Звонок мертвецу. Убийство по-джентельменски - Джон Ле Карре

Смайли поднялся. Когда они пожимали друг другу руки, Ригби сказал:

— До свидания, сэр. В случае необходимости звоните мне в любое время. — Он написал номер телефона на листке лежавшего перед ним блокнота, вырвал его и протянул Смайли. — Это мой домашний.

Он проводил Смайли до двери. Немного помялся, но потом все же спросил:

— А вы сами, случайно, не выпускник Карна, сэр?

— Боже упаси!

Ригби снова помолчал, прежде чем сказать:

— Вот наш начальник — выпускник. Раньше служил в Индии. Армейский бригадир Хэвлок. Это его последний год в должности, и потому он так заинтересован в результатах расследования дела. Но тем не менее делает все, чтобы не пустить меня в стены школы. Ему это поперек горла.

— Ясно.

— Он может только требовать быстрого ареста преступника.

— И за пределами Карна, насколько я понимаю?

— Еще раз всего хорошего, мистер Смайли. Звоните. О, есть еще кое-что, о чем я забыл упомянуть. Тот обрезок кабеля…

— И что с ним такое?

— Дело в том, что мистер Роуд демонстрировал ученикам точно такой же, когда проводил занятие по основам электротехники. А недели три назад куда-то положил и теперь не может найти.

К своей гостинице Смайли шел очень неторопливо.

Моя дорогая Брим!

Сразу же по прибытии сюда я передал твое письмо инспектору уголовного розыска, которому поручено расследование. Как и предполагал Бен, это некто Ригби: выглядит он как помесь Шалтая-Болтая с корнуоллским эльфом — приземистый крепыш, — но сразу видно, что далеко не глуп.

Чтобы, как положено, начать с середины, — наше письмо отнюдь не произвело ожидаемого эффекта; выяснилось, что еще две недели назад Стелла Роуд сообщила местному баптистскому священнику Кардью, что муж замыслил убить ее в одну из долгих ночей, что бы она ни подразумевала под этим. Если описывать обстоятельства убийства, то можно исходить из отчета в «Гардиан», который в целом соответствует действительности.

Говоря субъективно, то чем больше мне рассказывал Ригби, тем менее вероятным начинало казаться, что она была убита мужем. Почти все улики указывают в другом направлении. Мотив преступления неясен, зато найдено орудие убийства, следы ног на снегу (принадлежавшие, по всей видимости, высокому мужчине в резиновых сапогах), а также отпечатки пальцев в оранжерее, оставленные кем-то носившим перчатки. Не забудем и один из самых важных аспектов: тот, кто совершил убийство, должен был весь перепачкаться кровью… По словам Ригби, оранжерея представляла собой ужасающее зрелище кровопролития. Разумеется, на Роуде были заметны следы крови, когда коллеги встретили его позже на улице, но лишь пятна, которые могли появиться, когда он в темноте наткнулся на тело. Примечательно, кстати, что следы ведут в глубь сада, но их нет на выходе из него.

Таким образом, на данный момент, как признает Ригби, у него есть лишь одна версия: убийцей был некий незнакомец, бродяга, вероятно, умалишенный, который совершил преступление либо ради чистого удовольствия, либо в целях похищения ювелирных украшений жертвы (которым грош цена) и удалился по дороге в сторону Окфорда, выбросив по пути орудие убийства. (Непонятно только, зачем он тащил его с собой четыре мили, а не выбросил в канал по другую сторону шоссе? Дорога на Окфорд пересекает обширный заболоченный участок, испещренный каналами для предотвращения наводнений.) Если подобная интерпретация событий верна, то нам остается только списать послание от Стеллы Роуд и признание Кардью на ее воспаленное воображение или на предчувствие скорой смерти, которое может допустить только человек суеверный. В противном случае это самое невероятное совпадение, о котором мне доводилось слышать. Что и подводит меня к заключительной части моего письма.

В большей степени, судя по тому, о чем Ригби умалчивает, я понял, что главный констебль графства оказывает на него давление, требуя устроить крупномасштабные поиски бродяг в запятнанных кровью синих плащах (в отчете упоминается пояс от такого плаща). Ригби, разумеется, не может противиться воле руководства и выполняет его указания, однако совершенно очевидно, что есть нечто не дающее ему покоя — он мог о чем-то не рассказать мне, а быть может, это всего лишь интуиция старой ищейки. Мне показалось искренним его желание, чтобы я сообщал ему обо всем, что мне удастся узнать в школе — о семье Роудов, о том, как вписывались они в тамошнее окружение, и все такое. Для него самого монастырские стены школы служат непреодолимым препятствием…

Так что, думаю, мне лучше задержаться здесь, навести кое-какие справки и постараться понять, что происходит. Вернувшись из полицейского участка, я созвонился с Филдингом, и он пригласил меня сегодня отужинать с ним. Напишу снова, как только появится новая информация для тебя.

