Тройная игра - Фридрих Незнанский

Вот такая, братцы, у нас в «Глории» веселенькая атмосфера. Просто не сыщики, а студенты перед сессией.

— Ну раз уж у тебя такая к ней слабость, тебе с ней и толковать, с этой звездой. — Я на скорую руку посвятил мужиков в свою затею: — Значит, так, джентльмены! Сейчас разговариваем с каждой порознь и выявляем в первом приближении все, что может навести на соображения о причинах этого убийства. Если это убийство, конечно, о чем после разговора мы будем знать достоверно… Алексей Петрович, вы беседуете с чернявой, пардон, — я заглянул в блокнот, — с Анной Викторовной. Ты, Филя, и ты, Сева, как я уже сказал… с Дарьей Валентиновной. Ну а я сам — с Еленой Романовной.

— Хитрый, — сказал Сева. — Себе помоложе выбрал.

— Ну, знаешь! Брось завидовать. Хотел звезду — получай звезду!

Когда все кончилось и мы, спровадив наших необычных посетительниц, смогли наконец прийти в себя, я спросил мужиков:

— Ну и что вы обо всем этом думаете?

— А чего тут думать? — легкомысленно бросил Сева Голованов. — Взбесившиеся бабенки, и все дела. Никогда, честно говоря, такого полоумного гарема не видел. И ведь, кажется, должны были бы перегрызться, а они вон вроде как подружки.

— Да, — сказал я. — Аномалия.

— Да какая там аномалия! — не согласился Филя Агеев. — Просто никак не свыкнутся с мыслью, что хахаля больше нет. Или как это там теперь называется? Папик?

— Страшное дело, что с народом творится, — задумчиво поддержал меня Алексей Петрович. — Этакие новые русские женского пола. Видите ли, поверили, что и впрямь можно все купить, и даже саму смерть попробовать переиграть — были б только деньги…

— А что? Почему бы и нет? — воодушевился Сева. — Не вижу причин отказываться от этого дела. Наша главная задача что? Наша главная задача — молотьба и хлебосдача! Вроде бы все это ерунда, а вроде бы и нет, если подумать хотя бы над тем, с чего это наша доблестная и неспешная милиция так поторопилась прикрыть это дело. Ведь всего несколько дней прошло, еще поди и всех обстоятельств толком прояснить не успели! Нет, тут, наверно, все же что-то есть перспективное!

Он иногда бывает очень логичен и убедителен, наш Всеволод Михайлович Голованов, бывший майор и бывший разведчик, о чем свидетельствовал одобрительный гул. Похоже, Сева выразил общее настроение.

— Как бы то ни было, мужики, аванс-то вот он! — Я поднял вверх хорошую пачку зеленых американских денег. — Ну что, мозговой штурм или как?

Теперь, когда мы были близки к консенсусу, как говаривал один товарищ, первым нашим побуждением было сесть в кружок и пересказать друг другу то, что удалось выяснить каждому по отдельности. Мы были готовы обсудить проблему со всех сторон. Такая у нас в «Глории» сложилась традиция.

Начался этот обмен информацией, естественно, с меня:

— Итак, что я теперь, братцы, знаю со слов Елены Романовны? Погибший был бизнесменом, человеком очень богатым, владельцем сети магазинов и прочего разнообразного имущества, а также человеком с очень разнообразными связями. В последнее время у него возникали некие конфликты, связанные с его бизнесом. В частности, Елена Романовна поведала о сравнительно недавнем конфликте на таможне, об аресте партии пришедшего в адрес Разумовского товара. Арест, по ее предположению, был произведен из-за конкурентной борьбы с фирмой некоего Анатолия Суконцева. Кроме того, в этом инциденте, как Елене Романовне показалось, были даже задействованы какие-то уголовные элементы. Она даже утверждает, что один из этих уголовников носит кличку Кент, которая, как вы понимаете, нам пока ничего не говорит. Помимо всего прочего она вскользь упомянула о существовании некоего дневника, в котором погибший фиксировал основные события своей жизни. Думает, что дневник мог бы пролить какой-то свет на случившееся, но не уверена, что может предоставить его нам — покойный несколько раз просил ее «в случае чего» отослать эти записи в ФСБ. Ну это мы еще с ней поработаем…

— Моя «звезда» знает гораздо меньше, — подхватил у меня эстафету Сева. — Она действительно «звезда», то есть больше занята собой, чем окружающим миром. — Сева с легкой обидой фыркнул. — Естественно, ее рассказ подтверждает, что этот Игорь Кириллович был очень большой человек.

— Обижена она на него, — заметил Филя. — Вроде бы собирался на ней жениться, а сам… Одно слово — поматросил и бросил.

— Это как же он ее матросил-то? — с чего-то вдруг заинтересовался Макс. — Вроде девушка не первой молодости и не самая застенчивая…

— Ишь ты! Слепой слепой, а все заметил, — засмеялся Сева. — Да вот так: водил ее на многие официальные мероприятия, знакомил с разными нужными ему людьми и всюду представлял не как знаменитую певицу, а как свою жену…

— А почему он должен был ее представлять как певицу? — не понял Макс.

— Да потому что она и есть знаменитая певица Долли Ласарина! — торжествующе воскликнул Филя.

— Я ж вам столько времени уже втолковываю, — немного даже рассердился Сева. — Дамочка она, сами видели, эффектная, видная, знаменитая, так что желающих с ней познакомиться было хоть отбавляй, и покойный Грант имел с этого свой интерес… В частности, однажды он, как бы хвастаясь ею, познакомил с ней начальника ГУБОПа, с которым, по ее утверждению, у Разумовского были потом какие-то особые отношения, как дружеские, так и деловые. — Заметив, как Макс иронически поднял брови, поспешил уточнить: — Да-да, именно деловые! Ласарина утверждает, что генерал Гуськов был чуть ли не тайным компаньоном погибшего по бизнесу…

— А вот ты его назвал Грантом, — неожиданно заметил Алексей Петрович Кротов. — Это как понять?

