым ушли, и в дыму уже дальше… Отраднов преследует.

— Понял. Догоняем. Веди быстрее.

Хорошего в том, что еще шесть человек могли уйти и соединиться с Геримханом Биболатовым, было мало. В этом случае группа бандитов уже составляла бы тринадцать человек, и никак не меньше, но наверняка больше должно было бы подойти разведчиков с верхнего ущелья. А нас здесь, в этом заслоне, вместе с шестью не слишком тяжело раненными солдатами, было шестнадцать. И теперь, после двух таких провалов, бандиты не рискнут идти открыто. И ночь будет им помощницей. Конечно, дальнобойная снайперская винтовка, имеющая прицел с тепловизором, могла бы оказать нам большую помощь. Но где гарантия того, что у разведчиков с верхней части ущелья нет еще одной такой винтовки? Вполне может статься, что и есть… Геримхан опытный командир, и он не стал бы оставлять единственного снайпера с тепловизором в бездействии, когда тепловизор очень может помочь в разведке. Конечно, снайпер мог прийти с каким-то джамаатом на соединение с Геримханом позже, чем была отправлена разведка, но Геримхан отправил бы его наверх сразу. Вдогонку… А если не отправил, значит, там уже есть снайпер с тепловизором. И если он соединится с Геримханом, нам придется туго, потому что я, простой командир взвода, хотя и умею общаться со снайперской винтовкой, все же не специалист-снайпер, и любой сержант, закончивший снайперскую школу, или любой бандит, который прошел обучение у другого, более опытного снайпера, будут сильнее меня. Если существует такое понятие, как снайперское искусство, значит, это действительно искусство. Каждому снайпером быть не дано. И только потому, что берут винтовку с оптическим прицелом в руки, снайперами не становятся. Это я знаю хорошо, потому что стреляю, может быть, лучше всех в батальоне. Зря, что ли, был когда-то перспективным биатлонистом… Но только уметь стрелять — это еще не значит быть снайпером. В этой специальности столько хитростей и всевозможных правил, которые я знать просто не могу. А если снайпер противника знает их и если между нами будет устроена снайперская дуэль, я обречен…

Следовательно, нам было очень важно не дать отдельным группам соединиться. И потому мы спешили. Но спешили, как оказалось, напрасно. Младший сержант Отраднов со своими парнями вынырнул из дыма нам навстречу.

— Что? — спросил я.

— Не пройти… Они сразу три горящих дерева со склона подорвали. Гранату бросили. Деревья свалились и единственный проход перекрыли.

— Стреляли вдогонку?

— В дым, товарищ старший лейтенант, стреляли. Наобум… Я бы сказал, ворон пугали, только в такой дым ни одна ворона не залетит. Давайте быстрее на выход. Мы, товарищ старший лейтенант, уже все наглотались…

Я махнул рукой, давая команду своей группе разворачиваться.

Назад шли быстрее. Из дыма всегда хочется быстрее выйти, чем в него войти…

А я уже начал лихорадочно голову ломать, соображая, что нам теперь следует предпринять, чтобы это оказалось для Геримхана такой же неожиданностью, как падение корпуса вертолета на голову его джамаатов…

Глава 4

1. Капитан Вадим Павловский, пограничник

Ксения, дурная голова, как говорится, ногам покоя не дает, за мной к нижнему заслону увязалась. Грешен я, как сказал бы наш поп, признаю это и не каюсь, но я с великой надеждой подумал, что хоть бы кто из бандитов нашелся такой добрый, спас меня и подстрелил мою неумную и почти ненавистную жену, пока я сам ее не пристрелил. Но бандиты порядочные, наверное, перевелись, а непорядочные пулю на нее жалели. Так она и кандыбобила за мной.

Сначала, как от лагеря отошли, она что-то еще говорила мне вслед, стремилась догнать. Я ненавидел и ее саму, и этот шелестящий шепелявый голос, постоянно пытающийся меня догнать. Но тропа, к счастью, была узкая, ходить по ней было сложно, и вообще возможно было пройти только по одному, колонной, а я старался идти быстрее и, чтобы не слышать Ксению, начал даже что-то глупое напевать, и даже не себе под нос, а так, чтобы она слышала — и благополучно заткнулась. Чтобы я и вдруг пел, это уму непостижимо, да еще и песню какую-то из репертуара современной попсы, которую, как человек почти порядочный, близко на дух не переношу и нервничаю, когда кто-то неподалеку такую музы?ку включает. Меня с детства воспитывали, чтобы музыка и песни были для души и сердца, а современные только для задницы предназначены и для тех, кто задницей одновременно и вихляет, и думает. Я таким быть не хочу, но к этому меня Ксения вынудила. Даже до такого состояния довела, а это уже далеко за пределом…

И от собственного пения я еще больше злился. Но с приближением к брустверу, естественно, петь перестал, чтобы не приняли меня солдаты за эстрадного уродца и последнего уважения не лишили. Я и так в их мнении, наверное, не многого стою, хотя в действительности я вовсе не такой плохой человек и совсем не плохой офицер. Только мне еще не представился случай доказать это. А впечатление обо мне у всех создается по Ксении, потому что люди, как правило, считают, согласно поговорке, что «муж и жена — одна сатана»… Она не может не вызывать отвращения, и я прицепом того же отвращения удостаиваюсь. Даже со стороны священника отца Валентина. Я это отчетливо в его тоне почувствовал…

Ксения, к небывалому моему счастью, кросса по тропе не выдержала и далеко отстала. И даже ничего кричать мне вслед не пыталась, потому что «дыхалка» у нее от такой дороги сбилась. Известное дело, беременные женщины кросс выдерживают плохо. А еще лучше бывает, если они в кросс не ввязываются…

— Товарищ капитан, — поднялся при моем приближении и честь отдал лейтенант Соболенко, поднялись и солдаты, кроме двух убитых, что в стороне лежали, и священника, которому вставать не обязательно, поскольку он подчиняется не воинскому, а церковному уставу, — докладываю…