Джордж

Тщательно запечатав конверт и с особым усилием придавив уголки большими пальцами, Смайли запер дверь номера и спустился вниз по мраморной лестнице, осторожно ступая по устилавшим ступеньки циновкам из копры кокоса. В фойе для удобства постояльцев был установлен красный деревянный почтовый ящик, но Смайли, будучи человеком осторожным, предпочел им не пользоваться. Он дошел до настоящего почтового ящика в виде обычной тумбы на углу улицы, опустил в него письмо и задумался, где бы ему пообедать. Конечно, у него оставались еще сандвичи и кофе мисс Бримли. С огромной неохотой он вернулся в гостиницу. Она была переполнена журналистами, а Смайли журналистов не любил. И было холодно, а Смайли не любил холода. Что ж, сандвичи в номере отеля… Это было до боли знакомо.

Глава 5

Собачьи дела

Вскоре после семи часов вечера Джордж Смайли поднялся по ступенькам к парадной двери дома мистера Теренса Филдинга. Он позвонил, и его впустила в прихожую маленькая пухлая женщина лет пятидесяти пяти. Справа от него находился камин, в котором на куче пепла жарко пылали дрова, а выше виднелось что-то вроде хоров. Спиральная лестница из красного дерева вилась к верхнему этажу. Свет исходил главным образом от пламени камина, но Смайли смог разглядеть по стенам вокруг себя огромное количество картин различных эпох и стилей, а каминная полка была тесно уставлена всевозможными objects d’art[18]. Невольно содрогнувшись, он отметил, что ни огонь камина, ни многочисленные картины не могли до конца изгладить впечатления, что находишься в помещении школы, — из-за запахов купленной оптом мебельной полироли, какао и общей кухни. В разных направлениях от прихожей отходили коридоры, и Смайли заметил еще одну характерную примету, вносимую школьными декораторами, — темно-коричневую или зеленую полосу, тянувшуюся вдоль нижней части коридорных стен. В конце одного из коридоров и появилась затем огромная фигура мистера Теренса Филдинга. Она надвигалась на Смайли — массивная, излучавшая добродушие. Великолепная седая шевелюра небрежно падала на лоб, а позади влачился шлейф мантии.

— Смайли? Ах! Вы уже познакомились с Тру? Я имею в виду мисс Трубоди — мою экономку. Великолепный снег, не правда ли? Чистейший Брейгель! Видели, как мальчишки катаются на коньках по Эйоту? Чудесное зрелище! Черные костюмы, пестрые шарфы, бледные лучи солнца — все необходимое, верно? Все, что нужно, чтобы радовать взгляд! Оживший Брейгель. Великолепно!

Он взял у Смайли пальто и перебросил через спинку потертого стула с плетеным сиденьем, стоявшего в углу.

— Нравится стульчик? Не узнаете?

— Что-то не припоминаю, — ответил Смайли чуть сконфуженно.

— А должны бы, знаете ли, должны бы! Я заказал его в мастерской Прованса перед войной. Маленькая мастерская, с хозяином которой я свел знакомство. Поняли теперь, что напоминает? Точная копия желтого стула Ван Гога. Некоторые это сразу же замечают.

Он провел гостя по коридору в просторный и удобный кабинет, отделанный старым голландским кафелем, украшенный набором статуэток в духе Ренессанса, таинственного происхождения бронзовыми изделиями, фарфоровыми собачками и керамическими неглазурованными вазами. Посреди всего этого величественно возвышался сам Филдинг.

Как старший преподаватель и куратор корпуса в Карне, Филдинг вместо обычного академического наряда позволил себе надеть длиннополое широкое одеяние из тяжелой черной ткани и нагрудник с эмблемой школы, став похожим на монаха в церковном облачении. В этом следовало, видимо, разглядеть разительный контраст клерикального аскетизма наряда с нарочито яркой личностью самого хозяина. Поскольку все это было сделано продуманно, он решил нарушить строгость униформы и придать ей частичку своего необузданного темперамента, украсив ее свежими цветами, тщательно подобранными в собственном саду. Он приводил в бешенство портных Карна, на тонированных витринах которых красовались гербы знатных родов и знаки поставщиков двора, заставляя их проделывать петлицы в своих академических мантиях. Затем, в зависимости от настроения, в петлицу продевалось что угодно: от ирландских роз до колокольчиков. Этим вечером выбор пал на розу, и, судя по ее свежести, Смайли заключил, что ее вдели в петлицу в самый момент его прихода, заготовив заранее.