— Это?.. Ну не знаю. Она, Ласарина эта, говорит, что его так звали. Я спросил: это что — кличка, прозвище? Не знаю, говорит, наверно, кличка, но, видимо, чем-то дорогая ему самому — вроде бы даже фирму свою поначалу хотел так назвать, только не «Грант», а «Гранд», а потом подумал и назвал «Милорд» — это, мол, одно и то же. Короче, надо будет поковырять, кличка-то приметная, может, где и засвечена.

Кротов удовлетворенно кивнул. Однако сам говорить не спешил.

— Даже, мужики, и не знаю, как вам сказать, — начал наконец свой отчет и он. — Проверьте, хорошо ли сидите, а то не упасть бы! Скажу самое главное: эта самая Нюся, или Анна Викторовна, с которой я говорил, она, чтобы вы знали, офицер для особых поручений при министре внутренних дел. Погибшего Разумовского, или Гранта, знает очень давно. По ее словам, Грант когда-то был сотрудником КГБ, офицером спецназа, потом уволился. Она обещала всячески помогать нам, но у нее совершенно конкретный интерес: она, как и первая клиентка, считает, что после Разумовского остался дневник, содержащий чрезвычайно важные сведения о преступном мире, о коррумпированных чиновниках, о контактах самого Разумовского, то бишь Гранта, с высшим милицейским начальством. Она просит нас, если мы дневник этот найдем, немедленно уведомить ее, поскольку для руководства МВД такой документ должен представлять интерес чрезвычайнейший. Она гарантирует, что вся необходимая для нашего расследования информация, содержащаяся в этом документе, будет нам предоставлена. Между прочим, типичная для полиции и вообще спецслужб позиция: найди секретный материал, отдай, а потом, может быть, тебе обломятся какие-то крохи.

— Ага, — подхватил Сева. — Проходили. Отдай жену дяде, а сам того…

Как ни удивительно, вся эта история, начинавшаяся с не вполне серьезного явления трех дам, оборачивалась вполне серьезным делом. И когда мы все прочувствовали это, когда точно определили, кто чем занимается, наш мозговой штурм как-то сам собой завершился всегдашним полустуденческим балаганом: Севка балагурил, я отбрехивался, попутно уже прикидывая, как лучше развернуть дело.

Я почему-то жалел, что не знал, да и знать, конечно, не мог, что конкретно предшествовало этому необычному визиту. Ужасно меня занимало помимо всего прочего, как это они, такие разные, собрались вместе, почему выбрали именно наше агентство…

Словом, надо честно сознаться, сегодняшняя встреча произвела на меня впечатление: сразу три женщины, и все такие необычные. Будет грустно, если дело, на которое они нас подрядили, окажется зауряднее самого их визита.

Впрочем, те деньги, которые они посулили, компенсируют и это. Во всяком случае, аванс, который я убрал в свой сейф, позволял на это надеяться…

Тем же днем неудержимый Макс пустился по заданию Дениса в поиск. Он и так-то на свежего человека производил впечатление страшноватое, а уж когда начинал работать и забывал обо всем на свете, то вкупе со своей дикой бородой и отсутствующим, горящим взглядом становился похож и вовсе не то на сбежавшего из больницы психа, не то на только что вылезшего из своего дупла лешего.

Гоняя свою технику, он то крякал от удовлетворения, то гукал, как филин, то хохотал, то рвал на себе волосы, не замечая никого вокруг. Компьютер в эти экстатические минуты словно заменял ему все остальное: жену, детей, которых у него, впрочем, не было, удовольствия, раздражители — словом, чуть ли не саму жизнь. Но уж и полезный выход от такого полоумия следовал выдающийся. Мало того что Макс был гениальный хакер, у него была на плечах голова и какой-то врожденный талант на поиск — то, что у сыщиков называется нюхом. Уж если Макс брался что-нибудь искать или что-нибудь исследовать, можете быть уверены, он выскребал всю интересующую его информацию до донышка — тому, кто шел по Максову следу, редко светили открытия. Причем решения его были иной раз настолько неожиданными, что, казалось, нормальному человеку они просто не могли бы прийти в голову. Как хороший домушник знает, где чаще всего хозяева прячут деньги или ценности — в белье, в банках с крупой, в цветочных горшках, — так и Макс безошибочно угадывал, где может храниться тот или иной напрочь, казалось бы, похороненный документ. Например, однажды он нашел надежнейшим образом законспирировавшегося афериста, совершившего свое преступление в прошлом, по… трудовой книжке. Часто имея дело с самыми разными документами, он вывел для себя некий алгоритм. Где в бывшей Стране советов следует искать самые ранние документальные свидетельства о человеке, которые как бы сохраняются на всю жизнь? Метрика, приписное свидетельство, паспорт — все это не то. А вот трудовая книжка — свидетельство надежное и стабильное, как могильный памятник. Где именно делаются первые записи, когда человек впервые устраивается на работу, или поступает учиться, окончив среднюю школу, или возвращается из армии? В ней, в трудовой книжке, сопровождающей потом человека всю его жизнь, до выхода на пенсию. И те юношеские сведения так и хранятся в ней в самом первозданном, самом незамутненном виде. Вот так по совету Макса Грязнов-старший, дядя Дениса, и нашел Ицхака Боруховича Кацмана, который, двадцать пять лет скрываясь от преследования, стал постепенно, шаг за шагом Игорем Борисовичем Куницыным… Что и требовалось доказать.