Двое из Холмогорья - Галина Романова

Керагаст долго чурался девушек — в отчем доме он рос забитым, полудиким подростком, уверенным в том, что он урод и не достоин не только любви, но и простого человеческого участия. Старший брат, который был на три года старше, с четырнадцати лет хвастался любовными победами — служанки считали делом чести ублажить молодого господина. Попав в Орден Щитоносцев и став с возрастом, неожиданно для себя, объектом пристального внимания женщин и девушек, Керагаст в душе так и остался мальчишкой, который не считает себя привлекательным. Несколько случайных связей — сэр Годован сам иногда отпускал юношу «развеяться», — вообще укрепили его во мнении, что его по-прежнему не любят, просто хотят развлечь себя обществом «урода». Он не верил страстным признаниям, оставался холоден к любому проявлению чувств, но сейчас, обнимая таинственную незнакомку, неожиданно для себя ощутил желание.

Ее губы оказались мягкими и нежными, сладкими и чуть терпкими на вкус, как лесные ягоды — малина, черника и земляника вперемешку с клюквой. Никогда — во всех смыслах этого слова — Керагаст не встречал чего-либо подобного.

Девушка прервала поцелуй как раз в тот миг, когда молодой рыцарь уже был готов потерять голову, впервые в жизни подхватить незнакомку на руки и увлечь ее к себе, чтобы до утра не размыкать объятий, окунуться вместе с нею в омут и…

Но светлые глаза рассмеялись, блеснув искорками, она вывернулась из его объятий.

— Спеши, — промолвила девушка, пятясь, — у тебя мало времени.

— Погоди! — как со стороны, услышал он свой голос — Постой! Мы… еще увидимся?

— Нет никакого «мы», — покачала головой девушка, продолжая отступать. — Есть ты и я. Ты хочешь меня увидеть?

— Да! — воскликнул Керагаст с таким пылом, что девушка рассмеялась.

— Если ты действительно очень хочешь меня увидеть, ты меня найдешь. А теперь — иди. Времени нет!

Она вдруг оказалась очень далеко — на том краю дворика, в простенке между собором и казармами.

— Постой! — Керагаст рванулся, но зацепился за что-то ногой и упал на колени. — Погоди! Скажи хоть, как тебя зовут.

— Если увидимся еще раз, скажу, — кокетливо тряхнула головкой девушка и исчезла. Вот только что она стояла в простенке, раскинув руки и касаясь кончиками пальцев с одной стороны — стены собора, а с другой — казармы, и вот уже развернулась спиной, легконогой тенью сорвалась с места и растаяла.

Чресла ныли от неудовлетворенного желания. Впервые в жизни Керагаст подумал, что женщины, со слезами обнимавшие его сапоги и умолявшие красавца-рыцаря остаться до утра, могли и не лгать, говоря о любви.

В тот вечер место Керагаста за столом в длинной монастырской трапезной пустовало. Впрочем, это никого не удивило — все знали, что молодой рыцарь все свободное время проводит у постели умирающего Великого магистра.

Керагаст шел вниз.

Ближайший тайный ход начинался в соборе, откуда как раз сейчас валом валили рыцари и послушники, спеша в трапезную. Было просто удивительно, что никто не воспользовался коротким путем и не пересек этот внутренний двор — все, как стадо, пошли окольным путем по внешнему двору и плацу, на котором обычно тренировались рыцари. В самом соборе задерживались только немногочисленные служки из числа старших послушников — далеко не все молодые люди, переступавшие порог Ордена Щитоносцев, становились оруженосцами. Те, на кого не падал выбор ни одного рыцаря, постепенно прекращали тренироваться и становились монахами. Правда, из их числа иногда выходили ученые, — например, монахом был нынешний алхимик, брат Пизар.

Керагаст еле дождался, пока собор опустеет и священник, отец Коцел, запрет его большим соборным ключом. После чего молодой рыцарь схватил с алтаря подсвечник, зажег все шесть воткнутых в него свечей и направился в левый предел.

Тайный ход в подземелья начинался под могильной плитой одного из братьев-основателей. Именно потому, что первыми щитоносцами были три брата, герцоги Холмогорские, все нынешние щитоносцы называли друг друга братьями. Трое братьев-основателей умерли в разное время, дожив до преклонных лет — от восьмидесяти четырех до девяноста семи, — и были похоронены в разных местах. Только останки старшего находились в соборе, в центральной гробнице. Немногие знали, где нашли последний приют останки младших братьев. Керагаст не относился к числу тех немногих, но зато знал, как без ключа открыть этот ход.

Самым сложным было отодвинуть крышку гробницы — она была нашпигована ловушками, которые оберегали «прах героя» от осквернения. Спустившись внутрь, Керагаст встал на колени, провел рукой по полу. Его тонкие ловкие пальцы без труда нащупали в щели нужную пружину, и, когда он со второй попытки привел в действие скрытый механизм, половина пола ушла вниз, открыв крутую узкую лестницу. Мысленно помолившись братьям-основателям, придумавшим этот ход, молодой рыцарь стал спускаться.

…Сейчас он шел по узкому холодному ходу, одной рукой касаясь стены, а в другой держа тяжелый подсвечник.

Керагаст совершенно не представлял, куда должен идти. Нет, он уже неоднократно бывал в подземельях — сэр Годован давно познакомил молодого рыцаря с системой тайных ходов, которые располагались на нескольких уровнях под монастырем и тянулись далеко за его пределами. По сути, это был еще один монастырь, только подземный, — тут имелись кельи для провинившихся, тюрьма для преступников, кладовые, небольшая часовня, комнаты для занятий науками, кладбище. Но куда идти? Где искать то, что спасет сэра Годована? Керагаст был готов на все — своего наставника он любил больше отца, больше всех людей на свете.

Подземный ход сделал поворот, и дорогу ему перегородила решетка. Керагаст остановился, размышляя. Кажется, он все-таки свернул не туда, погрузившись в свои размышления. Но поворачивать назад не имело смысла.

Запор на решетке располагался с другой стороны. Просунув руку сквозь прутья, Керагаст отомкнул засов и ступил в другой коридор, который был шире и выше предыдущего. Здесь пол выложили плиткой, а стены были гораздо ровнее. Кроме того, откуда-то тянуло едким запахом зверя, а тишину нарушало чье-то мерное дыхание, усиленное и искаженное эхом.

Керагаст знал о своих магических способностях — каждого новичка-послушника в первые дни тестировали, чтобы выявить его таланты. И сейчас он машинально сосредоточился, мысленно ощупывая пространство.

И сразу понял, куда попал.

Узкие, как ножны для мечей, скорее, даже не кельи, а ниши, в которых практически невозможно было развернуться, строители затворили решетками. Все они были заняты. В одних обитателях этих мест жизнь еле теплилась, другие еще были полны энергии. Лишенные свободы, света и общества, тут находили последний приют все те, чья вина была слишком глубока, чтобы проявить милосердие, но слишком мала для того, чтобы лишить их жизни. Сюда спускали тех, кого боялись убить, и тех, кого желали подвергнуть мукам.